Константин Аксаков и рождение славянофильства

Поставил на "100 книг" значительно расширенную версию очерка о Константине Аксакове, написанную для "Добрых русских людей". Она содержит не только более подробную характеристику воззрений Аксакова, но и размышления о феноменах западничества и славянофильства.

Читайте, репостите.

Ну и не забывайте поддерживать "100 книг".

Бусти: https://boosty.to/100knig и Патреон: https://www.patreon.com/100knig

Когда мы судим из сегодняшнего дня западников и славянофилов мы смотрим на них во многом неправильно. Из сегодняшнего дня западники нам рисуются как либеральная тусовка, которая за жвачку и кокаколу. Ну или, если выражаться более культурно, то западники это люди, которые европейский космос предпочитают русскому космосу, те, для кого Нотр-Дам роднее Покрова на Нерли, а Шекспир важнее Достоевского.

Но этот взгляд совершенно анахронистичен. Особенностью положения старого русского западничества в том, что никакого Русского Космоса, которому западники предпочли европейский просто не было.

Той русской культуры, которая имеет абсолютное всепревосходящее мировое значение попросту не существовало. Представьте себе мир без Толстого, Достоевского, Чехова, Булгакова, Солженицына, Тютчева, Блока, Бродского. Мир без Мусоргского, Чайковского, Стравинского, Прокофьева, Свиридова. Мир без Верещагина, Васнецова, Малевича, Нестерова. Мир без Менделеева, Сикорского, Королева и Гагарина. Да без танка Т-34 и ракеты «Сатана» наконец…

А с другой стороны — мир без рублевской Троицы, без фресок Спаса на Нередице, без «Церкви воинствующей», без Покрова на Нерли, без Вознесения в Коломне, без Слова о погибели Русской Земли, Хождения за Три моря и Протопопа Аввакума. Всё это, конечно, физически наличествовало, но не было актуальным культурным фактом — актуализация древнерусской культуры едва наметилась с середины XIX века, а по настоящему мощной стала лишь к началу XX.

Вся наличествующая русская культура эпохи, когда начался спор двух направлений, сводилась к Ломоносову, Карамзину, Жуковскому, Пушкину (подражателю западных форм), Гоголю (малороссийскому чудаку) и полусостоявшемуся байронисту Лермонтову. Музыка — одинокий Глинка. Живопись — западник Брюллов. И всё.

Византизм? Византизм на тот момент был представлен Святейшим Синодом. Апофеоз византизма — митрополит святитель Филарет (Дроздов). Некоторые славянофилы немного общались со старцами Оптиной Пустыни. О преподобном Серафиме Саровском в образованной Москве почти никто не слышал.

Россия и Запад противостояли на тот момент не как два равноправных культурных мира, а как полнокровная и многообразная вселенная и культурное «околонуля». Вписаться в ту вселенную, оформить себе не слишком позорное место во втором ряду казалось уже величайшим счастьем. То есть разумный рациональный человек в середине XIX века обязан был быть западником.

То, что на тот момент предлагали славянофилы было чистой воды утопией — выдумать, вымечтать Россию как особый отдельный культурный мир. И это при отставании по абсолютно всем параметрам от западной цивилизации. Нужно было быть настоящим мечтателем, чтобы в это верить и совсем уж авантюристом, чтобы в этом духе действовать.

Нужно было очень верить в этот «русский мираж», очень трудиться, расширяя его и в прошлое и в будущее, чтобы в итоге придать ему то колоссальное ускорение на котором он движется сейчас.

Славянофильство все как целое было мощным ответом русского мыслящего общества на провозглашенный из уст власти принцип русской народности. Но славянофилы были партией не охранительства старого, а напротив — партией великой и дерзновенной мечты. Мечты, которая за следующие полтора столетия стала фактом.