Перед тем, как ты уйдешь. Часть II (17-19)

***      

Часы очень медленно отсчитывали секунду за секундой. Казалось, в каждой из них прячется еще как минимум сотня таких же микроскопических секунд. Сколько времени прошло — минута, две, пять, а может, час? Кёныль не понимал. Но он прочувствовал каждую из этих бесконечных секунд, потому что упрямо продолжал пялиться на часы, висящие прямо перед его глазами — на противоположной стене, сразу возле стеллажа с незаконченными делами. Пока они оба — и Чонгук, и Тэхен — нависали над ним.

Кёныль взрослый, Кёныль выдержит и он не дрогнет. Ни от давления детективов, ни от их презрения, ни от страха.

Когда-то именно Тэхен сказал ему, что он будет отличным детективом и копом. И патрульный понимал, насколько тот сейчас в нем разочарован.

— Кто еще есть в списке? Кто виновен в смерти твоего брата? — в миллионный раз спрашивал его Чонгук.

— Я не знаю! — упрямо, на надломе повторял Кёныль. — Я ничего не знаю!

— Ты хоть осознаешь, что теперь ты — главный подозреваемый? — бросал ему Тэхен, не понимающий, как он мог не замечать очевидного.

— У меня на все дни есть алиби!

— Насколько предусмотрительно! — фыркнул Гук. — Не находишь? Как же так получилось?

— Все вечера я провожу в месте, где всегда много людей, и они могут подтвердить это!

— Где? — желваки под скулами Тэхена ходили туда-сюда. Они охренеть насколько сильно с Чонгуком провалились в этом расследовании.

Патрульный старался абстрагироваться от давящей на него доминантной ауры детектива Кима и гнева предельно рассерженного детектива Чона. Только детектив Квон не принимал участия в этом допросе. Он всё так же сидел на своем месте, и лишь сверлил Кёныля максимально мрачным взглядом, перекатывая в руках точилку для карандашей.

— В больнице. Моя мама лежит там, и я каждый вечер до самой ночи провожу в ее палате. Меня знают все врачи, медсестры и пациенты… — сбивчиво объяснил Кёныль. — У меня действительно есть алиби на каждое из убийств.

— Мы это обязательно проверим, — мрачно пообещал Гук. — Ты помогаешь убийце? Ты знаешь, кто он? — продолжал допытываться он.

И снова патрульный только отрицательно мотает головой — из стороны в сторону. Так быстро и так резко, что, кажется, его голова в какой-то момент не удержится на тонкой шее и попросту свалится. Почему-то именно об этом думал Тэхен, глядя на него.

— Теперь я понимаю, почему Пак Бёнчхоль так странно отреагировал на тебя, когда ты подошел, — проговорил он, доставая из памяти их опрос учителя. — Он знал, кто ты.

— Многие в городе знают, кто я, — подтвердил Кёныль. — Из-за брата.

— Каждый раз, когда я спрашивал его об историях, в которых участвовал его дружок Чан Сушим, — продолжил вспоминать Тэ, — он смотрел на тебя и замыкался. Что он сказал тебе, когда я ушел?

Понурый Кёныль упрямо молчал, но затем всё же ответил:

— Он спросил: «Это ты его убил?»

— Блять… — Чонгук в очередной раз закатил глаза. — И что ты ему ответил?

— Сказал, что не я! — почти крикнул Кёныль. — А он добавил, что не удивился бы, если бы это сделал я, потому что мерзавец Сушим заслужил это за историю с моим братом. И что он меня не выдаст.

— Когда ты понял, что убийства связаны с твоим братом? — Тэхен всё же отошел от Кёныля и вернулся к своему столу — в Чонгуке было столько ярости, что Тэ не хотел ее еще больше множить возле этого испуганного их давлением парня. Хотя у самого внутри всё кипело и взрывалось.

— В тот день, когда детектив Чон болел, а мы опрашивали родственников Кан Сонхо.

— Каким образом ты это понял?

— Я узнал Юи Аясе.

— Сестру Кан Сонхо? — Тэхен ничего не понимал. — А она здесь каким боком?

— Она приходила на похороны моего брата. На третий день, когда наша семья принимала гостей, пришедших проститься с ним. Она хотела увидеть его. Поднялся скандал, все кричали и шумели. Было столько проклятий... Моя мама тогда ее выгнала. Когда Юи Аясе уходила, то посмотрела на меня таким взглядом. Острым, как нож. И на допросе тоже. Точно таким же взглядом. И я ее вспомнил. Хоть с тех пор и прошло двенадцать лет.

— Почему она приходила на похороны твоего брата? — спросил Гук. — Из-за Кан Сонхо?

— Потому что она — мать Юи Хекдже. Второго мальчика.

Все трое — и Чонгук, и Тэхен, и унылый Квон в шоке уставились на патрульного.

— Блять! — заорал Чонгук. — И как тебя не прибить после этого?!

— Да уж новости… — не зря Юи Аясе выглядела и вела себя настолько подозрительно. Тэхен ее даже тогда в подозреваемые записал, хотя последующие убийства никак с ней не были связаны, и ее имя стерли с доски, оставив пометку только в памяти, да и то карандашом. А оно вот как оказывается. Теперь понятна ее огромнейшая ненависть к брату. — Получается, Кан Сонхо травил и обесславил на весь город родного племянника? — вслух произнес Тэ.

— Я, детективы, абсолютно ничего не знаю, — негромко произнес Кёныль. — Когда всё произошло мне было двенадцать лет… Никто мне ничего не рассказывал, никто ничего не объяснял. В моей памяти остались только лишь ощущения. Ужасные ощущения… Боль. Страх. Паника. Стыд. И снова боль. И как нас ненавидел весь город… После того, как я узнал Юи Аясе, я спросил у вас, детектив Ким, где было обнаружено тело. Вы показали мне это место на карте. И я понял, что в этой же местности умер и мой брат.

— Но ты ничего не сказал! — рассерженно заметил Чонгук.

— Не сказал, — подтвердил Кёныль.

— Ты знал, что убивают всех, кто причастен к смерти твоего брата, и молчал!

— Я не знал! Детективы, я еще раз повторяю: я был ребенком и мне ничего не рассказывали. А уже после того, как вырос, я даже не пытался что-то узнать или выяснить. Было слишком больно. И я не собирался тревожить память Джун У. Я не знаю всех обстоятельств, не знаю, кто был вовлечен. Я действительно ничего не знаю. Но с того дня, как у меня появились те догадки, параллельно я начал проводить свое собственное расследование.

— Ты можешь внятно объяснить, зачем ты наворотил всё это? — Чонгук упер руки в бока. — Почему не рассказал? — и Кёныль тут же замкнулся в себе. — Из-за тебя мы двигались в совершенно неправильном направлении! Ты бойкотировал расследование!

— Я не бойкотировал его! Я ни разу не подтасовал факты и ничего не скрыл! Я только не сообщил о своих догадках! Я был просто свидетелем, которого вы не опросили. Вы не можете обвинить в молчании того, кого сами не допросили!

— Ты поставил под удар всё расследование! — крикнул взбешенный Чонгук, и Кёныль против воли сжался.

Тэ молчал, теперь, как и унылый Квон, только наблюдая за тем, как Чонгук от ярости сходил с ума. Сейчас Кёныль неожиданно напомнил Тэхену Бомгю. Тот так же стоял и светил упрямым взглядом, когда Тэ его за что-то отчитывал. Как бы говоря: «Я всё равно не принимаю эту вину».

Как тогда, когда Бомгю разбил его машину. И только губы поджимал. Всё выслушал, но вины не принял. Потому что должен был спасти Оракула-хена и того странного мрачного типа.

— Чонгук, — негромко, но всё же с нажимом произнес Тэ. — Хватит.

— Ты! — Гук повернулся к нему, его глаза сверкали от едва сдерживаемых эмоций. — Не смей меня останавливать! Если бы я тогда не болел, — бросил он, — если бы тогда полноценно принимал участие в расследовании, этого бы не случилось! Он бы не обманул меня! Так, как сделал это с тобой!

— Конечно… — пробормотал Тэхен, куснув себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не выдать, насколько его задели эти бездумно брошенные Чонгуком слова.

Он прекрасно видел, что Гук заведен, и он не раз слышал, что тот в пылу может бросать незаслуженные обвинения или оскорбления. В конце концов, его вспыльчивую натуру знали все, за что и прозвали Зверем. Но, конечно, прочувствовать это на своей шкуре было неприятно.

— Патрульный Юн, немедленно со мной к суперинтенданту! — между тем бросил Чон и пулей выскочил из кабинета.

Кёныль повернулся к Тэхену.

— Я не жалею о том, что сделал, — упрямо сказал он. Как будто единственный, перед кем ему по-настоящему было стыдно — это детектив Ким, который настолько сильно в него верил и поддерживал его. И только ему он хотел всё объяснить. — Даже если меня за это уволят. Я должен был защитить моего брата. Чтобы его имя вновь не полоскали, чтобы его снова не унижали, не смеялись над ним. Как тогда. Долгие месяцы в этом городе только и разговоров было о моем брате... Над ним не глумился только ленивый! Каждый человек любого возраста считал себя вправе его оскорблять. Мама плакала и говорила, что душа Джун У никогда не найдет успокоения. Потому что он убил себя. И потому что его имя не покидало грязных ртов местного сброда! Тогда, детектив, я не смог его защитить… Но сейчас я достаточно взрослый и сильный, чтобы это вынести! Больше в этой жизни я ничего не смогу сделать для Джун У. Только защитить его память от новых оскорблений. Всё, что он сделал — это полюбил. Видимо, в нашем мире это преступление, — с горечью бросил он. — И кому, как не вам с детективом Чоном об этом знать.

Кёныль вышел из комнаты вслед за Гуком.

А Тэхен так и остался стоять, хмуро глядя ему вслед. Он не пошел к шефу. Не хотел видеть, как пребывающий на пределе своей ярости Намджун будет растерзывать на куски этого мальчишку. И Чонгук не встанет на его сторону — это было уже совершенно очевидно.

Он повернулся к копу первого участка, молча наблюдающему за ним.

— Ну, что думаете, детектив Квон? Каково ваше мнение обо всём, что только что произошло?

Унылый Квон, в конце концов, оставил в покое точилку для карандашей и засунул ее в выдвижной ящик стола.

— То, что патрульный что-то скрывал, было очевидно с самого начала, — ворчливо проговорил он. — Даже странно, что вы с Чоном этого не заметили. Патрульный далеко не спец в двойной игре.

Тэхен согласно кивнул. Что и следовало доказать — он слишком расслабился, живя здесь. Собственное железное правило — не доверять никому и всегда быть начеку, видимо, стерлось во флёре неги счастья с Чонгуком. Каждый день из ста восьмидесяти прошедших здесь дней — только удовольствие, только наслаждение, только счастье.

— Но это и понятно, — добавил унылый Квон. — Вы ведь доверяли ему. Это мне, чужому человеку, со стороны было видно всё. Так что... Не парьтесь из-за этого слишком.

Даже занятно было, что коп из первого ненавистного им участка пытался его приободрить.

Прошло около получаса, прежде чем вернулся Чонгук. Один.

— Кёныль отстранен от расследования, — мрачно сообщил он. — Но остается в нашей команде в качестве консультанта. Так как может много чего знать. После окончания расследования, если он не окажется убийцей, сообщником и никоим образом не будет замешан ни в одном из преступлений и в сокрытии фактов, он напишет рапорт на увольнение и больше никогда не будет работать в полиции.

— Но Чонгук! — вскинулся Тэхен.

— Что? — поинтересовался Гук, с самым невозмутимым видом глядя на напарника. — Я вообще-то настаивал на внутреннем расследовании. Но шеф слишком добрый. Он дал патрульному Юну выбор: пройти через отдел внутренних расследований или уволиться. Тот выбрал последнее. И правильно сделал. После внутреннего расследования его репутация будет полностью запятнана, и отмыть ее он уже не сможет никогда. Потому что он виновен в сокрытии фактов и в преступном вмешательстве в процесс расследования. И это пока то, что на поверхности. Может еще оказаться, что он подтасовывал улики. После всего, что он совершил, он не имеет права носить полицейскую форму.

Чонгук отвернулся от него, как бы давая понять, что разговор окончен.

Тэхен вышел из кабинета и направился прямиком к шефу.

— Нам, ты же не примешь заявление об уходе Юн Кёныля? — с порога спросил он. — Не делай этого!

— Твой Чонгук совершенно иного мнения, — спокойно заметил Намджун, продолжая делать то же, что и до прихода Кима — раскладывать свои бумаги в алфавитном порядке.

— Чонгук родился в мире, где есть только черное и белое. А еще он очень уважает форму полицейского…

— А ты, значит, ее не уважаешь? — едко подметил Намджун. — Да, Чонгук во многом — идеалист, и он не понимает, как можно предать свой значок. А предав, как ни в чем ни бывало, продолжать работать в полиции. Но он абсолютно прав.

— Он абсолютно прав как идеалист. А ты, как начальник полиции, как политик до мозга костей, как тот, кто всю жизнь лавирует между правилами и тем, как их обходить, чтобы оградить своих подчиненных и свой участок — ты не имеешь права вестись на поводу у идеалиста Чонгука!

— Тэхен, патрульный Юн виновен!

— Виновен, — согласился Тэ. — Но если не будет доказана его вина глубже, чем умолчание того, что он понял, что дело касается его брата, то всё его преступление заключается только в том, что он не хотел, чтобы его семья снова проходила через тот кошмар!

— Тэхен, у тебя всегда был слишком свободный взгляд на многие вещи. Твой мир всегда был шире той коробки, в который были замкнуты мы с детективом Чоном. Но в нашей коробке нужно следовать прописанным правилам, а не делать скидку на сопутствующие обстоятельства. Патрульный Юн Кёныль нарушил закон. И он мог бы пройти через отдел внутренних расследований и попытаться очистить свое имя и свою совесть. Но он выбрал увольнение из полиции, и значит, так тому и быть.

— Понизь его, срежь зарплату, дай ему испытательный срок… Пусть перебирает бумажки в том подвале, из которого я его вытащил, до скончания веков... Что угодно! Но ты ведь понимаешь, что если вышвырнешь его за пределы участка, то буквально толкнешь его с обрыва! И всё это — в самом начале его жизни! Он не сумеет найти для себя новое достойное занятие или сделать другую карьеру с таким чувством вины и в этом маленьком городе! Сейчас, в эту самую минуту, ты ломаешь его жизнь!

— Тэхен! — рявкнул Намджун. — Я еще раз повторяю! Он виновен! А здесь не благотворительная организация! Это вы с Оракулом подбирали подбитых и брошенных в подворотнях щенят! Но вы работали на себя и могли делать, что хотели! А мы все работаем на Национальное полицейское агентство и на благо народа нашей страны! И здесь есть свои четкие правила! Юн Кёныль нарушил эти правила и будет уволен! Свободен.

***

— Расскажи всё, что тебе удалось выяснить.

Чонгук был уже намного спокойнее, но суровость не сходила с его лица, а глаза продолжали отливать льдом. От одной мысли, что патрульный Юн воспользовался их с Тэхеном безоговорочным доверием, его выворачивало внутри.

У Кёныля было опухшее лицо — видимо, после визита к суперинтенданту он где-то плакал.

— Всё произошло в 2010 году, — послушно начал рассказывать он. — Моего брата Юн Джун У и его лучшего друга Юи Хекдже застукали в школе. Они остались после уроков, так как были дежурными и убирались в спортзале. Пак НаРа их увидела. Кажется, они целовались. И рассказала обо всём своему придурковатому парню — Чан Сушиму. А потом и всем остальным в этом городе. Это то, что я определил сейчас, после того, как эти двое были убиты. В принципе, догадаться о такой цепочке событий было несложно... Мэр нашего города, до которого дошел слух, решил использовать это в своей новой предвыборной компании. Даже слоган соответствующий придумал, — с ненавистью рассказывал Кёныль. — Там было что-то вроде "Очистим наш город от грязи". Всем зашло, все поддержали.

— Как звали тогдашнего мэра? — поинтересовался Чонгук понимая, что тот — потенциальная жертва мстителя.

— Я тоже об этом подумал, — согласился патрульный, подойдя к их доске и вывел на ней имя. — Ким Ёнгхо. Кстати, его тогда не перевыбрали. На посеве ненависти далеко не уедешь. Ему сейчас восемьдесят шесть лет и последние пять он живет в доме престарелых в Гуми. Я связывался с ними и предупредил, чтобы не пускали к нему посторонних. Он почти выжил из ума, болеет, передвигается на инвалидной коляске... Не уверен, что он является одной из целей убийцы, — заметил Кёныль, нарисовав знак вопроса возле имени потенциальной жертвы. — Хотя и заслуживает всего самого худшего. Но я много думал об этом... Мне кажется, мститель не будет гоняться за полоумным стариком. Тот даже не поймет, за что его убивают. А для мстителя это важно — чтобы его жертвы сто процентов осознавали, почему это с ними происходит.

— Хорошо, — Чонгук сдержано кивнул, нехотя подумав, что из Юн Кёныля получился бы отменный детектив. Но уже не получится. — Что было дальше?

— Вскоре Юи Хекдже из города увезли — прочь от этого массового помешательства. А мой брат остался здесь.

— Почему твои родители не сделали так же, как и родители Хекдже? — спросил Тэ.

Тот недоуменно пожал печами.

— Не знаю. Скорее, они не понимали, во что это всё выльется.

— Составь таймлайн происшедшего, — попросил Тэхен.

— Из того, что мне удалось выяснить...

Кёныль вновь подошел к доске и быстро начеркал нужные сведения.

4.05.2010 — Юи Хекдже уехал из города

Последнюю строчку патрульный написал дрогнувшей рукой.

— Что тебе известно о Юи Хекдже? — задал вопрос Чонгук.

— Буквально ничего. Но в моем списке он — главный подозреваемый. После того, как он уехал из города, его след полностью теряется.

— Я задавал Юи Аясе вопрос о ее детях, — вспомнил Тэ. — Она говорила, что у нее есть сын и дочь, и оба живут далеко, у каждого из них своя жизнь.

— Дочь Юи Аясе — Кан Доен. Она замужем, есть ребенок — дочь. Проживает с семьей на Чеджу. Держит с мужем магазин сувенирных изделий. Всякие поделки из ракушек и статуэтки местных каменных истуканов. Что касается Юи Хекдже, то он жил какое-то время в Сеуле. Окончил там школу и поступил в Сеульский Национальный. Но потом исчез. В то время ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством. Но никаких доказательств этому нет.

— Ты хорошо поработал, — заметил Тэ, а Чонгук, между тем, бросил на него недовольный взгляд. — Ты определил список возможных будущих жертв?

— Не то, чтобы список... У Чан Сушима в те времена была небольшая компашка таких же уродов, как и он сам. Если мститель решил, что Чан Сушим виновен больше, чем остальные жители этого города, значит, у него были какие-то резоны для этого. И, вполне вероятно, что в списке убийцы могут находиться и тогдашние друзья Сушима.

— Тебе удалось выяснить их имена? — впервые вклинился в разговор унылый Квон.

Тот покачал головой.

— Знаю только их клички... Но ни настоящих имен, ни фотографий — ничего.

— Кстати, фото Юи Хекдже и Юн Джун У, — напомнил Чонгук.

Патрульный повесил на доску фотографию Юи Хекдже. Но вновь замялся, с усилием превозмогая внутреннее сопротивление и боль, вешая фотографию своего брата.

Всё, чего он так боялся, произошло — одна из немногих оставшихся фотографий Джун У теперь висит на бездушной доске. И каждый может видеть его, безразлично обсуждать, залезать своими грязными руками и ногами в его душу, в его любовь и в его такую короткую жизнь.

На фотографиях были запечатлены обычные, еще совсем юные ребята — одному шестнадцать, другому — семнадцать. Беззаботно улыбались, оба в школьной форме. Видимо, Кёныль взял снимки из школьного альбома.

Пальцы патрульного продолжали касаться фотографии брата. Он был не в состоянии оставить его на доске одного — среди всей той грязи расследования.

Тэхен подошел и снял снимок Джун У.

— Думаю, мы и так запомним, как он выглядит, никто из нас четырех деменцией не страдает, — сухо произнес он, сунув фотографию Кёнылю в руку.

Он знал, что Чонгук в это время смотрит на него крайне неодобрительно. Но, тем не менее, он не обвинял Гука в бесчувственности. Просто Чонгук не понимал. Гук родился в хорошей семье, никто из его близких не умирал — даже все его бабушки и дедушки всё еще в отличном здравии. И хорошо, что в жизни Чонгука не было такого, чтобы он сумел прочувствовать ту самую жуткую боль потери любимого, родного и близкого, который больше никогда не вернется. Хорошо, что Чонгук этого не понимал.

Но Тэхен знал — если бы ему самому пришлось повесить на такую доску фотографию Бомгю, он бы скорее сжег эту доску, чем сделал это.

А вот судя по взгляду унылого Квона, тот полностью разделял действия Кима.

— Надо будет, чтобы наши спецы состарили фото Юи Хекдже, — сказал Гук. — Вероятно, тот сейчас находится в городе. Что насчет бывшего мужа Юи Аясе? Они ведь в разводе, правильно?

— Да, — продолжил рассказывать Кёныль, быстро пряча фотографию брата. — О нем тоже никакой информации нет. Вроде как после развода уехал из страны в поисках лучшей жизни. Его след тоже потерялся.

— Меня интересует, почему прекратились убийства? — задал вопрос Чонгук. — Если судить по найденным телам, последнее было 29 октября. Возможно, убийства всё же прекратились?

Но Тэхен к этой версии был настроен скептически.

— Очень в этом сомневаюсь. Мне больше кажется, что мститель взял вынужденную паузу, чтобы подготовить и качественно совершить остальные намеченные убийства. В подобном быстром и безошибочном темпе он бы не смог долго продвигаться.

— Возможны и другие причины подобной паузы, — заметил унылый Квон, вновь вливаясь в обсуждение. — С ним могло что-то случиться — он мог попасть в больницу, к примеру. Или одно из преступлений сорвалось и смешало ему все карты. Из-за чего его план мог застопориться. Невозможность убить строго намеченную на этот день жертву, заставляет душегуба выжидать, пока та жертва снова вернется к своему обычному графику.

— Юи Аясе, Пинки Сакаи, Пак Бёнчхоль, — перечислил имена Чон. — Это те, кого мы должны в срочном порядке повторно допросить. Эти трое точно что-то скрывают. Или, как минимум, что-то знают. И в этот раз я допрошу их сам.

Тэхен едва не скрипнул зубами. У него хватило выдержки не сглотнуть вязкую слюну, мгновенно собравшуюся во рту. Со всеми этими людьми ранее общался он. Это значит, что Гук только что выдвинул вотум недоверия его способностям как копа?

Уже на стоянке, куда они с Чонгуком пришли, чтобы съездить к Пинки Сакаи, Чонгук между прочим заметил:

— Не нужно было снимать фотографию Юн Джун У с доски. Он — ключевая фигура расследования и его снимок должен находиться там.

— А еще он — брат нашего с тобой младшего коллеги, — напомнил ему Тэхен.

— Коллеги, предавшего нас с тобой и очернившего свою полицейскую присягу, — невозмутимо парировал Чонгук, протестующе поджимая губы. Они как раз подошли к машине Тэ, но тот не спешил снимать ее с сигнализации.

— Потому что пытался защитить свою семью, — жестко сказал Тэхен. Его голос ощутимо потяжелел. Он чувствовал это — надвигающуюся ссору. Надвигающуюся грозу.

— Да, — согласился Гук, продолжая демонстрировать напускное спокойствие, — но это не отменяет его предательства.

Он весь подобрался и был напряжен, будто готовился к серьезной словесной схватке. И Тэхен едва не схватился за голову, подмечая всё это в своем отстраненном и хмуром напарнике.

— Не могу поверить, что мы ругаемся из-за Кёныля!

— Мы ругаемся не из-за Кёныля! — уже разъяренно бросил Чонгук, делая нервный вдох.

— А из-за кого? Из-за Мин Джуна? — не ожидавший такого Гук застыл. А Тэхен, всё более распаляясь, продолжил: — Всё еще желаешь узнать, трахался я с ним или нет? Тебе станет легче, если ты это узнаешь? Это каким-то образом изменит твое отношение ко мне? Как это вообще способно что-то изменить?.. Почему это вообще важно?

— Это был всего лишь вопрос, — после секундного замешательства ответил Чонгук.

— Вопрос, на который я не хочу отвечать. Ты знаешь, неожиданно я осознал, что я, судя по всему, плохой возлюбленный. Не способный ответить на все твои вопросы. Не способен делать всё так, как этого хочешь ты. А еще я — плохой коп, — уязвленно бросил Тэхен, глядя на Чона в упор. — Знаешь что... Проведешь допросы сам. В конце концов, ты всё равно мне не доверяешь. И домой доберешься сам. На сегодня мне нужен перерыв.

Шокированный Чонгук молча наблюдал, как Тэхен разблокировал свой внедорожник, открыл дверь, забрался внутрь и вырулил со стоянки.

***

— Пинки-сан, открылись новые сведения, и полиции нужна ваша помощь.

Чон терпеливо ждал, пока Пинки Сакаи медленно и максимально изящно наливала в чашки чай из фарфорового заварочного чайника.

Она была одета в японский традиционный траурный наряд, ее волосы были аккуратно уложены, на лицо нанесена косметика. Хотя красные глаза выдавали, что она недавно плакала.

Гук незаметно оглянулся, подумав, что в этом помещении присутствовала некая атмосфера давности, а в ее хозяйке — нетипичная ее возрасту величественность и серьезность.

Она принесла блюдечко с усыпанным пудрой и тертым миндалем печеньем и снова, как и в прошлый раз, когда патрульный был здесь с Тэхеном, поставила его перед Кёнылем.

— И что же это за сведения? — совершенно без интереса спросила она, присаживаясь на софу.

— Мы выяснили, что причиной возможного убийства вашего мужа могла быть давняя история с самоубийством Юн Джун У.

Пинки тут же бросила быстрый взгляд на Кёныля, и Гук не мог его не заметить.

— Я так понимаю, вы в курсе той истории.

— Теперь, как я погляжу, вы тоже в курсе, — в тон ему ответила она.

— Почему вы сразу не рассказали?

Весь вид хозяйки дома выражал безразличие, когда она спросила:

— Разве это вернет мне Ави?

— И всё же, — Чонгук, следуя этикету, пригубил немного ароматного напитка, чтобы тут же отставить чашку и приготовиться слушать. Он понимал, что Пинки Сакаи не будет тянуть резину и только надеялся на то, что ее информация того стоит.

— Я уже рассказывала предыдущему детективу, что за пару недель до смерти Ави встретил в парке какого-то человека. И эта встреча заставила его окунуться в одну историю, в которой Ави невольно оказался самым непосредственным участником.

— Он вам рассказал, что это была за история?

— Да... — Пинки колебалась, прежде чем продолжить. — Вы обязаны помнить, что Ави был прекрасным и добрым человеком. Мы все допускаем ошибки! — Чонгук кивнул. — Когда Ави учился в школе, еще когда жил в Саппоро, он был ведущим школьной радиостанции. В то время было модно налаживать межнациональные контакты. Тем более, между Южной Кореей и Японией — вы же знаете, какие у нас натянутые отношения... Так вот, тогда передача, которую вел Ави, транслировалась на всю школу и здесь. Когда на поверхность вышла та история о двух мальчиках, которые любили друга друга... Кто-то рассказал об этом Ави. Ави был молодым, глупым, совершенно не понимавшим многих вещей. И бездумно бросил в эфире, что если бы подобное произошло в Японии, то виновный должен был бы взять в руки катану и совершить харакири, чтобы смыть этот позор. Но так, как они недостойны такого благородного поступка, то для них подойдет и петля, — Пинки бросила извиняющийся взгляд на бледного патрульного Юна. — Он ужасно сожалел о своих жестоких словах... Когда узнал о том, что произошло. И связать свою жизнь с Кореей решил как раз из-за этого. И сюда приехал тоже из-за этого... — она сконфужено замолчала. — Он действительно раскаивался...

— Пинки-сан, с кем ваш муж встретился за две недели до своей смерти?

— Я не знаю...

— Когда мы с вами общались впервые, вы утверждали, что у вашего мужа не было никаких причин для суицида. Теперь вы рассказываете нам это. Скажите, он мог покончить жизнь самоубийством из-за своего возросшего после той встречи чувства вины?

— Решительно нет! Я бы это ощутила! Я бы это поняла. Нет, такое невозможно!

В своем мнении Пинки Сакаи была абсолютно категорична.

— Тебя действительно в этом городе знают все, — бросил Чонгук, когда они с патрульным покидали квартиру безутешной вдовы.

— Я же говорил...

— Вы сегодня очень обидели детектива Кима, — негромко сказал Кёныль, когда они спускались по лестнице.

— Я знаю.

— Он не виноват в том, что я его обманул. Он верил мне.

— Я знаю.

— Вы должны будете попросить у него прощения.

— Я знаю.

***

— Детектив… Что вы здесь делаете? — Ли Раим, вернувшийся домой после поездки в поле, таращился на Тэхена, сидевшего прямо посреди его двора возле всё еще немаленькой морковной горы.

Тот, даже не глядя на Ли Раима, и продолжая обрезать зеленые стебельки у морковки, хмуро сообщил:

— Я ушел из дома. И теперь буду жить здесь.

Фермер с Фиником переглянулись.

— Мне кажется, я не совсем подхожу для этой работы, — спустя время заговорил Тэхен. И Ли Раим вздохнул с облегчением — он уже боялся, что тот будет молчать всё время. Детектив помогал ему чинить развалившийся тракторный прицеп, но делал это абсолютно молча. — Вернее, совсем не подхожу. Я не понимаю их, а они не понимают меня. Мы по-разному смотрим на одни и те же вещи. И еще мой парень… — Тэхен горестно вздохнул. То, чего он боялся больше всего, произошло... — Он разочарован во мне. Я практически завалил дело, потому что… Потому что верил одному парню. Мне кажется до того, как мы стали жить вместе, Чонгук видел меня по-другому. А теперь, когда он узнал меня, я могу не нравиться ему таким, какой я есть. Мои действия, мои мысли, и то, как я всё воспринимаю, как вижу этот мир... А если он всё давно понял, но не знает, как мне об этом сказать?.. — закончил он свою исповедь болезненным вопросом. Каждое слово давалось ему с большим трудом. Но фермер слушал его настолько отстраненно, что, казалось, будто и не слушал вовсе. И говорить было немного легче.

— Если ты не нравишься ему такой, какой ты есть, значит он тебя не любит, — убежденно сказал Ли Раим. — Любят не за что-то, а вопреки всему. Знаешь, в любимом человеке нравятся даже недостатки, а в нелюбимом раздражают даже достоинства. Так всегда говорила моя жена… Когда я чавкал за столом. Говорила, что прибила бы меня, но слишком меня любит, — он усмехнулся, закручивая гайку. — И даже такое ей во мне нравится. В твоем Чонгуке есть недостатки?

— Ни одного! — тут же ответил Тэхен.

— Что и требовалось доказать, — проворчал фермер.

— Может мне тоже купить трактор и вспахивать поля?

Ли Раим поморщился.

— То, как ты вытряс из меня душу при допросе… Поверь, ты хороший коп.

— Считаешь, я был бы плохим фермером? — опасно прищурившись, полюбопытствовал Тэхен.

— Я уверен, за что бы ты ни взялся, ты всё будешь делать по высшему разряду. Но ты — не фермер. Ты — коп.

— Быть копом значит… засунуть свое мнение и свое понимание глубоко в задницу. Нажать на свое горло и делать не так, как я должен поступать. Мне это не нравится. Мне это не подходит. Я чувствую бессилие, потому что этот мальчишка, принявший неправильное решение, но старавшийся поступать правильно ради своей семьи, может утонуть в этой жизни. Раньше, когда я видел подобное, я всегда вмешивался. А теперь мне говорят стоять, не двигаться и ничего не предпринимать. Потому что так правильно. Так по уставу. Но я так не могу. И не смогу.

— Величайшее счастье — оставаться тем, кто ты есть, — согласился фермер. — Будь собой. Мир привыкнет.

Кто знает, может, Чон Хосок прав? Кто будет спасать мир от мерзавцев? И сможет ли Тэхен быть самым обычным человеком? Если помогать другим — глубоко зашито в его ДНК?

Трагедия одного Юн Кёныля, которого бездушная система перемелет и выплюнет, потому что так прописано в алгоритмах, так «правильно». А вот что будет после этого с Юн Кёнылем — никому не интересно. Сам накосячил? Сам свои последствия и выгребай. Точно такая же ситуация была и с Юнги. Система определила ошибку в его действиях и просто его вышвырнула. И он бы окончил свою жизнь в старой обветшалой квартире, помешанный на своем расследовании, бесславно убитый людьми Сато. Если бы в его жизни не появился Чимин.

Но если у Юн Кёныля такого Чимина не появится? И он утонет, так, как раньше едва не утонул Юнги?

А если бы у Чимина не появился Тэхен? Чимин бы тоже утонул.

А если бы Чонгук не кричал в трубку, что Тэхен нужен ему — Тэ так бы и остался в том лесу.

Если бы Юн Джун У не был один, он бы не набросил ту веревку на свою шею. А даже если бы и набросил, кто-то с его шеи снял бы ее до того, как Джун У окончательно потерял бы опору под своими ногами.

Человеку нужен человек. Только кто-то другой способен спасти, когда ты в шаге от того, чтобы окончательно рухнуть вниз.

— Ли Раим, где я буду ночевать?

— Дома? — попытался угадать фермер. — Видишь ли, здесь нет места... — поспешно сообщил он. — И зови меня аджосси.

— Я знаю, что у тебя есть еще одна спальня, аджосси, — упрямо заметил Тэхен, не собиравшийся отступать. — Но я не привередливый, могу и в гостиной на диване.

— Еще одна спальня есть, — согласился фермер, — но кровати там нет. А диван в гостиной сломан — точно не выдержит тебя.

— Аджосси, ты — лжец, — недовольно проворчал Тэ.

Фермер поймал его обиженный взгляд.

— Детектив, возвращайся домой. И поговори со своим Чонгуком. Если всё так, как ты думаешь, тогда мы с Фиником будем ждать тебя здесь. Еще надо будет капустой заняться.

***

Чонгук сидел и тупо пялился в окно. В этом же кресле он находился и так же смотрел в это же окно год назад, когда Тэхен, умирающий в лесу, позвонил ему.

Мог ли он представить тогда, что спустя год Тэхен будет с ним, а он будет усиленно трепать им обоим нервы?

Гук слегка пригубил бурбон из широкого бокала, пока старый проигрыватель менял Лунную сонату Бетховена на Ne me quitte pas Поля Мориа.

Кажется, в ту ночь тоже играла Ne me quitte pas. Не оставляй меня.

Чонгук устало потер дико ноющие виски. Он в очередной раз за последние дни набрал номер телефона Сокджина. И всё так же — безрезультатно.

Ему до невозможности необходимо было с кем-то поговорить. Жаль, что его лучший друг вне зоны доступа.

Вздохнув, он набрал другой номер.

Долго не отвечали. Затем послышался щелчок и утомленное:

— Всё еще страдаешь хуйней?

Гук еще раз тяжело выдохнул и сделал тише звук в проигрывателе.

— Всё еще страдаю… — с грустью подтвердил он. Он помолчал, потому что молчал и Чимин. Чонгук снова посмотрел в окно. — Когда я думаю о том, что Тэхен может быть с другим, делать всё то же, что и со мной… Так же смотреть, так же вести себя, то же говорить, так же чувствовать… Я ощущаю физическую боль внутри. Мне по-настоящему больно. Это ведь ненормально, правда?

— Ты просто очень сильно любишь его, Чонгук-и, — мягко заметил после паузы Чимин. — И очень боишься его потерять. Но тебе следует принять тот факт, что Тэхен так же сильно любит тебя в ответ. Что он тебя не бросит и не уйдет от тебя.

— Я не знал, что я — настолько собственник… — с горечью проговорил Чон. — Почему у Тэхена получается быть рассудительным, а у меня — нет? Почему он совершенно спокойно реагирует на многие вещи, а я — будто бешеный комок эмоций?

— Хочу рассказать тебе одну историю. Она случилась год назад. В ночь перед гибелью нашего Малыша… Я пришел в номер Вишенки, потому что Юнги сообщил мне, что ты обручился. Я тогда сразу понял, что должен быть рядом с Тэ… Мы хотели выпить, но та настойка из кабачка была реально ужасной… И Вишенка вышел купить нам что-то получше. На него тогда, в ту ночь, было совершено покушение. Оказалось, его вели и поджидали у отеля. Ты ведь помнишь — его считали твоим телохранителем и хотели от него избавиться, чтобы беспрепятственно после этого добраться до тебя? Вишенка вернулся тогда весь в крови, им удалось здорово его отметелить. Мы потом конкретно надрались после этого, — Чонгук помнил об этом — о том, что в тот день, когда они обнаружили тело Чхве Барометра, Тэ пришел с жутким похмельем. — Тогда Тэхен сказал мне эти слова.

— Какие?

— «Мне было настолько больно внутри, что я позволил им избить меня, потому что думал, что перестанет болеть. Не перестало». Ты говоришь, что Тэхен ведет себя рассудительно? Но мне кажется, это потому, что он верит тебе и в твою любовь. Поверь и ты ему и в его чувства. Вот увидишь, станет намного легче.

— Я тогда наделал много ошибок… — расстроенно признался Чонгук. — Настолько боялся, что Тэхен снова разобьет мое сердце, что только тем и занимался, что строил между нами барьеры. Они рассыпались, стоило ему только посмотреть на меня. И я строил новые.

— Расскажу тебе еще одну историю. Наш Вишенка — действительно невероятный. И он очень красивый. А еще в нем присутствует эта аура — уверенности, надежности и опасности. Многим он нравится. И я, конечно, понимаю, что тяжело рядом с ним быть неревнивым. За те годы, что мы с ним знакомы, многие пытались стать частью его жизни. Однажды он охранял сына одного крупного бизнесмена. Отцу угрожали, и он нанял нас для защиты всех своих близких. Тэхен занимался старшим сыном. Тот жил уже отдельно от родителей, поэтому Вишенка поселился в его доме. Все две недели, пока он был рядом с ним, тот всячески пытался его окрутить. Но, конечно, Тэ не собирался смешивать работу с удовольствием. А тот всё не отставал. Однажды даже голый пролез в его спальню с вполне конкретными намерениями. Уже после окончания контракта он выяснил, где живет Вишенка.

— Вот же псих!

— А увидев там Бомгю, решил, — продолжил Чимин, — что тот — его конкурент за сердце Тэхена. И даже попытался на него напасть. Но наш Малыш не промах — двинул ему сковородкой по голове. Тэхен тогда в ярости был. Из-за того, что пострадал Бомгю. Он связался с отцом этого парня, и больше тот не появлялся в его жизни… Вишенка не расскажет тебе этой истории. Из-за Бомгю. Он до сих пор не может говорить о нем и даже произносить его имя. Тэхен намного более закрытый чем мы с тобой. И переживает всё сам, наедине с самим собой. Ты меня спрашивал, и я тебе отвечаю: у Тэ с Мин Джуном ничего не было. Но ты же понимаешь, что даже если бы и было, это никаким образом не должно тебя касаться? С кем, когда, как долго и сколько раз. Это ни хрена не твое дело.

— Я знаю.

— Ты всё ждешь, что он тебя вот-вот бросит… И постоянно ищешь этому доказательства. Но ты сам сочиняешь все те несчастливые сценарии. На самом деле, у вас двоих всё более чем хорошо. Не нагнетай и расслабься. Не ищи каких-то доказательств или еще какой херни. Просто люби и позволь любить себя в ответ.

Сокджин, сидящий на диване и читающий книгу, одобрительно показал Чимину большой палец вверх.

***

Тэхен на всякий случай решил не загонять свой внедорожник в гараж, припарковавшись перед домом. И сразу же прошел прямо на кухню, где как раз расположился Гук. Тот, стараясь отвлечься от всего произошедшего за день и, переваривая свой сложный разговор с Оракулом, в одиночестве ужинал, бегло просматривая новостную ленту в телефоне.

Тэ встал прямо возле стола. Ему было немного неудобно из-за своего поведения на парковке и того, что оставил Чонгука одного. Наверное, отношения такого не прощают?

Одним из важнейших правил жизни Ким Тэхена было все самые непростые задания делать сразу, а не оставлять их на потом. Он набрал в легкие побольше воздуха.

— Если хочешь, я могу уехать, — сказал он. — А свои вещи заберу утром, когда ты будешь на работе. Их всё равно не так много.

Чонгук, в это время жевавший огромный пельмень, так с этим пельменем во рту и застыл.

— Ээ?..

Он ошарашено пялился на Кима, будто видел его в этой жизни впервые.

— Я понимаю, что всё могло оказаться не таким, как ты думал. И я мог разочаровать тебя. Я могу не нравиться тебе таким, какой я есть на самом деле… Я всё понимаю, раньше ты не осознавал, что я из себя представляю… Теперь ты это знаешь, и я могу тебе не нравиться. Всё нормально. Это нормально. Я могу уехать из твоего дома сейчас, даже не дожидаясь утра.

Спустя паузу, Чонгук всё же принялся медленно жевать, так как его рот был полным еды, а ему нужно было свое охуевание выразить словами, а не только охеревшим взглядом.

Он всё так же мучительно медленно дожевал пельмень, затем не спеша отпил немного воды из стакана, не сводя при этом с Тэхена хмурого взгляда.

Гук прочистил горло.

— Послушай меня крайне внимательно, Ким Тэхен. Если ты меня еще хоть раз бросишь, я найду тебя — в какой бы жопе мира ты не прятался — и собственными руками тебя придушу!

Тэхен помедлил.

— Мне не уезжать? — на всякий случай уточнил он.

— Нет, — Чонгук отложил палочки и поднялся на ноги. — Сейчас мы пойдем и выясним, почему у тебя в голове вообще завелись подобные мысли. И перестань называть этот дом моим. Он наш.

— Мы же собирались поговорить… Так почему мы голые?

— В голом виде происходят все наиболее продуктивные беседы и переговоры, — пробормотал Гук, тщательно выцеловывая одну за другой его тазовые косточки и потихоньку пробираясь губами через пупок к темным, призывно торчащим соскам. Втянул в рот один, срывая с роскошных губ сдавленный хриплый стон, второй, и с удовольствием полюбовался плодами своих трудов — оба были красными, набухшими и чувствительными. Его рука нырнула вниз, проведя ладонью между чужих крепких ног, и Тэхен еще раз глухо простонал, пока тонул в ощущениях, а его голова кружилась от эйфории. — Сто процентов идеальный, — прошептал Чонгук. — Сто процентов мой.

— Твой... — подтвердил тяжело дышащий Тэхен. Его взгляд был уже слегка поплывший, глаза лихорадочно поблескивали от возбуждения. — Я вообще-то из дома уходил, — обижено проворчал, расслабляясь, потому что мягкие губы делали ему ох как хорошо.

— Серьезно?.. — Чонгук с удовольствием втянул в рот бархатистую кожу и сделал смачный засос на внутренней стороне его бедра. — Извини, не заметил.

***

Они решили позавтракать в «Овечке». И их вновь обслуживала подруга Пак НаРы — Хванг Соён.

Они расспросили ее о Юи Хекдже и Юн Джун У, но она никогда не слышала этой истории и о связи давней трагедии с Пак НаРой не знала.

— Во-первых, я не говорил, что ты плохой коп. Ты меня, вообще-то, самого обидел таким заявлением! — Чонгук быстро уплетал горячий омлет. — Я сказал, что Кёныль сумел тебя обмануть. А он это и сделал. И он бы и меня обманул. Здесь я, конечно, преувеличил — ну, сказав, что этого бы не случилось. Обманул бы, естественно. Мы же оба ему доверяли и не искали в его поведении ничего странного. А повторные допросы, между прочим, — обычная процедура после выяснения новых обстоятельств дела. Не знаю вообще почему у тебя такие мысли возникли... — Гук покачал головой и налил себе из графина еще порцию апельсинового фреша. — Никогда бы не подумал, что ты можешь быть настолько неуверенным в себе. Особенно в том, что касается полицейской работы. И уж я, тем более, не говорил, что ты — плохой возлюбленный! — еще больше возмутился он. — Ты — идеальный возлюбленный. Лучшего нет, да мне никого другого и не надо. Есть две вещи, в которых ты не должен сомневаться: в том, что ты рожден быть самым крутым полицейским в этом мире, и в том, что я люблю тебя — безразмерно, безоговорочно и навсегда.

— И ты не разочаровался во мне? — на всякий случай уточнил хранивший до этого молчание Тэхен.

Чонгук, подняв на него взгляд, не смог сдержать улыбки из-за этого настороженного лица напротив.

— Мои глаза всегда будут смотреть на тебя только с восхищением, — повторил он фразу, которая настолько запала в душу Тэ. — Если что-то изменится — я тебе сообщу.

Тэхен ухмыльнулся.

— Нам же эта буря нужна была? — спустя время спросил он.

— Думаю, да, — кивнул Гук. — Мозги немного на место встали.

— Но ты же не можешь отрицать, что у парнишки есть характер? — Тэ снова вернулся к теме, которая днем ранее стала катализатором их неожиданной размолвки. — У него есть своя позиция. И он верный.

— Кому верный?

— Своему брату. Своей семье. Это тоже верность. Он выбрал свой приоритет и придерживался того, что выбрал.

— Тэхен, у нас с тобой совершенно разное видение этой истории. Он нарушил присягу, закон, кодекс чести копа!

— Потому что он сделал выбор, и этот выбор — семья. Неужели ты не видишь: ему пришлось выбирать. И далось ему это явно непросто.

— Что бы ты выбрал? — полюбопытствовал Гук.

— Семью или работу? У меня нет семьи. Но… Теперь моя семья — ты. Поэтому, если ты спрашиваешь, что бы я выбрал: тебя или работу… — Тэхен пожал плечами. — Ответ здесь очевиден.

Чонгук, взглянув на это с такой стороны, промолчал. Но затем, когда дело дошло до десерта, вновь поднял эту тему.

— Во всем должна быть логика. Должны быть правила, и эти правила должны осуществляться.

— Правила не всегда работают, а логика не всегда присутствует, — возразил Тэхен. — Если нет гибкости мысли, если нет понимания тонкости души человека… Любые правила становятся бездушной диктатурой и ведут к антиутопии. Да, есть черное и есть белое, есть хорошее и есть плохое. Но есть еще и серое. И это серое состоит и из черного, и из белого.

— Давай мы не будем привлекать сюда серую мораль, — отмахнулся Чонгук. — Кёныль нарушил правила, он выбросил на помойку свою присягу. Как коп он больше не заслуживает доверия.

Тэ согласно кивнул.

— Хорошо, а если бы это был я? Если бы ты узнал, что расследование связано со мной? Ты бы бездушно отправил меня за решетку — потому что так правильно?

Чонгук помолчал, раздумывая над словами своего парня.

— Нет, — наконец, сказал он. — Я бы обманул следствие и спас тебя. Но после этого я бы уволился и даже не смел бы заикнуться, что когда-то был полицейским. Потому что да, я бы сделал свой выбор. Нельзя, Тэхен, усидеть на двух стульях. Нельзя быть хорошим и правильным для всех. И мне странно, что ты этого не понимаешь. Я это говорил тебе не раз, и скажу еще раз. Я всегда буду выбирать тебя. Если моя семья не примет тебя, я оставлю свою семью. Если всплывет какое-то дело, в котором ты действовал незаконно — я прикрою тебя. Но после этого оставлю работу копа. Для меня, Тэхен, нет серого. Для меня либо белое, либо черное. И выбирая любую сторону, я отказываюсь от второй. А серая мораль придумана только для того, чтобы отхватить как можно больше всего. Для меня всё четко — выбирай сторону и неси последствия своего поступка. Я понимаю, почему Кёныль поступил так, как поступил. Но он должен уйти из полиции. И он обязан был понимать последствия своего выбора.

— Но почему ты не хочешь подумать о том, что будет с Кёнылем после того, как он уйдет? Он из семьи низкого достатка, его мама так и не отошла от смерти старшего сына и постоянно болеет. Его отец максимально отстранился от семьи. Кёныль попытался поступить правильно, как он это видит, и проиграл. Сейчас вновь поднимется волна обсуждений его брата, люди снова будут тыкать в их семью пальцами. Знаешь, что Кёныль сделает после того, как уволится? Пойдет работать как и его отец — мясником. Вот и всё. Он застрянет на этой работе и в этой среде навсегда. Ему никто не поможет и вряд ли оттуда его кто вытянет. Кёнылю нравится быть полицейским, ему нравится приносить в этот город хотя бы немного помощи и справедливости.

Чонгук больше не хотел поднимать эту тему — тему патрульного Юна. Она была слишком сложной и слишком противоречивой.

Но вот то, что Тэхен всегда выступает за то, чтобы кому-то помочь, кого-то спасти...

— Ты ведь постоянно это делал — спасал всех, кого мог?

Тэхен нахмурился такому неожиданному вопросу.

— Если на моем пути встречаются те, кому нужна поддержка — я поддержу. А вдруг я пройду мимо, а этому человеку больше никто не поможет? Бывает, для меня это — всего одна минута. А кому-то это может изменить всю его жизнь.

— Не могу поверить… — Чонгук едва удержался, чтобы не накрыть своей ладонью ладонь Кима. — И ты считаешь идеалистом меня…

От разговора их отвлек крик, шум и звон разбитой посуды.

Оказалось, Хванг Соён вывалила содержимое своего нагруженного тарелками подноса.

Её бывший в очередной раз пришел со своей новой возлюбленной играть на нервах несчастной Соён.

Когда парочка уселась за свой столик, они обменялись довольными насмешливыми взглядами.

А Соён, лицо которой прорезала судорога новых начинающихся слез, почему-то бросила беспомощный взгляд в сторону наблюдающих за происшествием детективов.

Чонгук еще раз взглянул на довольного произведенным эффектом бывшего Соён, который демонстративно поцеловал свою новую девушку прямо на глазах у своей бывшей.

— Зачем он это делает? Он и она? — недоуменно спросил Гук.

— Есть тип людей, которые во всём ищут дерьмо. Если дерьма не находят, измазывают всё вокруг своим собственным, — пробормотал Тэхен, с сочувствием глядя на едва не плачущую, расстроенную настолько паршиво начинающимся новым днем девушку.

Тэхен поймал этого слизняка рядом с мужской туалетной комнатой.

Он схватил его за грудки и толкнул к стене.

— Значит так, еще раз подойдешь к моей девушке, вообще еще хоть раз появишься в поле ее зрения, особенно вместе со своей девицей. Руки и ноги сломаю. А затем арестую. И будешь сидеть со сломанными руками и ногами в тюрьме. Понял? В «Овечку» больше не ходить, не появляться нигде, где бывает Соён. Не говорить о ней ни с кем, не вспоминать и вообще сделать вид, что тебя в ее жизни никогда не было. Иначе стану твоим самым бодрящим и самым кошмарным кошмаром. Уловил?

Тот быстро и крайне понятливо кивнул и Тэхен его отпустил. И он в мгновение ока испарился.

Из тени вышел Чонгук.

— Ну, что, Супермен, пошли? — он покачал головой, в очередной раз офигевая и недоумевая, какое же невероятное счастье свалилось на его голову. Как он и сказал Мин Джуну — таких людей как Ким Тэхен терять нельзя. И не удержался, взяв своего парня за руку, мягко переплетая с ним пальцы. Даже если о них и узнают — похер. Этому гомофобному городу давно пора научиться быть сложнее, чем первобытное существо с немытой головой и компотом вместо мозгов. Тэхен крепко сжал его руку в ответ, поглаживая кончиками пальцев чужую ладонь. А Гук, склонив голову набок, прищурился, довольно улыбаясь от этого милого жеста Тэ. — В следующий раз я буду спасать попавших в беду дев от их мудаков бывших.

Конечно же, Чон Хосок прав — Тэхен есть тот, кто он есть. И самым обычным человеком, безразличным к чужим бедам он явно не станет. И обязательно продолжит спасать мир от мерзавцев. Разве что мерзавцы будут меньшего пошиба — на уровне их небольшого городка. И в рамках закона, разумеется.

И не один.

Тэхен тоже улыбнулся.

— Договорились.

Юнги внимательно наблюдал за тем, как тоненькая полоска света понемногу исчезала. Это означало, что вместе с ней угасал еще один день.

Мин достал из кармана небольшой камешек и нацарапал на стене очередную полоску.

Он находится здесь полных одиннадцать дней.

Провел кончиками пальцев по каждой из этих бесконечных черточек, по каждому из этих безразмерных дней.

Как минимум четыре из них Тэхен уже в курсе, что он исчез. А значит, он его ищет. А значит, в скором времени он за ним придет.

Вот в чем Юнги не сомневался — так это в том, что рано или поздно увидит перед собой суровый и укоризненный взгляд Кима.

Тэхен — лучший начальник, лучший напарник и лучший друг, который у него когда-либо был.

Не хотел его тревожить, не хотел отрывать от новой счастливой жизни, в которой Тэ так неожиданно превратился в совершенно обычного человека и ведет ничем не примечательную, размеренную жизнь. А в итоге, Тэхену всё равно придется в это вмешаться.

Юнги вновь сел, откинув голову назад и прислонившись ею к стене. Прикрыл глаза, в очередной раз попытавшись воссоздать в мыслях то самое лицо.

Тонкие безупречные черты, изящные скулы, пухлые, с намеком на детскую капризность губы, небольшой ровный нос, сияющие глаза, которые исчезают и превращаются в очаровательные полумесяцы, стоит только Чимину улыбнуться.

Всегда яркий, всегда стильный, всегда ухоженный — на таких глаз застревает, от таких получают тот самый эстетический оргазм.

Восхитительные глаза-улыбки обычно искусно подведены густым черным, делая взгляд выразительным и до одурения откровенным.

Ребенок-взрослый, невинный-развратный... Пак Чимин — это охуенное сочетание несочетаемого. Но в нем гармонично абсолютно всё — от кончиков его изящных пальчиков и до самой его невысокой макушки.

Невероятный, воздушный, похожий на ангела. На его, Мин Юнги, ангела.

Чимин без ума от танцев. Для них ему не нужна даже музыка — самые эротичные и самые вызывающие мотивы звучат в его собственной голове.

Он может начать танцевать просто так — где угодно, когда угодно и как угодно. Просто закрывает глаза и полностью отдается своим ощущениям, медленно и изящно двигаясь, соблазнительно выгибаясь, запрокинув лицо к небу и, тем самым, открывая на обозрение тонкую безупречную шею.

А Юнги стоит, как завороженный, и смотрит, смотрит, смотрит...

Если это всё же его последние дни, то он хочет умереть только с этим образом, давно записанным на подкорке его сознания и, наверняка, отпечатанным в его угасающих зрачках. То, как Чимин танцует...

Мин крепко зажмурился, воскрешая в памяти вечер перед отъездом. Чимин натянул на голое тело его белую рубашку и в полутьме их спальни, томно прикрыв глаза, принялся грациозно двигаться в такт какой-то песне, лившейся из его телефона.

Юнги подошел, провел руками по его выразительным ключицам, восхитительной талии, точеным бокам. Сжал ладонями упругие ягодицы, невесомо поцеловал пухлые пунцовые губы. А затем рывком подхватил своего мужа под бедра, и тот сразу же окольцевал ногами его талию, сцепив свои тонкие лодыжки у него за спиной. Даже не открывая при этом своих мечтательных глаз.

Мин отнес его на кровать, бережно уложил и некоторое время наблюдал за ним. Как это безукоризненное создание выделялось на их дорогой темной атласной постели. А Чимин приоткрыл веки и улыбнулся. Так, как умеет только он — мило и порочно одновременно. И затем соблазнительно развел ноги... Искуситель. Ни единого шанса на спасение. Юнги рывком притянул его к себе за бедра...

Сильный кашель отвлек и он тут же открыл глаза.

— Держись... — Мин потянулся и плотнее укрыл лежащего рядом паренька.

Провел рукой по его влажному пылающему лбу. Там сорок градусов, не меньше...

В груди в очередной раз сдавило. От леденящего осознания, что он ничего не может сделать больше того, что он уже сделал.

— Держись... — снова повторил Юнги, так как не знал, что он еще может сказать. Он всегда был плох в таком. Вот Чимин бы точно знал, что сказать и что сделать. Его муж — кладезь всех возможных знаний и умений. И снова сдавило во внутренностях — от одной только мысли, что Тэхен не успеет, что Юнги больше никогда не увидит своего Джи.

Контейнер щедро продувается со всех сторон, пол буквально ледяной и простыть здесь было всего лишь вопросом времени. И этот мальчишка не выдержал.

Юнги в одной тонкой футболке — он давно снял свой свитер и теплую куртку, чтобы укутать этого ребенка. Сам он уже не чувствует холода, его тело теперь будто соткано изо льда. Наверное, он до сих пор держится только потому, что кто-то должен продолжать спасать этого мальчика. Да и не привык Юнги сдаваться. Будет бороться до последнего. Трепыхаться, но жить. Потому что где-то там его ждет Чимин.

Мальчик хрипит, стонет в своем полубреде, а Юнги беспомощно смотрит на это тонкое дрожащее тельце — кожа да кости.

Мин снова прислоняется головой к стене контейнера и прикрывает глаза.

Чимин порочно улыбается, пока Юнги, не спеша, едва ощутимо ласкает его щиколотки, поднимается по бархатистой коже горячими ладонями выше и выше...

И снова в его мысли врывается шум — в этот раз с противным скрипом открывается дверь. Мин мгновенно подбирается, напрягаясь от нежданного визита.

В последний раз к ним заглядывали два дня назад.

Заходит один из тех, кто их охраняет. Юнги не знает его имени, но он слегка более нормальный, чем все остальные.

По крайней мере, иногда он отвечает на какие-то вопросы и даже несколько раз приносил им воду.

За ним следом входит другой. Конечно, приходят сюда они только парами. Боятся, что Юнги может им что-то сделать.

Правильно боятся.

— Поднимайся! — рявкает второй. И Юнги, слегка помедлив (но чисто, чтобы подразнить их), кое-как встает на ноги. Тело заледенело, затвердело, приказы своего хозяина исполняет неохотно, с ленцой.

Они с мальчиком находятся в передвижном контейнере. Потолок в нем невысокий. Даже не отличающийся ростом Мин не может полноценно выпрямиться. Поэтому бандиты выводят его наружу.

Темнота — хоть глаз выколи. Но когда зрачки привыкают к ночи, Юнги может увидеть какие-то очертания. Кажется, они где-то возле воды. Этот терпкий соленый воздух ни с чем не перепутаешь. Возможно, это порт — Пусанский, Ульсан или Кванъян. Может, что-то и поменьше, где уделяется не так много внимания чьим-то темным делишкам. Но, скорее всего, они в порту Инчхон. Если Юнги не изменяет память, там даже находится крупный контейнерный терминал.

Тогда понятно, почему контейнеры — чтобы сразу на корабль и без досмотра прямо за границу. И потом их никто и никогда не найдет.

Раньше в этом контейнере их было шестеро. Мальчика не забрали из-за болезни. А вот почему Юнги не вывезли — это еще вопрос.

Его резко дернули и со всей силы припечатали к стене. Он не проронил ни звука, только болезненно поморщился, когда его затылок встретился с бетоном.

В глаза неприятно светили прожектором, ему что-то дали в руки. Кажется, бумага.

— Смотри в камеру! — еще раз рявкнул второй. — Снимай!

Юнги выдержал то, что происходило, что бы это ни было. Затем его схватили за волосы и потащили обратно к контейнеру.

Когда его буквально зашвырнули внутрь, Мин сумел крепко зацепить замерзшими пальцами ногу охранника. Это первый, с ним есть надежда.

— Отвяжись! — крикнул тот.

— Стой! Стой!.. — он как можно быстрее перевернулся на полу, не обращая внимания на ноющие кости, и посмотрел бандиту прямо в лицо. Молодой еще, не больше двадцати. — Взгляни на него! Ему нужна помощь! Если не в больницу, то хотя бы лекарства! И воды!

— Нахуя? — тот сплюнул. — О себе лучше подумай. А он, — бандит кивнул в угол контейнера, где укутанный в куртку и свитер Мина мальчик крупно дрожал, — если выживет — отправится в тайваньский бордель. Если нет — ему же лучше.

Юнги передернуло от отвращения.

— А что со мной? Почему я остаюсь здесь? — он всё еще лежал на спине, вцепившись в ногу охранника, и тот пока его всё еще не отцепил, со всей силы двинув тяжелым ботинком давно ослабевшее тело. Но в любой момент мог это сделать.

— Менять тебя будут.

— Менять?.. Меня?

— На доктора.

На какого доктора?.. Юнги ничего не понимал. Могла ли это быть какая-то ошибка? Могли ли его с кем-то спутать?

— Ты ведь Шуга? Правая рука Сон Рéно?

Он конечно-то Шуга, но вот насчет правой руки давнего соперника Сато по части раздела основных теневых сфер влияния в городе — это слегка преувеличение.

— Твой босс сделал моему боссу предложение, от которого тот не смог отказаться, — выплюнул информацию бандит. — Но не спеши радоваться, — тут же предупредил он. — Сато добровольно не отдает то, чем владеет. А ты со всеми своими потрохами принадлежишь ему. Скорее всего, он заберет доктора, но и тебя не отдаст. Не уверен, что тебя вообще повезут на обмен. Ты жив только потому, что обмен пока не произошел. А потом вместе с ним, — он снова кивнул в сторону мальчика, — пойдете на удобрение.

— Послушай... — Юнги потянул его за темную джинсовую ткань заляпанных в грязи штанов. — Принеси ему какие-то жаропонижающие... Он же сгорит!

Бандит утомленно качнул головой, раздосадованный, что его не слушают.

— Ему же лучше сдохнуть. Ты хоть знаешь, что делают с такими, как он, в тайванских борделях? Рвут на куски в первый же месяц. На них живого места не остается. До второго месяца редко кто доживает.

Юнги, превозмогая внутреннее сопротивление, стянул со своего пальца обручальное кольцо. Его карманы вычистили — кольцо единственное, что они пропустили.

Он схватил своего охранника за руку и вложил кольцо в ладонь.

— Прошу... Купи что-то, что снимет жар. И воды. Пожалуйста... У тебя ведь точно есть кто-то, за кого ты глотку перегрызешь... Представь, что однажды кто-то другой поможет тому, кто близкий тебе!

— Ты даже не знаешь его имени, — недовольно заметил бандит, всё же внимательно рассматривая кольцо, и даже читая гравировку на его внутренней стороне.

— Это не имеет значения, — пробормотал Юнги.

Послышались быстрые шаги — это второй охранник вернулся, недовольный долгим отсутствием своего напарника.

— Ты какого хера здесь застрял?? — бросил раздраженно.

Первый бандит быстренько спрятал кольцо в маленький кармашек своих джинсов.

— Иду, не ори!

Он толкнул Мина ногой, таким образом отцепив его от себя, и вышел, закрыв контейнер на засов. Но прошло не более пяти минут, как в двери появилась небольшая щель, и в нее вкатилась бутылка с водой. Затем скрип, звук закрытия на засов и тишина.

Юнги впервые с их визита выдохнул и вновь подполз к мальчику. Он попытался его обнять, в надежде таким образом согреть, хотя отлично понимал, что сам сейчас ничем не отличается от ледышки. Но всё же понадеялся, что хоть какое-то человеческое тепло в нем осталось.

Мин вновь зажмурился.

Что бы он отдал, чтобы еще хотя бы раз увидеть Чимина? Ответ очевиден. Всё.

Чтобы тот нежным доверчивым котенком свернулся клубочком на его груди. И больше в этом мире ничего не имеет значения.

Юнги провел ладонью по взмокшему лбу мальчика. Он очень надеялся, что первый бандит всё же привезет лекарства.

Мин шумно выдохнул. Нельзя, чтобы его меняли — если отсюда его увезут, он никогда не найдет этот контейнер и не сумеет спасти ребенка.

Но что это за обмен? Неужели он — дело рук Тэхена? А если да, то на какого доктора его будут менять?

Разве что на...

Да нет, не может такого быть...

Юнги застыл от внезапной леденящей догадки.

Тэхен же не будет рисковать безопасностью Ким Сокджина, чтобы спасти Юнги? Это безумие. Он очень сильно надеялся, что Тэхен подобного тупейшего сумасшествия не совершит.

***

— Пак Бёнчхоль.

— Милашка детектив, — учитель сначала развязно ухмыльнулся Чонгуку, затем бросил молниеносный взгляд на наблюдавшего за ним с громадным интересом (как охотник за забавной, но совершенно неопасной дичью) Ким Тэхена.

Наверное, зря он дразнит эту бешеную рысь. Но, что поделать, горючая смесь безбашенности вперемешку с легким мудачеством всегда была у него в крови.

Да, он — нестандартный учитель. Всегда шел против всех. Не стеснялся и особо не скрывал свою ориентацию, старался учить своих учеников широте мысли. За что в свое время его поперли из частного колледжа сначала в Сеуле, затем из муниципальной школы Сувона. После он недолго пробыл в Чончжу — ему, к слову, очень там нравилось, даже отношения завел. Но всё по схеме — нетрадиционной ориентации и слишком широких взглядов на жизнь. Поперли и оттуда. В итоге, вернулся домой. В надежде, что хоть в родном городе удастся продержаться немного дольше.

Он не особо парился из-за всего этого. Люди могут любить тебя, люди могут ненавидеть тебя. Но это ничего не имеет общего с тем, кем ты являешься на самом деле.

— Детектив Чон, — поправил его Чонгук. — Спасибо, что приехали в участок.

— Что на этот раз? — вызывающе закинув ногу на ногу, поинтересовался он, светя абсолютно наглой ухмылкой. — В прошлый раз вы обвиняли меня в том, что я маньяк, разделывающий людей на котлеты. Теперь, я так понимаю, я обвиняюсь в убийстве моего бывшего друга Сушима и несчастной Пак НаРы?

— Мы знаем, что эти убийства, которые вы назвали, могут быть связаны со смертью Юн Джун У, — Бёнчхоль с трудом скрыл свое удивление от слов Чона. Он-то думал, что младший брат повесившегося парнишки этот факт усиленно скрывает. — Также мы знаем, что вы догадываетесь об этом, о чем свидетельствуют ваши слова "Это ты его убил?", сказанные патрульному Юн Кёнылю.

И снова учитель, желая скрыть свое замешательство, приложил все возможные для этого усилия.

— Вы обманули следствие, когда не рассказали о своих подозрениях полиции, — сухо продолжил Чонгук.

— Так я не знал, что должен это делать! — нахально заявил Пак Бёнчхоль, меняя положение ног.

— Вы сказали патрульному Юну, что прикроете его. И что Чан Сушим заслужил смерть. Если честно, — Гук задумчиво прошелся по небольшой комнате для допросов, — вы очень тянете на подозреваемого.

— И в чем же моя выгода от этого? — хмыкнул учитель. — Через сто лет после случившегося неожиданно начать мстить? Я даже не знал ни одного из них.

— Откуда тогда знаете об этой истории?

— Так о ней только ленивый не говорил, — насмешливо бросил он. — Я в то время уже уехал из города и учился в столице. Но как раз в то время приезжал домой — на каникулы или еще чего-то там. И здесь только об этом и было разговоров. Тупые люди любят обсуждать взахлеб какую-то хрень, вместо того, чтобы решать свои собственные проблемы.

— Вы тогда уже знали о своей ориентации?

— Я всегда о ней знал.

— И вы никак не вмешались в то, что происходило?

— Знаете, красавчик детектив, — Бёнчхоль краем глаза проследил за напрягшимися скулами детектива Кима, и не смог сдержать ухмылки. Жаль, очень жаль, что это сладкое создание в лице хмурого детектива Чона уже занято. — Это меня не касалось. Мне бы со своей жизнью и своими проблемами разобраться. Чем с открытым забралом кидаться на защиту тех, кого я даже не знал.

— Почему вы сказали патрульному Юну, что Чан Сушим заслужил смерть? — задал новый вопрос Чонгук. — Что он такого сделал?

Вот этот вопрос и заставил Пак Бёнчхоля замолчать. Он раздраженно поджал губы, явственно давая понять, что отвечать не собирается.

Гук бросил взгляд на Тэ, прислонившегося спиной к стене и молча наблюдающего за допросом.

Тэхен, правильно поняв этот взгляд напарника, впервые вступил в разговор.

— Пак Бёнчхоль, почему вы перестали общаться с Чан Сушимом? Вы же были не разлей вода. Что произошло? — учитель молчал, но его взгляд, когда он смотрел на Тэхена был предельно насмешливым. Кажется, он думает, что весомая ниточка у него в руках, так как он догадывается об их с Чонгуком тайной связи. — Не потому ли, что он вас отверг? — ухмылка мгновенно слетела с лица Бёнчхоля, а Тэхен, поняв, что он на правильном пути, продолжил: — Увлеклись своим лучшим другом, признались ему... Представляю, каким он был шокированным, когда узнал, что его друг, когда вы вместе в туалете отливали или после физкультуры в ду́ше мылись, далеко не по-дружески его причиндалы разглядывал. Что он вам сказал? "Я не педик!"... "Отвали от меня?..." "Ты — конченный урод!"... Так что именно он сказал, Пак Бёнчхоль?

Учитель еще раз вызывающе хмыкнул, но явно думал о чем-то о своем.

Чонгук переглянулся с Тэхеном.

— Наверное, вы не собирались просто так отступать, — заметил Гук. — Удалось его уломать? Хотя бы разочек?

Еще немного поразмышляв, учитель решил дать дозу откровенности этому милашке.

— Ничего такого, детектив-красавчик. Я не был влюблен в Сушима. Вы слишком всё усложняете и романтизируете. Я вообще никогда по-настоящему не любил. Разве что мог бы в вас, детектив, влюбиться... Потому что я на вас давным-давно запал, — он беззастенчиво разглядывал безэмоциональное лицо Чонгука. — Но в те времена я только познавал себя, свою сексуальность, свои желания и свои аппетиты, — он продолжал смотреть на Чона, не отводя от него раздевающего взгляда и похабно ведя кончиком языка по губе. — И привлек к этому Сушима. Он гетеро, но от некоторых экспериментов не отказался. Ну, типа, заглотить мой член в школьной кабинке туалета и смачно его пососать, — Бёнчхоль толкнул языком в щеку, продолжая гипнотизировать своим взглядом Чонгука. А Гук всё так же продолжал смотреть на него в ответ.

Тэхена прямо скребло изнутри — какого хера??

И какого хрена он должен за этим наблюдать??

За тем, как Гук совершенно спокойно реагирует на чужие пошлые подкаты?

Только не говорите, что таким образом, никак не прерывая Бёнчхоля и внимательно и даже увлеченно слушая всю его помойную речь, Чонгук пытается показать, насколько ему самому неприятно ревновать Тэ? А может, так он старается вывести Тэхена на эмоции?

Ким бы на месте Чонгука этого не делал. Он еще и сам до конца не знает степени своей возможной ревности теперь, когда Чонгук официально его. И, возможно, им лучше этого не знать.

— И долго это продолжалось? — спокойно задал вопрос Гук.

— Я бы не сказал, что это продолжалось... — лениво протянул учитель. — Эти случаи можно по пальцам сосчитать. Как я уже сказал, Сушим был натуралом, он немного поэкспериментировал, но дальше заходить не захотел. Да, без проблем! Никто его умолять не будет! — фыркнул он. — Но, видимо, неправильность, гейскость собственного поведения глубоко влезла в него. Поэтому, когда всплыла та история, он... Хм...

— Хотел всячески доказать самому себе, что не гей, — закончил за него Чонгук. — И принялся усиленно травить Джун У. Чтобы стереть то, как он, — Гук заговорщицки усмехнулся, — брал ваш член в рот.

Бёнчхоль ухмыльнулся, а Тэхен злобно скрипнул зубами и быстро подошел к столу, за котором сидел учитель, беззастенчиво развалившись в кресле.

Он встал таким образом, чтобы перекрыть возможность Пак Бёнчхолю видеть Чонгука

— Что именно Чан Сушим сделал Юн Джун У? — нетерпеливо поинтересовался он.

Тот пожал плечами, абсолютно довольный реваншем Киму за прошлый раз, когда тот пообещал сделать из его костей паззл на несколько тысяч частей.

— Подробностей не знаю, но, кажется, он со своими дружками устроил ад для того пацана. Никто не встал на защиту этого несчастного, вот его всячески и унижали. Еще раз повторяю: никаких подробностей не знаю. Кроме одной. Джун У набросил себе петлю на шею после очередной стычки с ними.

Когда наглый учитель ушел, еще раз на прощание назвав Чонгука сладким, Тэхен не позволил Гуку выйти из допросной следом за ним.

— И что это было? — недовольно спросил он, закрыв дверь.

Чонгук облизал губы, нахально глядя на рассерженного напарника.

— Хотел увидеть своими глазами, умеешь ли ты ревновать, — сообщил он.

— Увидел? — мрачно поинтересовался Тэ.

Гук утвердительно кивнул.

— Ага. Увидел. А то мне иногда казалось, что ты — такой себе подчистую здравомыслящий бесстрастный кремень... Всегда знаешь, кто что думает, что делать, как себя вести... Я со своими бушующими эмоциями рядом с тобой чувствую себя незрелым подростком.

— Откуда ты вытащил это имя? — после паузы задал вопрос Тэ, засунув руки в карманы. — Мин Джуна?

— Он был на дне рождения отца, — охотно принялся рассказывать Гук радуясь, что Тэ всё же пошел на этот разговор. — Его Чон Бонхва притащил. Мин Джун подошел ко мне и сообщил, что вы с ним встречались, жили вместе и все дела.

Тэхен поморщился.

— Это неправда. Да, мы жили недолго в одном доме, и я по работе находился постоянно рядом с ним. Я его охранял, — пояснил он Чонгуку то, что тот и так уже знал. — Но у меня с ним ничего не было. И не могло быть. Я никогда не переступал черту с теми, с кем или на кого я работал, — "Кроме тебя" — осталось неозвученным, но поняли это оба. — И о чем ты подумал, когда он тебе всё это наговорил? — полюбопытствовал Тэ.

— О том, был ли он лучше меня.

— Никто не может быть лучше тебя, — мгновенно возразил Тэхен.

— Потому что я — лучший?

— Потому что ты — любимый.

Не ожидавший такого, Чонгук с шумом сглотнул, так как в горле от слов напарника стремительно пересохло.

Он сделал шаг, подошел ближе к Тэ и, немного помедлив, засунул свои руки в его карманы, не прерывая при этом зрительный контакт с Тэхеном. А затем мягко сжал его ладони, благодаря за эти слова и за его откровенность.

— Они же в курсе, что мы тоже здесь? — спросил Кёныль, который, как и унылый Квон, затаив дыхание, наблюдал через стекло сначала за дерзким допросом учителя, затем — за разворачивающейся после его окончания мелодрамой.

— У вас здесь, во втором участке, не соскучишься... — проворчал унылый Квон с самой возможной кислой миной на всем белом свете на своем лице. — У вас на входе должен стоять аппарат для попкорна. Потому что здесь не хватает только его — развлечений навалом... — он испустил максимально тоскливый вздох. — Пойдем... Видимо, они действительно уже давно забыли, что мы тоже здесь.

Завершение окончательного закрытия темы Мин Джуна Чонгук и Тэхен закрепили в туалете, где заперлись всего на четыре минуты. Вот только когда они, довольные, вывалились оттуда — тут же столкнулись с максимально мрачным Намджуном, ждавшим их, скрестившим при этом на груди руки и широко расставив свои длинные ноги.

Он скользнул взглядом по их раскрасневшимся лицам и по опухшим, искусанным губам.

— Упс... — сказал Чонгук, и Тэхен был с ним не совсем согласен. Не "Упс", а "Блять!".

— Разочарован, но не удивлен! — холодно сообщил суперинтендант. — Значит так. С сегодняшнего дня вам запрещается вместе ходить в туалет. Попробуйте только еще раз здесь закрыться — официальный выговор в личные дела и получи́те новых напарников. А так, как тебе, Тэхен, я разрешаю быть здесь исключительно в паре с Чонгуком, следовательно, ты больше не сможешь работать в этом участке. Доходчиво?

— Да, шеф... — хором на два скорбных голоса ответили Чонгук и Тэхен. А когда Намджун, напоследок опалив их разъяренным драконьим взглядом, ушел, обменялись взаимными обреченными вздохами.

Уже по дороге в кабинет, куда напарники топали абсолютно молча, Тэхену позвонил Чон Хосок.

Не отвечая, он сказал Гуку:

— Мне нужно поговорить, я подойду позже.

Чонгук кивнул, и Тэхен направился к выходу из участка.

Уже на улице он перезвонил Хосоку.

— Что? — без приветствия поинтересовался, прислоняясь к стене здания.

— Я отправил тебе одну фотографию, — так же без каких-либо вступительных речей сказал Хосок, прижимающий плечом к уху телефон — он ненавидел спикерфоны и наушники — и быстро печатающий отчет. — Показывать ее Оракулу или нет — решай сам. Мне нужна такая же в ответ. Как только ты пришлешь ее, будет назначена дата и место обмена.

— Я понял. Я соберу команду.

— Нет! — быстро возразил Хосок, даже перестав печатать. — Никаких незаконных действий. Тебе больше такого нельзя! Не забывай, теперь ты отвечаешь за Чонгука своей башкой! — раздраженно бросил он. — Я проведу эту операцию по официальным каналам, как часть работы разведки по сбору информации о Сато.

Тэхену оставалось только запихнуть свое недовольство куда-то очень глубоко — он ненавидел работать с незнакомыми людьми. Да еще и с теми, кому он не доверяет. Да еще и с силовиками, работающими на внутреннюю разведку.

— Две бронированные машины, восемь человек, похожих на бандитов, плюс я и Сокджин, — в конце концов, сказал он. — Обязательно должен быть снайпер. Или даже два. Они тоже серьезно подготовятся к встрече. И предоставь достаточно оружия для всех. Сон Рéно продает оружие, и у твоих людей оно должно быть лучшей пробы. И обязательно только то, какое привозит в страну Сон Рéно.

— Не учи меня! Я не одну операцию захвата подготовил. Жду фото, — и отключился.

Тэхен открыл переписку с Хосоком — тот действительно за мгновение до своего звонка прислал ему фотографию.

И только открыв ее, он понял, почему Хосок оставил решение за ним — показывать ее Чимину или нет.

Тэ, тяжко вздохнув и поежившись от холодного ветра, набрал новый номер телефона Сокджина. Но тот был отключен. Раздраженно выругавшись, он позвонил Чимину.

— Что-то случилось? — быстро поинтересовался тот.

— Нет. Беглый доктор рядом?

— Ага... — погрустневший Оракул передал трубку Сокджину.

— Почему твой телефон отключен? — тут же наехал Тэ, как только тот взял трубку. — Я отправлю тебе одну фотографию. Вы с Чимином должны сделать такую же в ответ. Понимаешь? И сразу же пришлете мне, — он помолчал. — Позаботься о Чимине, — попросил, прежде чем нажать на "отбой".

Сокджин, который за весь разговор не проронил ни слова, после того, как в трубке зазвучали резкие гудки, только язвительно поерничал:

— Да, сэр... Есть, сэр... Слушаюсь, сэр...

Оракул всё это время внимательнейшим образом наблюдал за любой мимикой на лице судмедэксперта. Он отлично понимал, что это точно каким-то образом связано с его мужем. Но почему Тэхен не хочет общаться с ним напрямую?

— Где тот телефон, что ты давал мне?

Чимин кивнул на выдвижной ящик своего стола, но сам не пошевелился.

Они были в рабочем кабинете Оракула в баре — как раз занимались инвентаризацией оставшегося после выходных бутылочного пива.

Сокджин сам достал телефон.

— А симка?

— Я вставил ее обратно. Намджун, кстати, в тот день, когда ты с ним переписывался, тебе сразу же ответил.

Сокджин помедлил.

— И что он написал? — в конце концов, после длительной паузы спросил он.

Чимин устало пожал плечами, его голос был в крайней степени подавленным.

— Я не читал. Увидел только, что висит одно непрочитанное от Супернама.

Сокджин включил телефон, но решил пока не читать сообщение от Намджуна. Вместо этого открыл ту фотографию, что отправил ему Тэ.

И только когда он увидел содержимое, он, наконец, понял, почему Тэхен был таким напряженным и даже злым.

Потому что человек, который был на фото, мало чем напоминал того Мин Юнги, которого судмедэксперт когда-то знал.

Блять.

— Что там? — Чимин пытался заглянуть ему через плечо, но Сокджин сразу же поднял телефон выше.

— Сука... — недовольно пробормотал Оракул. — Пользуешься тем, что я невысокого роста. Так нечестно!

— Честно, — буркнул Сокджин, быстро размышляя над тем, что ему следует делать дальше. Тэхен явно переложил всю ответственность на него. — У меня для тебя очень хорошие новости, — наконец, максимально бодро заявил он. — Твой Юнги жив. И скоро вернется домой.

— Правда?! — от нетерпения Чимин даже подпрыгнул на месте. — Что тебе прислал Вишенка?? Ну, покажи!

— Прежде чем ты посмотришь, ты должен пообещать мне одну вещь, — строгим тоном добавил Сокджин.

— Какую?? — Оракул сгорал от нетерпения и уже не мог устоять на месте, практически танцуя вокруг судмедэксперта, который продолжал держать телефон высоко над головой.

— Что ты будешь помнить, что твой муж жив и скоро вернется домой.

— Я помню! Помню! Показывай!!

Сокджин, мысленно перекрестившись, протянул свой временный телефон Чимину. А тот быстро его разблокировал и уставился на фотографию.

— Что это?.. — в панике очень тихо, практически на грани слышимости, прошептал он, без сил прислоняясь к стене своего небольшого кабинета.

— Это Юнги, — на всякий случай подсказал Сокджин. Он замешкал, наблюдая за шоком в глазах Оракула, затем добавил: — Его помыть, причесать, подлечить... И будет как новый!

— Я не понимаю... — прошептал Чимин. — Почему он стоит с сегодняшней газетой в руках? — по его щекам побежали первые слезинки, прокладывая дорожки остальным. — Они что, не знают, что фотографии можно редактировать как минимум с начала двухтысячных?.. — Оракул всхлипнул. — Никто уже не верит таким доказательствам как минимум последние лет двадцать!..

Судмедэксперт согласно кивнул.

— Видимо, эти дебилы остались еще где-то в конце девяностых... Мозги — как деньги. Их не может быть много. Но их может очень сильно не хватать... — сокрушенно заметил он. — Они, к слову, хотят ответное фото. Со мной.

— Но где... — Чимин еще раз громко всхлипнул, не отрывая жадного взгляда от фотографии. — Где мы возьмем газету??.

Сокджин тут же выставил правую руку вперед.

— Это не проблема — я спущусь и куплю. Люди же еще читают газеты? — на всякий случай уточнил он. — Их же еще выпускают?

Чимин всхлипнул.

— Я не знаю! Но они же где-то взяли газету! Вряд ли она одна на всю страну! Может.. — он, в конце концов, отвел свой взгляд от телефона и перевел его на Сокджина. — Может, снимем видео? — умоляюще попросил он. — Ты скажешь сегодняшнюю дату, что ты в заложниках, но с тобой всё в порядке?

Судмедэксперт задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Предлагаю всё же не отступать от их стиля, — проговорил он. — Вдруг они решат, что мы что-то скрываем? Газета так газета. Я выйду совсем ненадолго, — он нерешительно потоптался на месте. — Мне не переживать? Ты как? Точно в порядке?

Чимин кивнул, вновь поедая взглядом фотографию своего мужа.

Когда Сокджин очень быстро вернулся, купив сразу пять сегодняшних газет (кто знает, какие там предпочтения у этих бандюганов??), то в прямом смысле охуел.

Потому что теперь практически половину одной из стен кабинета украшала увеличенная и распечатанная фотография жалобно глядящего на него Мин Юнги.

Почему-то это фото напомнило ему схожую фотографию Сириуса Блэка из "Гарри Поттера", с пометкой: "Разыскивается".

— Зачем?.. — только и спросил охуевший Сокджин.

Чимин, который как раз закончил декорировать стену, довольный отошел от нее и с самым невозмутимым видом ответил:

— В следующий раз, как он захочет куда-то от меня уехать — пусть сначала вспомнит свое предыдущее путешествие.

Следующие полчаса они занимались фотосъемкой Сокджина — с разных ракурсов, с разными газетами и по-разному печальным лицом у Кима.

Чимин даже хотел было нарисовать своему "заложнику" пару синяков и кровоподтеков — не одному же Юнги светить фонарями на фотографии, но Сокджин заметил, что если Сато, увидев следы побоев на Сокджине, разозлится, то на Мине стопроцентно появятся новые отметины. И Оракул тут же снял свое предложение с повестки дня.

Рассматривая готовые фотографии, оба вынуждены были признать, что жалобность и печаль определенно не были присущи судмедэксперту, потому что практически на каждой из них он выглядел не потерянным, а яростным.

— Жизнь у нас интересная, но нервная. Поэтому мы веселые, но злые, — пробормотал Сокджин, рассматривая свои зверские гримасы. Надо было отдать ему должное — на каждой фотографии было новое, совершенно непохожее выражение лица. — Может, переснимем? — на всякий случай предложил он.

Чимин покачал головой, тоже удивляясь, сколько зверских гримас, оказывается, в арсенале у Ким Сокджина.

— Мне кажется, — заметил он, — Сато очень хорошо тебя знает. Он в курсе, что ты даже в плену не сдашься, и будешь сражаться. Поэтому эти фотографии — настоящие, и он им точно поверит. Знаешь, почему он еще настолько повернут на тебе? Ему не удалось тебя сломать. Ты не превратился в тряпку, а наоборот, научился бороться за себя, отстаивать себя, уважать себя. И он это знает. Думаю, — Оракул усмехнулся, — ты находишься у него на высочайшем пьедестале. Он злится, но допрыгнуть до тебя не в состоянии. Так что Вишенка был прав, решив, что он руками и ногами уцепится за возможность, наконец-то, снова полностью завладеть тобой.

Чимин отправил фотографии Тэхену, и тот тут же прислал ответ, что всё решится в ближайшие дни, и чтобы он не переживал.

— Я не переживаю, — пробормотал Оракул, вновь цепляясь взглядом за фото на стене. — Вишенка меня никогда не подводил. И в этот раз тоже не подведет.

И снова по его щекам потекли слезы.

Юнги жутко исхудал. Можно было не переживать о том, что он мог часом съесть что-нибудь сладкое — было очевидно, что Юнги вообще ничего не ел.

Почему-то в одной футболке, хотя на улице сейчас очень холодно. Большое количество разлившихся по телу желтушно-фиолетовых синяков, ссадин и наполовину затянувшихся кровоподтеков.

Осунувшееся лицо, больше не мраморная, а серая кожа болезненно обтянула выпирающие скулы. Веки красные, опухшие, глаза сухие, под ними темные круги на половину лица. Губы потрескавшиеся, не раз уже лопнувшие.

Волосы непонятного цвета, грязные и взлохмаченные.

Но в глазах упрямство и сила.

Это его Мин Юнги. А Мин Юнги никогда не сдается, и он точно вернется домой.

Чимин перевел взгляд на Сокджина, который тоже молча рассматривал фото Юнги.

— Что тебе написал Намджун?

Сокджин поколебался — он не знал, готов ли прочитать то, что тогда ответил ему Нам.

Но под укоризненным взглядом Мин Юнги и блестевшими слезами Оракула он решил не малодушничать, достал из кармана телефон и решительно зашел в переписку.

SuperNam [17:55]:

Ты писал, что влюблен в меня. Давно?

Всемирный красавчик [18:02]:

Давно

SuperNam [18:03]:

Я тоже тебя люблю

Сокджин ощутил, как против воли уголки его губ расходятся в разные стороны, а на лице расцветает самая настоящая широкая и счастливая улыбка.

А Чимин, глядя на него, тоже стал улыбаться. Да, по его лицу продолжали быстро бежать слезы, но он тоже улыбался.

Чонгук взял кофе в небольших бело-голубых стаканчиках на бумажной подставке.

— И еще два этих кексика… — негромко сказал он. — Малиновый и черничный.

Расплатившись, он вернулся к машине, и Тэхен, ждавший его снаружи, сразу же забрал напитки из его рук.

Уже в теплом салоне авто Чонгук достал спрятанный во внутреннем кармане куртки упакованный в фирменный бумажный пакет десерт.

— Может, слегка подсластит?.. — он неуверенно взглянул на молчаливого Тэ.

На куртке Кима всё еще были пятна крови. И даже одна капля — на его шее. Гук потянулся и постарался стереть ее, но она уже высохла, плотно сроднившись с кожей Тэхена.

Тогда Чонгук смочил палец слюной и снова потянулся к пятну, но Тэхен перехватил его руку. Он, всё так же молча, не отпуская руки Чона, достал из бардачка пачку с влажными салфетками и отдал ее напарнику.

Гук вытянул из упаковки салфетку и вытер, в конце концов, мучившее его пятно.

Потом они в полной тишине пили кофе, бездумно наблюдая за жизнью за окнами их машины.

— Малиновый или черничный?

Тэ недоуменно взглянул на него, грубо выдернутый из своих мыслей.

— Малиновый или черничный кексик? — Чонгук в каждой руке держал по аппетитной выпечке и умоляюще глядел на него. «Ну же, поговори со мной!..» — кричало всё у него внутри.

Тэхен тонул в этом взгляде, в этой немой просьбе.

Он немного нерешительно притянул к себе Чона и крепко, но совершенно целомудренно поцеловал его в губы.

— Если бы с тобой что-то случилось…

Он не договорил, только крайне осторожно прикоснулся к его голове, провел пальцами по щеке, и затем отстранился, без сил откинувшись на спинку своего сидения.

— Черничный, — негромко сказал, прикрыв глаза, и Чонгук выдохнул спокойно.

Он отдал черничный напарнику, а сам откусил большой кусок от малинового.

Жевал, но сладости совершенно не чувствовал. Поцелуй Тэ был намного слаще малины.

За окном из-за поднявшегося ветра мимо них быстро пролетел золотистый листочек. Чонгук, резко повернувшись, чтобы проследить маршрут его передвижения, поморщился от боли. Ему очень хотелось притронуться к ноющей голове, но в таком случае на лице Тэхена снова появится это выражение отчаяния. Поэтому Чонгук сдержался, не показав, насколько же ему в настоящий момент дерьмово.

Представить не сложно, до какой степени он сейчас херово выглядит. Красные воспаленные обожженные глаза, разбитая забинтованная голова, тело в кровоподтеках и синяках.

Совершенно понятно, почему каждый раз, когда Тэхен смотрит на него, у него появляется столько ужаса и боли в глазах.

Сегодня Чонгук едва не погиб.

Сегодня Чонгук чудом выжил.

Сегодня он едва не стал очередной жертвой мстителя.

***

Тэхен с легкой полуулыбкой рассматривал фотографии, присланные ему Оракулом.

Вот не зря ему всегда нравился Ким Сокджин — эти его внутренняя сила, упрямство и желание драться, но ни в коем случае не дать запятнать свою честь и не уронить свое достоинство, делали его действительно неординарным.

Как бы Сокджин не пытался отыгрывать навязанную ему роль заложника, но от одной мысли, что эти фотографии будет рассматривать ненавистный ему Сато, как кость в горле застрявший в нем последние двадцать лет, в его глазах появлялось столько внутреннего сопротивления и злости, что на пленника он тянул крайне с большой натяжкой.

Тэ отправил фотографии Хосоку, и тот мгновенно ответил, что как только будет известно время и место, он ему сообщит.

— Юнги-хен еще не вернулся? — перед Кимом вырос Гук, как будто чувствовавший, что его парень как раз сейчас занимается этим вопросом. Тэхен отрицательно качнул головой. — Можно вопрос? — Чонгук присел на стол Тэ и наклонился ближе к уху своего напарника, чтобы его не услышали остальные находящиеся в комнате. Дождавшись кивка, продолжил: — Что у них происходит? Я знаю, что там не всё в порядке, но не знаю, имею ли право в это вмешиваться и что-то спрашивать. Это ведь твои друзья.

Чрезвычайно удивленный Тэхен уставился на Чона.

— С каких это пор они стали только моими друзьями? Юнги год был твоим напарником, вы очень хорошо сошлись с Чимином — ты даже рассказывал ему, как я буду запихивать тебе вибратор в задницу… И после этого ты выдаешь мне такое?

Чонгук от неловкости хмыкнул, вновь переживая тот свой позорный разговор с Оракулом.

— Всё так. Но Юнги-хен был под прикрытием, когда мы работали вместе… А Чимин — он стопроцентно твой… И вы трое все вместе долго работали и много чего совместно прошли… Я ничего такого не хочу сказать… Но не уверен, что имею право задавать им настолько личные вопросы. Но они же… Не разошлись?

— Нет, такое невозможно. Юнги попал в переделку. Но вскоре всё наладится.

— Я могу чем-то помочь?

Тэхен ощутил, как внутри разливается тепло.

— Нет, всё идет по плану. Не переживай.

— Но если нужно будет…

— Если нужно будет — тогда конечно.

Чонгук кивнул и вернулся к своему столу.

Привлечет ли Ким к операции по освобождению Юнги своего парня? Конечно же, нет. И для этого ему не нужны угрозы Чон Хосока. Безопасность Чонгука для Тэхена превыше всего. Он уже и так собирается рисковать Ким Сокджином. Хватит пока и этого.

— Итак… — после того, как Гук озвучил главное, что им было известно на данный момент, он занялся распределением рабочей нагрузки. — Сейчас мы должны определить список намеченных жертв, чтобы предотвратить их возможное убийство. Это могут быть друзья Чан Сушима, возможно кто-то из школы — директор, учителя, одноклассники. Патрульный Юн, детектив Квон — это за вами. Также это может быть кто-то из родственников — уверен, не все благосклонно приняли тот факт, что один из них — настолько нетрадиционных взглядов. Родственников мы с детективом Кимом берем на себя. Весомый разговор мы оставили на сладкое — опрос матери Юи Хекдже. Она живет и работает в школе-интернате. Я попытался с ней связаться — она не берет трубку и не подошла к телефону, когда я звонил в школу. Мы с детективом Кимом съездим туда сами. Если будут какие-то новости — сообщайте.

Юи Аясе последние четыре года постоянно проживала в школе-интернате для девочек. После развода и отъезда своих детей из города, она продала дом, в котором когда-то жила со своей семьей, и полностью посвятила себя жизни интерната, где работала старшим администратором.

Аясе определенно не была рада видеть детективов, но вслух ничего не сказала. Предложила им напитки, но и Тэхен, и Чонгук от них отказались.

Выглядела она всё так же неважно — на лице явственные следы усталости, периодически в глазах появлялась мука едва сдерживаемой боли. И снова Чонгук подумал о том, что она чем-то серьезным болеет.

Но голос ее был твердым, уверенным и спокойным. И взгляд, которым она время от времени окидывала детективов, говорил о внутренней едва сдерживаемой силе.

Как там Кёныль сказал? Ее взгляд был острым, словно нож? Стопроцентно подходит.

Как администратор, который должен следить за правильным функционированием жизнедеятельности интерната и совладать с десятками подростков — она без сомнения справлялась с этим на «отлично» и вполне могла руководить ученицами твердой рукой.

— Никогда раньше не был здесь, — начал беседу Чонгук, когда они с Тэхеном разместились на совершенно неудобных стульях в кабинете Юи Аясе. Кажется, неудобные стулья ставят тогда, когда хотят, чтобы визитеры чувствовали себя максимально неудобно и как можно быстрее хотели покинуть это место.

Да уж, гостеприимной старшего администратора Юи нельзя было назвать даже с натяжкой. И это несмотря на ее очень миловидную и даже красивую внешность и видимую мягкость. Но мягкой она точно не была.

— Детектив, вы ведь не местный? — поинтересовалась Аясе, делая крошечный глоток из своей чашки.

— Нет, — подтвердил Гук. — Но живу здесь уже почти семь лет.

— Понятно… Этот колледж, или интернат для девочек, очень старый. Сначала здесь была обычная школа, затем ее переоборудовали в закрытый интернат. Сейчас мы добавляем к учебному процессу еще и приобретение первичной специализации. Это очень ценится, на самом деле. Поэтому 60% учениц приезжают к нам учиться из окрестных городов, и только 40% — дети местных жителей.

— Вы давно здесь работаете? — задал вопрос Тэхен.

— Двадцать восемь лет.

— Это… Весомо, — заметил удивленный Чонгук. Они знали только о последних четырех годах. — И всё это время вы были администратором?

Юи Аясе помедлила, явно не желая отвечать. Но она отлично понимала, что полиция всё равно рано или поздно докопается до истины.

— Нет… Раньше я была здесь директором.

Гук недоуменно приподнял бровь.

— И почему вы ушли с поста директора?

Ее ответ был крайне обтекаемым.

— Были обстоятельства.

После чего Юи Аясе сложила руки на коленях и строго посмотрела на визитеров, как бы говоря: «Следующий вопрос. У меня мало времени».

— И всё же, — Чонгук тоже так просто не собирался отступать. — Как так случилось, что вы, работая директором, были понижены до администратора, но не ушли отсюда?

— До старшего администратора, детектив Чон, — с нажимом поправила его Аясе. Ее взгляд становился всё более и более арктическим. — И меня не понизили. Это было исключительно моим решением.

— Конечно, вашим, — кивнул Тэхен, так же холодно глядя на нее в ответ. — Разве у вас был другой выбор, когда неправильная ориентация вашего сына стала достоянием этого города, и ему пришлось позорно отсюда сбежать?

— Детективы, встреча окончена.

Юи Аясе немедленно поднялась на ноги и гневно указала рукой на дверь, но ни Чонгук, ни Тэхен даже не пошевелились.

— Присядьте, госпожа Юи, — примирительно и достаточно мягко произнес Чонгук, старательно отыгрывая роль хорошего полицейского. — В ваших же интересах ответить на все наши вопросы здесь и сейчас. Мы же не отступим, а значит, следующий разговор состоится уже в принудительном порядке в допросной комнате полицейского участка №2. И возможно даже, что и в наручниках.

Поколебавшись, Юи Аясе всё же села обратно в свое удобное кресло, хотя не отводила глаз от насмешливого выражения на лице Тэхена. Внутри нее поднималась ярость.

— Так что же? — продолжил, как ни в чем ни бывало, Тэхен. — Ваш сын сломал вашу карьеру?

— Это не так, — уже спокойнее ответила Аясе, которая в считанные мгновения сумела вернуть себе свою железобетонную твердость.

— Вашему брату отрезали его половой орган и запихнули ему в анус. Это была месть? За то, что он сделал с вашим сыном? Что обеславил его на весь город? За его гомофобность? Вы сами его отрезали?

Юи Аясе вспыхнула и едва не скрипнула зубами от злости. Ее выдержка вновь раскололась на части.

Этого и добивался Тэхен.

— Детектив Ким, — возмущенный Чонгук повернулся к напарнику, — как вы можете такое говорить?.. Ее сыну испортили всю жизнь… В своих суждениях вы слишком поверхностны и жестоки!

Тэхен на это безразлично пожал плечами, продолжая своим взглядом резать Юи Аясе на части.

— Это я-то жестокий? — фыркнул он. — Она отрезала своему брату его член! Затем ножом разрезала ему анус и поместила член внутрь. Это… Извращение какое-то уже, не находите?

— Я не убивала своего брата, — гневно процедила Аясе. — Но эта скотина заслуживала намного худшего! Он еще очень легко отделался! Что просто умер! Сдох, как последняя тварь на обесславленном позорном кресте!

— Детектив Чон, — Тэ повернулся к Гуку и с видимой ленцой поинтересовался, — разве где-то упоминалось, что Кан Сонхо умер на кресте?

— Вроде нет… — спокойно заметил Чонгук. — Откуда вы об этом знаете, госпожа Юи?

— Об этом говорят, — после паузы сказала Аясе. — В городе. Если вы думаете, что никаких слухов нет, то вы смешны! — ответила она с видимым презрением.

— Где ваш сын? — Гук продолжал доброжелательно глядеть на подозреваемую, и та сумела перевести дух, пряча свой гнев.

— Он не в стране… Хекдже обожает путешествовать. Он объездил уже, наверное, весь этот белый свет… Из многих мест присылает мне открытки.

— У вас есть эти открытки?

— Что?.. — она недоуменно глядела на Чона.

— Открытки. Покажите нам их.

Поколебавшись, и бросив взгляд сначала на Тэхена, затем — на Чонгука, она на деревянных ногах поднялась со своего места и подошла к массивному шкафу.

Открытки своего сына Юи Аясе хранила в коробке из-под сервиза. И их там действительно было немало — десятка три, не меньше.

Индия, Таиланд, Северная и Южная Америка, многие страны Европы. Видимо, Юи Хекдже на самом деле успел много где побывать.

— Кем он работает? — поинтересовался Гук, бегло рассматривая красочные открытки.

— У него нет профессии… — Аясе запнулась. — Он учился в Сеуле, но в нашей стране себя не видел. Уехал за границу. Приезжает в новую страну, находит там какое-то временное занятие, изучает местность, потом уезжает оттуда…

— Вас, как его мать, не смущает и не возмущает его беспечность в жизни? — полюбопытствовал Тэ. — Вы ведь сами в системе образования, а ваш сын, между тем, живет как бездумное перекати-поле?

— Нет! — твердо и даже негодующе ответила та. — Его жизнь — превыше всего. Если хочет жить так, пусть живет! Только бы жил…

Она без сил опустилась в свое кресло.

— Покажите нам его фотографии, — попросил Чонгук.

И снова пауза.

— Их у меня нет.

— Да неужели?! — Тэхен продемонстрировал весь свой возможный запал скепсиса одним только своим взглядом.

— Я же сказала, что у меня их нет! — разозлилась Аясе. Она повернулась к Чону, в котором чувствовала хотя бы немного сочувствия. — Он не любит фотографироваться. И я не считаю это проблемой!

— Как ваш сын пережил травлю и суицид Юн Джун У? — задал новый вопрос Тэхен.

И еще одна пауза.

— Конечно, ему было нелегко… У моего сына тонкая душевная организация… Но это всё давно в прошлом. Уже много лет прошло с тех пор.

— Он с вами когда-нибудь говорил о Юн Джун У? — спросил Гук.

— Нет.

— Где ваш муж?

— Бывший муж, — исправила она Чонгука.

— Где он?

— Я не знаю. Мы развелись с ним около десяти лет назад, после этого больше не общались.

— У вас есть его последние фотографии?

— У меня вообще нет его фотографий. Наш дом в те времена сожгли. Добрые жители этого города бросили что-то горючее в окно. Ничего не осталось.

— В прошлый раз вы говорили, что ваш брат оказался плохой компанией для вашего мужа, — напомнил ей Тэхен их прошлую беседу. — Что вы имели в виду?

— Только то, что уже и так сказала. Мой брат был бесчестным человеком. А муж — слабым. Он велся на точку зрения Сонхо.

— Сонхо подбил его на что-то против вашего сына? — проницательно заметил Тэ.

— Детективы, мне больше нечего сказать, — твердо заявила Аясе.

— Можете дать нам на проверку эти открытки? — Чонгук кивнул на коробку, которую она продолжала держать в руках.

— Нет! — Юи Аясе прижала коробку ближе к своей груди. — Это всё — весточки от моего сына!

— Прошу вас, — попросил Гук. — Мы проверим их и сразу же отдадим вам обратно. Всё под расписку. Национальное полицейское агентство гарантирует вам их сохранность и возвращение.

— Что думаешь? — Чонгук поместил коробку с открытками на заднее сидение своей машины.

— У нее на лбу написано, что она — подозреваемая №1, — ответил Тэхен, забираясь на пассажирское сидение. — Это же ощущение у меня было и после ее первого допроса.

— Согласен.

По пути в участок от Кёныля пришла фотография состаренного криминалистами Юи Хэкдже. На светофоре они оба с сомнением разглядывали ее.

— Он мне кого-то очень напоминает, — в конце концов сказал Тэхен, глядя на предполагаемое лицо их предполагаемого подозреваемого.

Следом от патрульного Юна пришло еще одно весомое открытие — они с унылым Квоном сумели идентифицировать одного из старых приятелей Чан Сушима.

— «Ли Дэхен, — прочитал Чонгук, — 34 года, местный, работает охранником на полторы ставки на сельскохозяйственных складах, номер телефона неизвестный». Эти склады за городом, в шести километрах. Там целый амбарный городок. Что думаешь, может сразу и съездим туда? — предложил он Киму.

Этот складской сельскохозяйственный городок, состоящий из большого количества амбаров, принадлежащих разным фирмам, компаниям и большим фермерским хозяйствам простирался на несколько километров.

Автоматический шлагбаум оказался поднятым, и они без проблем заехали внутрь. В будке охраны было пусто.

— И где нам его искать? — пробормотал Тэхен, когда они, остановив машину, вышли наружу и даже зря прождали Ли Дэхена около пятнадцати минут.

— Может, быстренько прочешем эти склады? — предложил Чонгук, поворачивая голову в разные стороны. Погода была пасмурной, и торчать за городом дольше положенного не хотелось — тем более, позволить себе настолько свободно разбрасываться временем они не могли. — Он может как раз сейчас делать обход. А может надолго застрять в одном из амбаров…

Они сначала проехали в одну сторону, удивляясь непропорциональному размещению складов.

— Давай я возьму эту сторону, а ты — другую?

Это действительно было удачным предложением, так как вместе проверяя каждый из них, они могли проторчать здесь до самой ночи.

Тэ согласно кивнул.

— Резонно. Будем на связи.

Первое же здание, к которому подошел Чонгук, оказалось открытым.

«Офигеть, — подумал он, — вот это я быстро нашел этого Ли Дэхена. Надо было поспорить с Тэ — кто первым его обнаружит, тот…».

На лице Чона расплылась довольная улыбка, так как в его голову одна за другой стали сыпаться самые пошлые и самые развратные идеи из всех возможных.

— Полиция! — громко сказал он, на всякий случай по привычке прикасаясь к своему пистолету под плотным слоем куртки и толстовки. — Ли Дэхен! Вы здесь? Полиция! — еще раз повторил Гук, когда услышал впереди какой-то невнятный шум.

Чонгук прошел дальше, мимо стены с доверху заставленными ящиками, и сделал несколько шагов к тому месту, которое, видимо, использовалось для упаковки и подготовки ящиков к погрузке и последующей отправке.

Едва он увидел на полу ноги лежащего человека, молниеносно достал из-за пояса свой пистолет. А почувствовав присутствие кого-то позади себя, резко развернулся, держа оружие наготове в вытянутых руках. Но только он повернулся, как ему в лицо щедро чем-то прыснули.

Чонгук закричал, потому что глаза чудовищно обожгло. Из них неконтролируемым потоком полились слезы, грудь сдавило, удушение было настолько сильным, что он упал на колени, пытаясь не выхаркать свои внутренности из-за дикого приступа кашля.

Его глаза автоматически намертво закрылись, и самостоятельно открыть их он уже был не в состоянии.

Несмотря на это адское состояние и временную слепоту, Гук продолжал крепко держать пистолет в руке.

Но следующее, что произошло — это удары ногой ему в корпус, в живот и по голове. Из ослабевших пальцев отобрали пистолет, а затем его же рукояткой слегка проехались Чонгуку по затылку.

Уже на полу, не прекращающий кашлять и извиваться от впрыснутого ему в лицо вещества, Гук постарался нащупать в кармане телефон. Но телефон тут же вытянули из его кармана и отшвырнули подальше. И еще один удар ботинком в корпус.

Пытаясь в кромешной темноте определить, где именно находится противник, и продолжая неравную борьбу с кашлем, слезами и удушением, Чонгук, выждав мгновение, весь подобрался и кинулся в ту сторону, в которой он ощущал чужое прерывистое дыхание.

И успешно.

Он сумел обеими руками вцепиться, судя по всему, в лицо противника, пока тот с гневным криком не отшвырнул его от себя подальше. И тогда Чонгук, собрав все свои силы в кулак, вскочил на ноги и бросился в сторону, где, как ему казалось, должен был находиться длинный коридор, который он увидел, как только зашел в амбар.

Первая попытка была неудачной — Чон тут же с размаху врезался плечом в стену. Дальше, не снижая скорости, он сделал зигзаг, и вовремя — мимо ужасающе близко пролетела пуля. Чонгук побежал еще быстрее, но через что-то споткнулся и вновь рухнул на пол. Он не знал, гонятся за ним или нет, но сейчас главное было — убежать как можно дальше, пока он снова не обретет возможность видеть.

Пальцы нащупали дверную ручку. Чонгук нажал на нее — и о, счастье! — дверь открылась. Он ввалился в помещение и сразу же закрыл дверь изнутри на засов.

Быстро обследовал комнату — небольшая, забита каким-то непонятными вещами. Гук сумел нащупать что-то длинное и металлическое, что можно было бы использовать в качестве оружия.

Сердце бешеным галопом стучало в его груди. Темнота не уходила, глаза не открывались, и Чонгук вынужден был действовать наощупь, доверяя только своим остальным ощущениям.

Он весь превратился в слух, пытаясь определить, идет за ним преступник или нет. Но вокруг была лишь абсолютная, звенящая тишина. Вполне вероятно, что злодей не собирался его преследовать.

Но затем послышался резкий удар. Такой силы, что Гук вздрогнул.

Кто-то ногой выбил дверь в соседнем помещении.

Значит, всё-таки его ищут.

"Приготовиться... — промелькнуло в мозгу. — Без боя не сдамся".

Чонгук максимально собрался, крепко сжимая свое оружие. Глаза выжигало, он продолжал задыхаться, но не давал страдающему организму победить себя.

Ручку двери комнаты, где находился Чонгук, дернули. Гук выставил свое оружие вперед, мысленно молясь, чтобы преступник передумал сюда заходить.

Резкий удар в дверь ногой — но он даже не вздрогнул, отсчитав секунду, вскинул руку и со всей силы бросился вперед, надеясь всё же застать нападавшего хотя бы немного врасплох.

Неудачно.

Его тут же схватили, плотно окольцевав его руки и прижав их к корпусу. Так, что Гук не мог воспользоваться тем предметом, который он планировал использовать в качестве оружия.

Он начал неистово брыкаться, пока теплые губы не коснулись мочки его уха, быстро проговорив:

— Это я! Я.

Адреналин, бушующий в крови, с трудом, но всё же пропустил информацию в мозг, и Чонгук застыл, мгновенно обмякнув в чужих руках. Металлический прут выскользнул из пальцев, с противным звоном приземлившись на бетонный пол.

— Как ты?

Голос у Тэхена был напряженным и отстраненным, хотя он продолжал удерживать Гука в своих объятиях, а его губы невесомо проходились возле скулы Чона и обратно.

Чонгук кивнул, так как говорить был не в силах — такое чувство, что внутри всё увеличилось, вздулось, взрывалось и горело бешеным огнем.

— Не прикасайся, не три и не пытайся открыть глаза, — продолжил говорить Тэ. — Это перцовый баллончик. Наносит вред примерно на сорок пять минут. Ужасный опыт. Поражает и сильно раздражает кожу, слизистую оболочку, глаза и дыхательную систему. Из-за непроизвольного сокращения мышц глаз ты не можешь их открыть. Давай, выйдем.

Он вывел Гука из помещения, продолжая бережно его обнимать, а затем где-то усадил.

— Там тело… — с трудом проговорил Чонгук, снова закашлявшись.

— Я видел.

— Мой пистолет…

— Его нет.

Чонгук в отчаянии едва не завыл. Потеря оружия — худшее, что может случиться с копом!

Тэхен ушел, и отсутствовал, как Чону показалось, минут пять-семь. После того, как он вернулся, он осторожно вывел напарника на улицу.

— Надо вызвать группу… — прохрипел Чонгук.

— Уже. Сейчас я буду промывать твои глаза. Будет больно. Но ни в коем случае к ним не прикасайся. Хорошо?

Голос у Тэхена был спокойным, но всё таким же отстраненным. Будто он говорил с посторонним, совершенно незнакомым для него человеком. Хотя, наверное, с чужими людьми он разговаривал бы более эмоционально, чем с ним сейчас.

Далее Тэ осторожно промыл большим количеством прохладной воды, которую где-то нашел, обожженные глаза Чона. Затем промокнул салфетками все места, куда попало ядовитое вещество.

За это время успели приехать сначала две патрульные машины, затем Сонни Джи и автомобиль скорой помощи с бригадой для погрузки тела, команда криминалистов, потом — Кёныль и унылый Квон. И все они окидывали их внимательными пытливыми взглядами. Чонгук понемногу начинал видеть, хотя глаза продолжало выедать.

— Нам надо вернуться на место преступления… — сказал он.

— Нам надо в больницу, — парировал Тэхен и повел Гука к его машине.

— Но…

— Там все специалисты, каждый из них отлично знает свои обязанности. Детектив Квон взял руководство на себя.

В больнице Чонгука продержали почти два часа. Офтальмолог обработал его глаза и дал последующие наставления, хирург наложил несколько швов на его голову, куда прилетел ботинок убийцы, а после — рукоятка пистолета Чонгука, медицинская сестра обработала его раны.

А еще у него взяли из-под ногтей образцы ДНК напавшего на него преступника.

Когда утомленный Гук, в конце концов, вышел в приемное отделение, то сразу же уткнулся в наполненные паникой глаза Тэхена, впервые нормально увидев его с момента нападения.

Тэ стоял, напряженный, конечно же, даже не присевший за эти два часа, на его куртке — кровь Чонгука, а в глазах вся боль этого мира — настолько, что Гук даже испугался.

— Со мной всё в порядке, я очень хорошо себя чувствую, — очень быстро протараторил он. — Мне дали обезболивающее.

Тэхен кивнул, но ничего не сказал.

Они вышли за пределы больницы, и Чонгук, увидев крошечную кофейню, заявил:

— Хочу кофе.

— Я сейчас принесу, — тут же поспешил сказать Тэ.

Гук протестующе поднял руку.

— Я сам.

Тэхен его не остановил, но зорко следил за всеми его передвижениями.

***

Малиновый кекс таял во рту, пока Гук бездумно его жевал.

— Как ты понял? — задал он вопрос.

— Услышал выстрел, — ответил Тэ, сразу догадавшись, о чем именно тот спрашивал.

Некоторое время они молчали. Чонгук прекрасно осознавал, что услышав выстрел, Тэхен едва с ума не сошел от страха за него.

— Увидел тело, а возле него — твой телефон, — продолжил Ким. — Было очевидно, что с тобой что-то произошло…

— Ты никого не видел?

— Нет. Когда я прибежал, было пусто.

— Значит, он не пошел за мной, — задумчиво проговорил Гук, облизывая сладкие крошки с губ. Тэхен очень хотел его обнять и сам сцеловать эту сладость. Но ему иррационально казалось, что если он сейчас прикоснется к этому утомленному, избитому волшебству, то тот попросту рассыплется на звезды, исчезнет.

— Я должен был быть рядом. Я должен был защитить тебя… — с укором проговорил он, вновь с мукой прикрывая глаза и откидываясь на сидении назад.

— Тэхен, ты не мой охранник. Ты — мой напарник, — заметил Чонгук.

— Именно. И напарники прикрывают спины друг другу! — запальчиво бросил Тэ.

— А еще они разделяют работу. Чтобы всё успеть. Именно это мы с тобой сегодня и сделали.

— Я должен был пойти в ту сторону, а не ты!

— И если бы ты пошел в ту сторону, то перцовым зафигачили бы в глаза тебе. И я не думаю, что ты смог бы сделать что-то намного больше, чем сделал я. Так или иначе, один из нас сегодня обжег бы свои глаза. И лучше это буду я.

Тэхен охренел, уставившись на своего парня.

— Лучше, если это будешь… Ты?

Чонгук кивнул.

— Именно, — подтвердил он. — У тебя слишком красивые глаза. Не хочу, чтобы они плакали.

Тэ выдохнул, ощущая, как в очередной раз сжалось его сердце. И, не зная как еще выразить свои эмоции словами, совершенно целомудренно коснулся губами его лба.

Чонгук едва не взвыл. Если теперь весь их интим будет ограничиваться подобными невинными чмоками, то следующий секс у него будет никогда!

— Детектив Чон, как ты себя чувствуешь? — Намджун, поморщившись, разглядывал несчастного потрепанного Чонгука.

— Спасибо, шеф. Очень хорошо, — бодро отрапортовал тот.

— Да уж… Оно и видно.

Нам обменялся взглядом с хмурым Кимом. Затем мученически вздохнул.

— Чонгук, ты же понимаешь, что облажался?

Гук, стоявший посреди его кабинета по стойке смирно, согласно кивнул.

Тэхен от возмущения скрипнул зубами. Нам мог бы и предложить пострадавшему подчиненному присесть! И в каком это месте он облажался?

— Ты потерял свое табельное оружие. Даже не знаю, что может быть хуже и позорнее для полицейского, — строго продолжал суперинтендант, поднявшись со своего места и принявшись мерно расхаживать по кабинету. — Даже твоя смерть не в состоянии перекрыть такой преступной халатности, как потеря доверенного тебе государством оружия! — охуевший Тэхен только в шоке поднял бровь, в то время как голос Намджуна приобретал всё больше начальственной агрессивности.

— Простите, шеф… — Чонгук низко склонил голову, пока Тэхен продолжал охуевать. У него в Сеуле остался запрятанным целый арсенал лучшего смертоносного и самого разнообразного оружия — он вполне может вооружить им до зубов оба участка этого веселого города. В чем проблема?..

— И новое тело! Четыре трупа и возможное пятое… Ты очень меня разочаровал, Чонгук.

— Простите, шеф… — еще тише повторил Гук, еще ниже склонив свою голову.

— Сегодня в срочном порядке написать подробный рапорт обо всём случившемся. Завтра им займется отдел внутренних расследований. И я снимаю с тебя руководство опергруппой.

— Да, шеф…

— Намджун! — предупреждающе прорычал Тэхен, мгновенно напрягшись.

— Руководство группой берет на себя детектив Ким. Детектив Чон, вы свободны, — сухо сказал Намджун.

После того, как за Чонгуком закрылась дверь, Тэ подошел вплотную к суперинтенданту.

— Нам, дружеское напоминание, — опасно спокойным тоном проговорил он. — Еще раз поднимешь на Чонгука голос или заставишь его стоять, пока он херово себя чувствует, я последую примеру одного мстителя, отрежу твой член и запихну тебе его в зад. Доходчиво?

— Ты тоже свободен, — фыркнул тот, возвращаясь к своему столу.

Тэхен проследил за его передвижением по кабинету.

— Нам, я не бросаю слов на ветер. Можешь орать и выставлять себя охуенным начальником перед кем и когда угодно. Но Чонгук под моей защитой. И это в последний раз я стоял и наблюдал за подобным.

— Свободен, — с нажимом повторил Намджун, ничуть не впечатленный его спичем.

— У тебя конкретный недотрах, — негромко проговорил Тэхен, направляясь к выходу. — Надеюсь, когда Сокджин вернется, он хорошенько тебя отдерет. Так, что сидеть не сможешь. Зато лапочкой будешь.

Намджун хмыкнул.

***

Ночью Тэхен настолько крепко окольцевал своими руками и ногами Чонгука, что тот ни вздохнуть спокойно, ни повернуться не мог. Да еще и всё тело жутко болело. Но стоически терпел. Он понимал, что вчера Тэ пережил не лучшие мгновения, когда не знал, увидит ли еще Чонгука живым, и винил во всем случившемся себя.

А утром Гуку еще пришлось целый час убеждать своего парня, что суперинтендант всё сделал правильно, строго следуя букве закона.

— Черное и белое, помнишь? В работе полиции нет полутонов. Есть только черное и белое. Кёныль накосячил — Кёныль выгребает. Я накосячил — я выгребаю. И так и должно быть, если мы хотим быть беспристрастными.

Конечно же, Тэхен не считал это правильным, но всё же предпочел не вступать в дальнейшую полемику.

— Отстранив меня от руководства, а патрульного Юна — официально от нашей группы, шеф тем самым обезопасил всё расследование. Чтобы впоследствии в суде никто не мог к нему прикопаться. А ты будешь идеальным руководителем, — убежденно добавил Чон. — Скоро мы его поймаем. У нас уже есть его ДНК. Недолго ему гулять на воле.

— Ты уверен, что сможешь сегодня работать?

Чонгук кивнул.

— Сто процентов да.

Тэ, который хотел чмокнуть его в щеку, неожиданно осознал, что его возмутительнейшим образом перехитрили, потому что вдруг его губы стали сминать в горячем пошлом поцелуе, прямо возле сгоревших пересоленных блинчиков, которые Ким хотел приготовить своему избитому парню. А чужие руки уверенно пробирались под одежду, заставляя плавиться от жгучих прикосновений.

Потому что Чонгук не собирался ждать, пока Тэхен перестанет обращаться с ним словно с безумно дорогой и хрупкой хрустальной вазой. И решительно взял всё в свои руки, хотя его тело и голова дико болели.

— Звездочка... Моя звездочка... — шептал, уверенно вливаясь в поцелуй Тэ, отодвигая те блинчики подальше. В конце концов, они действительно были отвратительными.

А уже на работе, когда Тэхен как раз пересылал Оракулу сообщение Чон Хосока о месте и времени обмена, опоздавший на службу на целых два часа и максимально взбудораженный Кёныль ввалился в их кабинет со словами:

— Я объездил и проследил за всеми нашими подозреваемыми! И я знаю, у кого расцарапано лицо.