Часть 19. #FF9218 Последний вздох Жако

Хоби хорошо помнил тот день, когда Спектр впервые вышел с ним на связь.

Забыть такое было сложно, хотя Хосок пытался. Очень сильно пытался. Но каждый день, проведенный за решеткой, раскаленным железом отпечатался на его ребрах и мешал свободно дышать даже спустя столько лет.

Его посадили за одну из организованных им акций — Хосок со своими единомышленниками совершил нападение на фургон, полный испуганных и несчастных собак, которых везли в качестве будущего мяса в один из ресторанов Сеула.

Это уже был как бы завершающий этап истории, а прокололся он немного раньше — во время нападения на ферму. Там его срисовали камеры, и к моменту, когда Хосок напал на фургон, дело по нему шло уже полным ходом.

Тот рейд — атака на ферму в Намъянджу, в 24 км к северо-востоку от Сеула, всё же этого стоил. Тогда они спасли более 170 собак, которых там содержали для последующего забоя. Животных убивали электрическим током, а затем их мясо шло на приготовление супа.

Жили они в переполненных клетках, в чудовищных условиях, в тотальной антисанитарии. Среди них числились золотистые ретриверы, спаниели, гончие, борзые, корейские хиндо и мастифы. Были даже мелкие мальтипу.

До того, как Хосока арестовали, он сумел освободить 1222 собаки из десяти ферм.

Несмотря на отрицание политиков, в Корее ежегодно разводят для употребления в пищу более 2,5 млн. щенков. Мясо многих из них идет в качестве ингредиента к любимому острому национальному блюду «посинтхан» (суп из собаки).

Молодому поколению, как Хоби и его друзьям, подобные пещерные традиции очень не нравились. В отличие от старшего поколения. Которому даже объяснить было невозможно, почему нельзя есть собак и почему они должны отказаться от своей давней традиции и любимого ими блюда.

Один свято сохраняющийся миф делал всю эту ситуацию еще более чудовищной — считалось, что чем больше адреналина производит животное из-за стресса непосредственно перед смертью, тем нежнее будет его мясо. Поэтому собак убивали поистине зверскими способами — чтобы они перед смертью максимально страдали.

У Хосока горело сердце от подобной варварской традиции, которой даже сейчас, в двадцать первом веке, продолжали придерживаться. Он стал свидетелем страданий сотен и даже тысяч животных, которых люди называли домашними питомцами, а затем убивали их максимально жестоко, чтобы мяско было нежнее.

Хоби взял на себя миссию защиты животных еще в подростковом возрасте. Они с друзьями выискивали хозяев, которые издевались над своими питомцами, похищали животных и пристраивали их в хорошие руки. У самого Хосока вследствие его подпольной деятельности, дома было четыре собаки, шесть котов, два хомяка, пять кроликов, выдра, бородатая агама и волнистый попугай. Стоит ли говорить, что родители были безмерно «счастливы» из-за этого.

Став взрослее, Хоби пошел еще дальше — он разыскивал и спасал животных из косметических и медицинских лабораторий. Как-то удалось даже освободить четырех шимпанзе — до того, как им разрезали черепушку и достали мозг для изучения.

Потом он узнал о том, что в Сеуле есть рестораны, где особым спросом пользуется мясо китов и дельфинов. Но здесь что-то сделать было тяжелее — их доставляли в Сеул уже в мертвом виде.

А вот что Хосок мог реально делать здесь, в своем родном городе — это спасать собак, которых миллионами ежегодно убивали для мяса.

Хоби никогда не был махровым активистом. Он был уверен, что на силу надо отвечать силой. Поэтому его борьба всегда носила радикальный характер. И если имущество живодеров или они сами как-то страдали от его действий, Хосока это особо не расстраивало.

А вот полицию — да. После фермы они сумели взять его на горячем во время того нападения на фургон.

Единственное, что радовало Хосока — это то, что его друзья сумели увезти большинство животных до того, как нагрянули копы.

Его посадили на шесть лет. Очень жестоко. Хозяин фермы постарался, умаслив полицию и прокуроров, чтобы Хоби ответил по полной. Просидев четыре месяца, Хосоку начало казаться, что еще немного, и он сойдет с ума. Он уже потихоньку начинал ехать кукухой.

Вот тогда в его жизни и возник Спектр.

Каждый вечер с девяти до десяти Хоби давали возможность выйти в сеть. В один из таких вечеров он обнаружил в своем электронном почтовом ящике, забитом в основном тупыми бесплатными рассылками, письмо от кое-кого, кто называл себя Спектром.

Спектр рассказал, что услышал о нем в новостях, и ему хотелось хоть как-то его поддержать во время длительного пребывания за решеткой.

Их общение стало ежедневным. И для Хосока — единственным, что его держало. Они делились друг с другом своими мыслями, прочитанными книгами и взглядами на жизнь.

В один из дней Хосока вызвали прямиком к начальнику тюрьмы. Он не знал, что такого натворил, но на всякий случай готовился к самому худшему. В кабинете, кроме начальника, были следователи, которые вели его дело. Они… извинились перед ним и сообщили, что стало известно о том, что всё дело против него было сфабрикованным и он абсолютно ни в чем не виноват.

Ошарашенному Хосоку дали ручку, чтобы он подписал отказ от претензий к полиции и государству, и через тридцать минут его, по-прежнему офигевшего, с вещами в руках, выставили вон из территории тюрьмы и захлопнули за ним тяжелую дверь.

Так Хосок узнал, что Спектр — это мега, супер, охрененно крутой хакер.

***

Чонгук докуривал сигарету прямо до фильтра — так, что пальцы уже жгло. Но даже это не отрезвляло его, пока он неотрывно наблюдал за Тэхеном. Дым сизыми лентами струился у него между пальцев, в венах, будто не кровь плескалась, а вино.

Ким Тэхен опьянял. Как самый крепкий, срывающий башку алкоголь. Но трезветь не хотелось. Хотелось за Тэхеном наблюдать. Как он морщит лоб и поджимает губы, уткнувшись в меню, вчитываясь в мелкий шрифт и пытаясь выбрать, что бы такого заказать себе на завтрак. Чонгуку не хотелось прерывать эту картину и сообщать ему, что 70% блюд, указанных в меню, здесь нет. И будут только яйца в виде чего-то, напоминающего омлет, возможно тосты из позавчерашнего хлеба и достаточно отстойный кофе. Этот ночной клуб мог похвастаться сотнями позиций в плане бухла, но не едой. И утренние, еще не остывшие после бурной ночи гуляки, которые не разъехались по домам, а остались здесь, будут завтракать тем, что им даст не самый умелый и старательный, и бесконечно заебанный ночной сменой повар.

Но Тэхен продолжал выбирать, а Чонгук на него смотрел.

Он снова сделал это — повел завтракать Тэхена не в нормальное заведение, вроде кафе, бистро или пиццерии, а в утренний сонный и прокуренный ночной клуб, в котором он пару месяцев назад снял того портье.

Будто пытался в очередной раз сказать Тэхену: это я. Вот такой. И это мой мир. Беги, Тэхен, пока не поздно. Пока я окончательно не утонул в тебе. Потом мне будет слишком больно, когда ты осознаешь, кто я, и всё же меня бросишь.

А Тэ будто и не видел ничего странного в том, куда именно они пришли завтракать.

— Я буду сэндвич с тунцом и сыром, бельгийские вафли с кленовым сиропом и двойной эспрессо.

Чонгук не сдержался от нежной улыбки. После чего взглянул на апатичного бармена за стойкой.

— Нам две порции того, что у вас есть. И кофе. И еще сигареты.

Тот кивнул и побрел за ширму, где находилась кухня.

Тэхен насупился. После некоторого молчания поинтересовался:

— И зачем тогда я так долго выбирал?

Чонгук, наконец, затушил окурок и сразу же достал еще одну сигарету — последнюю в пачке. Смял упаковку, очень метко зашвырнув ее в мусорное ведро за стойкой.

— Ты слишком мило это делал. Я не мог лишить себя подобного зрелища.

Тэхен еще немного помолчал, наблюдая траекторию летающей над стойкой и пока не отправившейся в зимнюю спячку мухой.

— Так тебе нравятся милые? Или всё же... развязные?

Гук хмыкнул, прикуривая очередную сигарету.

— Признайся, ты ведь приревновал меня, — неторопливо проговорил он. — Поэтому не ушел. И выкинул его из номера. Я впечатлен. За меня еще не дрались.

Тэхен фыркнул. Было бы странно, если бы самовлюбленный вор вдруг перестал быть самовлюбленным.

Да, это правда. В душе́ всё выжгло, когда он занес ногу над ступенькой и вдруг абсолютно неожиданно для себя осознал, что не собирается отдавать Чонгука этой тощей, разрисованной и татуированной дряни. Но было еще кое-что, что заставило его вернуться.

— Я не хотел, чтобы ты принимал наркотики. А вы, видимо, как раз этим и собирались заняться. Вперемешку с сексом, — Тэхен не удержался и поморщился, потому что не самые приятные картинки тут же заполнили его голову.

— Мне нравится, когда ты ревнуешь.

— Я не сказал, что ревновал, — мгновенно возразил Тэ.

— Но и не сказал, что не ревновал, — судя по довольной ухмылке Чона, ему нравилась эта ситуация, эта ловушка, в которой оказался Тэхен, и он явно собирался стебать его этим еще долго. — У тебя столько смелости и уверенности появилось. Ты сам принял решение, сам сделал шаг. Прям вау.

— А что насчет Джи Вона?

Улыбка тут же слетела с губ Чонгука.

— Что насчет Джи Вона?

— Ты злился, когда я с ним встречался.

— Он насильник. Он едва не поимел тебя в своем роскошном президентском номере. Без твоего согласие на это. Не забывай об этом.

— Но тебе не нравились наши с ним встречи еще до того вечера. В эту игру можно играть вдвоем, — добавил Тэ, так как Чонгук не спешил отвечать.

— Это была не ревность, — всё же возразил Гук, насупившись и сдвинув брови, — а разум.

Тэхен сверкнул насмешливым взглядом. Ну конечно...

— Часто зависаешь в клубах? — поинтересовался Чонгук, наблюдая за двумя вышибалами, которые пропускали стаканчик перед тем, как разойтись по домам отсыпаться после ночной смены.

Вообще в зале кроме них было всего несколько человек — в основном те, кто остался в клубе после завершения ночи.

— Достаточно. Иногда, — Тэхен помедлил. — Когда хочу расслабиться.

— Снимаешь там кого-то?

— Да. На одну ночь. Ну, или вернее, на пару часов, — поправился он.

Гук пытливо взглянул на него.

— Не думал с кем-то завести отношения? Больше, чем на одну ночь?

— Нет, — Тэ делал вид, что не чувствует на себе внимательного, царапающего взгляда. — Я не то, чтобы любитель отношений. Я типа из тех, кто одиночка. Сижу за компом, в этом и есть моя жизнь. А в клубы хожу расслабиться. Иногда с Чимином. Хотя он не любит подобные места, — Тэ улыбнулся, подумав от друге. — Считает их посещение ниже своего достоинства.

Чонгук откинулся на спинку своего стула.

— Кто бы сомневался. Пиранья в своем репертуаре. Даже представить не могу, как вы вообще сошлись и что вас связывает. Вы же разные.

— Мы с тобой тоже разные, — парировал Тэ. — Мне кажется, это совсем не показатель.

— Возможно, — согласился Чонгук.

Было глупо это отрицать. Они с Тэхеном — как небо и земля. Или вернее, как небо и подземелье. Где Ким Тэхен в своих желтых и голубеньких толстовках и кардиганах парит в облаках, а он в своем мрачном и черном — где-то под землей, в адской кузнице, куда не доходит солнечный свет.

Но вот они провели вместе ночь и даже завтракают вместе. И очень хочется повторить это еще не раз.

— Почему ты зовёшь Чимина пираньей?

— Ты дашь ему палец, он откусит руку. Ничего не дашь — он тебя всё равно сожрет.

Какое-то время они молчали. Но их молчание было совсем не из той серии, когда напряженное или скребущее, или скучное. Оно было... удобным. Комфортным. Когда каждый расслабленный и в своих мыслях. Чонгук курил, Тэхен погрузился в какие-то свои размышления, строя из стиков с сахаром башенку.

— Кто знает, может мы даже виделись когда-то, — заговорил Чонгук. — Ты бывал в клубах. И я тоже.

— Возможно. Но ты вряд ли обратил бы на меня внимание.

Чонгук сделал еще одну затяжку.

— А ты на меня?

Тэ задумчиво оглядел его, как будто в его мозгу уже давно плотно не отпечатался образ вора в черной косухе, тяжелых ботах и с суровыми глазами.

— Тебя трудно не заметить.

— И всё же? — не дал ему соскочить с ответа Гук.

— Ну... Я бы тебя точно заметил. И пофантазировал о том, как ты зажимаешь меня в туалетной кабинке, — Тэхен бессознательно очень медленно провел языком по своей нижней губе. Он не смотрел на Чонгука, но отлично знал, что тот не отрывает от него глаз, внимательно впитывая каждое сказанное им слово. — Как бы грубо ты мял мои бедра, до синяков. Стащил бы с меня штаны. Рывком. Опустился бы на колени и был бы послушным мальчиком, который дал бы себя выебать в рот. Я бы держал тебя за волосы, так, чтобы ты и пошевелиться без моего разрешения не мог. И спустил бы в твою глотку. А потом ты бы трахнул меня — на весу, прижимая спиной к стенке. Как-то так, — он пожал плечами. — Но выбрал бы не тебя, а кого-то другого.

Им, наконец, принесли заказанное, и они принялись за еду. Чонгук промолчал и не сказал, насколько его возбудили фантазии Тэхена, и как бы он хотел быть тем, кто зажал бы красивого незнакомца с осторожными, внимательными глазами в туалетной кабинке среди громкой музыки и веселящейся за дверью толпы.

Омлет, который печальными комками лежал на их тарелках был... В общем, омлетом его можно было назвать лишь с натяжкой. Единственная позитивная характеристика для него, которая приходила на ум — это "съедобный". Кофе был под стать омлету. Также им досталось по стакану пакетированного сливового сока и по сдобной печеньке с вишневой начинкой.

— Тебе было страшно? — нарушил тишину Тэ.

— Когда?

— Когда ты лежал связанный на столе? Тебе было страшно?

Тэхен впервые заговорил о том, что случилось, пока Чонгук был в плену. И он очень надеялся, что тот от него не отмахнется.

— Да. Страшно и мерзко. Не думаю, что кто-то способен понять, как это — оказаться связанным перед ебнутым маньяком. Ты, кстати, так и не рассказал, как вы меня нашли.

Тэ оценил и то, что Гук от него не отмахнулся, и то, что он всё же мастерски перевел разговор на другую тему.

— Мы с Дейем возвращались в Центр. Шел дождь, я чувствовал себя... паршиво. Эта встреча была такой тягостной. Я вспомнил, что давно не смотрел камеры в моем доме.

— В твоем доме есть камеры? — удивленно и с некоторой долей недоверия переспросил Гук.

— Да. Когда мы с Доком приезжали за вещами, он настоял, чтобы я разместил внутри и снаружи несколько камер. Периодически я просматриваю их. В реальном времени. Я обратил внимание, что входная дверь открыта, а такого не должно было быть. Тогда залез в архив — там видео сохраняются неделю, потом стираются. И я увидел, как тебя выносили ночью из дома. После этого я попытался связаться с тобой, но твой телефон был отключен. Хорошо, что Джин когда-то установил маячок на твой телефон. А они не догадались вынуть батарею. Видимо, были уверены, что искать тебя никто не будет. Мы тут же с Деймоном рванули туда, куда указывал сигнал телефона. Тебя держали в заброшенной промзоне. Мы нашли подвал, спустились вниз, но там был только труп. Я очень надеялся, что убитый великан означал, что ты сумел спастись. Мы искали тебя везде, объезжали по периметру рядом с этим местом. Ты прошел метров сто в этом состоянии, и упал почти возле самого переезда. Из-за того, что была ночь и лил дождь, найти тебя было сложно. Но мы нашли.

— Камеры, маячок. Как всё удачно сложилось, — пробормотал Гук. — Джин еще огребет за то, что влез в мой телефон и следил за мной.

— Не нужно его обвинять. Всего лишь мера предосторожности, — Тэ отхлебнул кофе. — Которая спасла тебе жизнь.

Всё так и было. Только камеры и маячок поставил сам Тэхен.

— Я хочу, чтобы ты был очень осторожен, пока этот педофил на свободе, — игривый и по обыкновению приправленный язвительностью голос Чона сменился твердой серьезностью. — Они тебя ищут. Вот прямо сейчас ищут. И я не хочу, чтобы они делали с тобой то же, что и со мной.

Чонгук даже описать не мог, насколько у него немели пальцы на ногах и прошибало молниями голову, едва лишь появлялась мысль о том, что в той комнате с металлическим столом и кожаными ремнями может оказаться Тэхен.

Какой-то похмельный пьянчуга залез за диджейский пульт и принялся на нем нажимать все кнопки и искренне, как ребенок, радоваться, когда из него выходили какие-то звуки. Оба — и Тэхен, и Чонгук, некоторое время с усмешками наблюдали за его игрой.

— Было кое-что... — обронил Чонгук. — Я не говорил этого никому. Но когда Хансоль меня пытал, в комнате был кто-то еще.

Тэхен напрягся.

— Его люди?

— Нет... Скорее всего, нет. Он часто смотрел в сторону. Иногда улыбался. Успокаивался, глядя на этого человека, когда начинал злиться и терять контроль. Уже потом, когда я был в полукоматозе и с трудом соображал, тот другой подошел, наклонился и посмотрел на меня.

— Ты видел, кто это был?

Гук покачал головой, раздраженно отодвигая от себя тарелку.

— Нет. Только что-то расплывчатое перед глазами. Но там точно кто-то был. И он наблюдал.

Закончив завтрак, они расплатились и двинулись на выход.

— Зайдем в туалет?

Тэ кивнул. Он размышлял о том, что рассказал ему Гук, но все мысли мигом улетучились, едва они оказались внутри — Чонгук как-то уж слишком демонстративно щелкнул задвижкой на двери, после чего приблизился к ничего не понимающему Тэхену вплотную, не отводя своих темных и до краев заполненных опасностью глаз от удивленных его, медленно провел по его рукам, от запястий и до плеч, притягивая к себе ближе. Стиснул Тэхена в своих сильных объятиях, прижимаясь своим пахом к его. И абсолютно без предупреждения, Ким и пискнуть не успел, затащил его в первую попавшую кабинку, со всей силы толкнув дверь ногой, подхватывая Тэхена под бедра, прижимая к хлипкой стене и едва не снося ее, вылизывая его шею, мягко кусая и нетерпеливо сжимая чужие бедра.

— У нас по согласию? — шепнул ему куда-то в шею, опаляя своим горячим прерывистым дыханием.

— Не совсем, — выдохнул Тэхен, и Гук несдержанно рыкнул, крепче прислоняя свою добычу к стенке кабинки, сильнее стискивая его, не давая пошевелиться и полностью его контролируя.

— Не надо сопротивляться, — прошептал он, пробираясь ладонями под чужую футболку и касаясь гладкой раскаленной кожи. — Я видел, как ты смотрел на меня у бара. Как поедал меня глазами... Тебе надо было только подойти, а не находить мне замену.

Его рука плавно двигалась по шее, задевая замерший кадык, и Тэхен тут же гулко сглотнул, скользнула к ключицам, оттягивая ворот кремового худи и грозясь порвать ткань, провела по плоскому животу, дрожащему от предвкушения, и пробираясь в штаны.

Чонгук сжал напрягшуюся плоть и громко выдохнул, так как у самого между ног уже был пожар. Он нажал на член своей "жертвы", чувствуя, что горячий, раскаленный воздух скоро разорвет, нахрен, его грудную клетку.

Черные антрацитовые, пылающие желанием глаза напротив соблазняли и манили, и Тэхен в какой-то момент "сдался" таинственному брутальному "незнакомцу", повержено уткнувшись в чужую шею, под острую, как лезвие, скулу, втягивая в легкие насыщенный, дикий и опасный аромат.

Его медовая кожа блестела от пота, волосы прилипли к взмокшим вискам, зрачки горели ярким огнем в тусклом свете ламп, когда Чонгук брал его, украшая укусами все неприкрытые участки его кожи. С губ Тэхена слетали развязные, тягучие стоны. Хотя из-за того, что свои связки он сорвал еще ночью, это было больше похоже на задушенные хрипы, толчками вырывающиеся из его груди. Он мычал в очередной глубокий поцелуй, иногда отстраняясь, чтобы носом упереться в щеку Гука. Чонгук брал его жестко и грязно, беспрерывно шептал пошлости, пока Тэхена стремительно куда-то уносило, и он срывался в густую и вязкую нирвану, растекаясь внутри нее жидким возбуждением.

Только когда они оба кончили, Чонгук отпустил Тэхена, который после мощной долбежки едва держался на ногах. Он ухватился за Гука, тут же почувствовав на своей талии уверенные сильные руки, поддерживающие его.

Чонгук поцеловал его во взмокший висок, отпуская.

— Делись и другими своими фантазиями.

— Ты тоже.

— В рот мне спустишь в другой раз, времени было маловато для полного комплекта.

Тэхен, хмыкнув, протянул руку к рулону туалетной бумаги, чтобы стереть с них следы недавнего бурного секса, но Гук тут же перехватил его запястье, крепко его сжав.

— Что?.. — не понял Ким.

— Если тебе хочется подцепить какую-то хуйню, то конечно, — Чонгук кивнул, указывая на небольшие точки на рулоне, которые вполне можно было бы принять за признаки вторичной переработки. — Нарики, когда здесь ширяются, вытирают иглы, протыкая ими туалетную бумагу. Там чужая кровь, наркота и все болячки этого мира. Так что не советую к этому прикасаться.

Тэхен тут же одернул руку.

В клубные туалеты больше ни ногой.

***

— Иногда мне интересно, кто будет сидеть у моей могилы и часами разговаривать со мной.

— И к чему ты это?

Юнги поджал губы, когда Хосок озвучил ему свою мысль.

Вообще они сегодня и не должны были быть вместе, сидеть на траве и наблюдать за резвящимися на лужайке псами. Но Хоуп, столкнувшись на лестнице с Мином, неожиданно предложил ему поехать вместе с ним. А тот согласился.

Халк привез их в приют для животных, который Хоби сам создал и финансировал. Он назвал его в память о своем любимом однокрылом волнистом попугайчике, которого когда-то спас из острых клыков стаи бродячих собак. "Последний вздох Жако".

Раз в месяц Хосок в обязательном порядке сюда выбирался, но впервые пригласил с собой Юнги, или вообще хоть кого-то их Центра.

Они сидели в этот пустынный и холодный ноябрьский день, грели руки горячими рыбными пирожками на палочках, от которых еще шел пар, и это был лучший день в жизни Юнги за много лет.

— Думаю, в Спектре грядут перемены. Будь к ним готов.

Юнги еще сильнее нахмурился.

— Мне не нравится твой тон. Ты в порядке?

Хоби пожал плечами. В порядке ли он? Что такое вообще этот порядок? Или нормальность?

Он никогда не был нормальным в том самом понимании. И не хотел быть. Хосок всегда был собой. Да, странным. Да, не таким, как все. Да, у него были свои идеалы и свое понимание этой жизни. И оно никаким образом не пересекалось с тем, что говорило общество. Ему вообще на общество и его узколобые указки было наплевать с очень и очень высокой горы. С Эвереста, не меньше.

Наверное, тяжело понять, как можно пройти путь от защитника животных до вора. И если бы ему какое-то количество лет назад об этом сказали, он бы не поверил. Но жизнь такая штука, что ты никогда не знаешь, какой тропинкой она тебя поведет. Ты не знаешь, что будет за поворотом, какое испытание, предательство, потеря, выбор будет дальше. Ты просто принимаешь решения, как-то справляешься с проблемами, которые валятся на твою голову, и идешь дальше. И лишь оглянувшись назад понимаешь, насколько разным ты был в начале пути и сейчас. Но ты даже не можешь обвинить себя в чем-то — ты просто шел. Как мог шел.

— Ты винишь меня в том, что я привел тебя в Спектр?

Казалось, Юнги удивился такому вопросу.

— Ты спас меня тогда. Я бы не сумел справиться с тем, что произошло. Какое бы я решение тогда не принял, я бы всё равно потерял свою нормальную жизнь. Или себя. Меня просто поставили перед фактом — что как раньше уже не будет. Так что... Спектр — не худшее место. Но я скучаю за собой прошлым. Который еще не знал, что жизнь — дерьмо. У которого внутри было много света, который мечтал и собирался покорить все возможные вершины. Но меня просто окунули в... жизнь.

— Задай свой вопрос.

— Какой?

— Который ты не задал, когда мы следили за ТэТэ и Джи Воном. "Ты никогда не смотрел на меня, как на…" Как на кого?

— Как на того, кого бы ты мог любить, — без колебаний завершил Мин тот свой вопрос.

— А ты никогда не думал, что я мог тебя... любить?

Юнги застыл. Сейчас он боялся даже взглянуть на Хосока, поэтому неотрывно, практически не мигая, смотрел на резвящихся, играющих с красными шарами далматинцев.

— Любить... в смысле в прошедшем времени?

— Любить... это просто любить. У любви нет прошедшего времени. А если есть, значит, это была не любовь.

***

Тэхен ввел шестизначный код, поднял тяжелые секционные гаражные ворота и неслышно зашел в свою одинокую крепость. Хотя, правильнее будет сказать, обычно одинокую. Но не сегодня.

Чонгук хотел отвезти его в Центр, но Тэ сказал, что у него дела.

Да, у него действительно были дела.

Он приходил сюда почти ежедневно, проводил в этих стенах не более двух часов. И возвращался обратно. Так было не подозрительно, и его никто ни разу не спросил, куда он уходит.

Тэхен скользнул взглядом по десятку работающих экранов, и сразу же, даже не снимая куртку, прошел к кофеварке — то, что ему пришлось выпить в ночном клубе, даже язык не поворачивался назвать кофе.

— Я загрузил новые зерна, — послышалось сбоку.

Тэхен кивнул, нажимая нужные кнопки для приготовления двойного эспрессо, и только затем повернулся в сторону Намджуна. Тот сидел в кресле, забросив ноги на ящик со всякой технической хренью, а в его руках была большая книга.

— Как ты?

— Норм.

Док выглядел намного лучше, чем вчера, а вчера выглядел намного лучше, чем позавчера. Крепкий организм восстанавливался быстро, и о пережитом нападении и пятинедельной коме напоминали только всё еще впалые глазницы и похудевшее, осунувшееся лицо, очень короткая стрижка под ежик и виднеющийся длинный и широкий шрам на затылке.

Как только Намджун вышел из комы, Тэхен сразу же организовал ему перевод в другую клинику под новым именем, а все данные в старой клинике уничтожил. Он не сомневался, что люди Хансоля следили за больницей и только и ждали момента, когда их жертва очнется, чтобы ее забрать. Тэхену удалось их опередить.

Когда здоровью Дока уже ничего не угрожало, он снял для него квартиру, но тот предпочитал коротать время в его хакерском убежище.

— Извини, я пошарился немного у тебя. Привычка, что поделать, — в голосе Дока абсолютно не было раскаяния или извинения, но Тэхен этого и не ждал. Впуская Намджуна в свое убежище, он уже был готов, что тот без стеснения будет совать нос во всё, во что только можно было бы сунуть свой нос. Док — бывший коп, и внутренняя ищейка — это навсегда. — Я обнаружил твои досье. Полистал их немного. Занимательное чтиво.

Тэхен хмыкнул, садясь за стол уже с чашкой благословенного бодрящего напитка, и бегло просматривая все сводки.

— "Чон Чонгук. Лояльность: низкая", — прочитал Намджун в одном из девяти досье. — Ты это серьезно? Я же тебе сказал, что это не он.

— Ну, во-первых, ты не можешь быть уверенным насчет другого человека на все 100%, — заметил Тэ, продолжая щелкать мышкой и совершая какие-то манипуляции, касаясь экрана. — А во-вторых: "Я не цирковая собачка, — процитировал Чонгука Тэхен, скопировав тягучие нотки в голосе вора. — Я работаю на Спектр, но не более того". У меня были все причины не верить в его лояльность.

Намджун ухмыльнулся.

— Ты бы видел свое лицо, когда он это сказал.

— Рад, что тебе было весело. Я писал эти досье сразу после нападения на тебя, — спустя паузу молчания пояснил Тэ. — С тех пор многое изменилось.

— Да неужели? — Док соорудил на лице максимально удивленную мину. — Подожди... Только не говори, что Гуки сумел растопить лед твоего недоверия. В таком случае очко в его пользу, — Намджун отложил книгу, которую читал, окидывая Тэхена пристальным задумчивым взглядом. — Он хороший парень, что бы там из себя он не строил. И да, на 100% нельзя ни за кого поручиться. Но на 99,99% — это не Чонгук. Если тебе интересно мое мнение.

— Я знаю, — Тэхен поднялся на ноги и прошелся по своему убежищу. В одну сторону, затем в другую. Он сунул руку в карман, с удивлением доставая оттуда небольшой сверток. Это оказалась завернутая в салфетку печенька с вишневой начинкой. Видимо, Чонгук заметил, что десерт Тэхену понравился, и отдал ему свой. — Я знаю, — повторил он, — кто предатель.