Праймс 22-25

***

— Нет!

— Тэхен, послушай...

Сокджин в который раз с шумом вобрал в свои легкие приличную порцию воздуха, чтобы затем с силой вытолкать его оттуда, попытавшись вложить в свой голос все крохи своего еще пока чудом оставшегося терпения.

Нежнее лилии, тверже стального клинка.

Так отец однажды охарактеризовал Тэхена.

Красивый, утонченный, сострадательный, с тонко чувствующей душой. Вот только его не прогнуть.

— Я не буду этого делать! Ты совсем ебанулся?! — бушевал Тэ. И тут же получил подзатыльник. Легкий, конечно.

— Ребенок, послушай меня... Это то, что тебе придется сделать. Без этого никак.

Тэхен мрачно сложил руки на груди, всем своим видом выражая всеобъемлющий и безграничный протест.

— Нет.

— Ты хочешь когда-нибудь сесть за руль? Если нет — то без проблем. Но если всё же хочешь — у тебя есть только один шанс всё, нахрен, исправить! Если бы ты проделывал свои дела втихаря, в темном переулке, этого бы не произошло. Захотел стать звездой TikTok и всех университетских хроник? Отлично. Но теперь расплачивайся.

Он просканировал хмурого младшего брата цепким взглядом, после чего кивнул на массивную дверь в кабинет преподобного Сонга. Тэхен, стиснув зубы, рывком ее открыл.

В комнате, кроме декана Сонга, был и вернувшийся на учебу Кан Юджэ, освещающий всё вокруг своим запредельно жалобным взглядом.

Интересно, с чего это психанутый на всю голову хулиган вдруг решил примерить образ жертвы?

— Ким Тэхен, — декан сперва пересекся с холодным и надменным взглядом в нереальной степени раздражающего его Ким Сокджина, и тот подарил ему небрежный кивок, и только затем соизволил посмотреть на провинившегося студента. — Надеюсь, отстранение пошло тебе на пользу и охладило твой пыл. Ты из безгранично уважаемой семьи, одного из главных меценатов и покровителей университета Ёнсе. И пятнать ее репутацию, позорить подобным поведением в высшей степени безрассудно и неуважительно с твоей стороны! — голос преподобного гремел, пробегаясь по подоконнику, отбиваясь в стеклах и оседая рядом с пылью на верхних полках шкафа с грамотами, кубками и наградами. — Чтобы исчерпать этот крайне неприятный и болезненный для нас всех конфликт, будь добр, покажи себя истинным представителем своей семьи, признай свою вину и извинись перед студентом, которого ты публично жестоко избил и оскорбил.

Тэхен взглянул на Юджэ, уголки губ которого, пока ни декан, ни Сокджин на него не смотрели, поднялись в откровенной насмешке.

Кто-то бы испугался Кимов. А кто-то — максимально долбанутый, вроде Кан Юджэ, собирался поиметь из случившегося максимум.

Так вот, значит, как? Тэ постарался сдержать бушующий в груди шторм от такой неприкрытой и бьющей в глаза несправедливости — получалось, что правда была на стороне этого ублюдка, и даже старший брат тоже был на стороне Юджэ, вынуждая Тэхена признать свою вину.

Да, он заслужил наказание. Он этого и не отрицает. Вот только и Кан Юджэ его тоже заслужил. Но по факту, как оказалось, виновным будет только Тэхен. А ублюдок, терроризирующий студентов уже почти три года, выйдет абсолютно сухим из воды. Да еще и поимеет при этом одного из Кимов.

Пауза затянулась, Тэхен молчал, продолжая стоять у самой двери, сжав свои руки в кулаки. И Сокджин его подтолкнул.

— Ну же, давай, извинись. Тебе ведь жаль?

— Да, жаль, — спустя затяжной промежуток молчания проговорил Тэ, и Джин с огромным облегчением выдохнул. — Мне жаль, Кан Юджэ, что ты — мерзкая дрянь. И что такая дрянь учится в одном из величайших университетов страны, в который моя семья вкладывает вот уже почти столетие.

— Это не было извинением, — после звенящей и оглушающей тишины, прикрытых в отчаянии глаз Сокджина и уязвленности, обещающей скорую месть, полыхнувшей в лице Кан Юджэ, заметил декан, выдавив из себя слегка нервный смешок.

"Это точно не было извинением..." — обреченно подумал Джин.

После этого Юджэ закатил глаза, отыгрывая сценку праведной оскорбленной невинности, декан с тройной силой принялся орать на Тэхена, а Сокджин лишь молча сверлил младшего брата укоризненным взглядом.

В итоге преподобный Сонг выпер Тэхена и Юдже из кабинета, чтобы перетереть с Сокджином случившееся без лишних ушей и глаз.

И пока они оба были в приемной декана и ждали его решения, Тэхен из-под опущенных ресниц внимательно наблюдал за этим придурком. Хищник. Но очень мелкого и абсолютно некрутого разлива. Гиена, питающаяся падалью и ехидно ржущая над всеми вместе с такими же жалкими падальщиками.

Такой себе Волдеморт на минималках.

У красивых людей куча комплексов, у умных — вечные сомнения, у талантливых — постоянные творческие кризисы. И только у недалеких — чувство собственного превосходства и ноль сомнений в своей исключительности.

Вот как тот же Кан Юджэ. Природа не наградила его ни особым умом, ни красотой, ни какими-то невероятными талантами. Но он сполна компенсировал всё это наглостью, тщеславием, жестокостью и полным отсутствием эмпатии.

Тэхен этого Юджэ до того, как тот решил прессануть Чонгука, особо и не замечал. Видел периодически знаки буллинга с его стороны по отношению к тем, кому очень не повезло. Но, как и все, просто отводил глаза.

Почему? Тэхен даже внятно и не объяснит. Братья сказали ему не вмешиваться, он и не вмешивался. Но лишь сейчас осознал, что гиены поднимают головы и творят то, что творят, только потому, что остальные молчат.

И то правило Кимов — не вмешиваться в подобное — хуйня это, а не правило. У них столько влияния, столько авторитета, их трое. А они вместе со всеми отворачивались, когда видели, как слабого унижают.

Нельзя поощрять зло — зло должно быть наказано.

— Кимы не вмешиваются! Разве нет? — прошипел Юджэ, как будто знал, что Тэ в эту минуту как раз об этом мысленно и рассуждал.

— Теперь вмешиваются, — сухо произнес Тэхен. — Один так точно. Так что запомни, уёбок: если тронешь еще хоть кого-то в Ёнсе, тебе не жить.

Юджэ прищурился, черты его лица исказились от гнева. Он пружиной подскочил на ноги, хотя до этого расслабленно сидел, максимально вальяжно развалившись в кресле. Тэхен же предпочел всё это время стоять, подпирая плечом стену у двери.

— Это всё из-за того новичка, ведь так? Из-за того, что я выложил запись, где видно, какой же он ёбанный слюнтяй и чмо? — и ухмыльнулся, увидев зажегшееся пламя ярости в чужих глазах. — Всё с тобой понятно. Ненавидишь меня за это?

Тэхен засунул стиснутые до побелевших костяшек кулаки в карманы своих брюк.

— Кан Юджэ, ты слишком высокого мнения о себе. Ненавидят сильных. Слабых — таких как ты — презирают. Сам по себе, без своих дружков и без того, чтобы нападать сзади — ты нихера не стоишь. Слабак. Ты никому не нравишься, потому что ничтожный, и завидуешь всем. Так что... Нет. Я не ненавижу тебя. Ты не стоишь настолько сильных эмоций, да и вообще моего внимания. Я тебя презираю.

Разъяренный Юджэ буквально подпрыгнул на месте и в два шага приблизился к оппоненту, обеими руками его толкнув. И в момент, когда потерявший терпение Тэхен схватил этого слизня за воротник его рубашки, дверь кабинета открылась, и на пороге, от развернувшейся перед ними сцены, застыли декан Сонг и Сокджин.

— Вы видели?! Видели это?! — тут же заорал Юджэ. — Он опять это делает! Снова безосновательно нападает на меня!

Преподобный ахнул, а Джин полоснул брата раздраженным взглядом. Нет, ну реально! Тэхен может конкретно доиграться!

— Тэхен-и, наш отец доверил мне решить эту проблему, — втирал он, когда увел Тэ из приемной, и они спускались по длинной узкой лестнице на первый этаж. — И если он узнает о том, что случилось сегодня в кабинете декана, нам обоим конкретно влетит.

— Тебе не влетит. Ты у него на очень высоком счету. Так что не переживай. А я сам буду отвечать за свои поступки.

Сокджину очень хотелось отвесить младшему брату подзатыльник за подобное упрямство и такую беспечность. Ему пришлось использовать некоторые ресурсы, чтобы приструнить преподобного, но Тэхен своими сегодняшними выходками их практически обнулил. Доказательств против Кан Юджэ нет — на видео не видно его лица. А из-за того, что он из влиятельной семьи, пришлось отозвать Намджуна и пока повременить с нанесением придурку еще более тяжких телесных. Сначала надо полностью освободить Тэхен-и от всех обвинений, а всё остальное успеется потом.

— Тебе назначили исправительные работы, — сообщил Джин, доставив брата прямиком к аудитории, где уже началась первая пара по истории дипломатии. — Пока что твое возвращение на учебу не окончательное. Ты будешь учиться и отрабатывать свое трудовое наказание. Если больше не доставишь никаких проблем и будешь делать то, что тебе скажут, обвинение в нападении будет снято полностью, без занесения в личное дело. Блин, прошу тебя, Тэхен, не упрямься. И ради всех святых ежиков — не приближайся больше к этому ебанутому!

— Чимин! — Намджун поднялся на ноги, увидев приближающихся к их столу Чимина и Джинки. Он кивнул на незанятое место рядом с собой, после чего скользнул своим пренебрежением по лучшему другу Тэхен-и.

А вот Сокджин, ставший свидетелем этой сцены, скосил на него недовольный взгляд. После того как Чим, оставив вещи, пошел забирать свой заказанный обед, он с силой лягнул младшего брата по ноге, а добившись его внимания, жарко зашептал ему на ухо:

— Какого хера ты творишь??

— О чем ты?

— Я поверю тебе на слово, что ты победил. Мне сейчас тупо некогда заниматься этой хуйней. Хотя чтобы ты знал, я тебе полностью подарил победу, потому что толком нашим пари и не занимался. Так что молодец, поздравляю, — фыркнул он. — Но имей совесть — перестань морочить этому мальчику голову! Оставь его в покое!

— Сокджин, блять, не вмешивайся. Я же сказал, — Намджун повысил голос, — держись подальше от Пак Чимина и моей тачки! Ясно?

Джинки, услышавший его последние слова, произнесенные достаточно громко, да еще и с изрядной дозой раздражения, поднял голову от учебника, который как раз читал, и взглянул прямиком Джуну в глаза. И тот, почувствовав этот острый, будто лезвие, взгляд, недовольно с ним пересекся, ощутив, как полоснуло от чужого презрения.

— Чего смотришь? — бросил он. — Ешь, учись, и не лезь не в свои дела! Иначе больше за этот стол не сядешь!

Джин удивленно посмотрел на брата и зарядил ему еще один ощутимый тычок по ноге. Сейчас придет Тэхен-и, который уже прилично задерживался из-за встречи с куратором, и опять начнется ругань в защиту его лучшего друга.

Тэхена действительно задержали — пришлось отчитываться перед их куратором за свое почти двухнедельное отсутствие и пообещать больше не приносить их факультету проблем.

Он очень переживал, что не успеет, и Чонгук закончит свой обед раньше. Поэтому после встречи с куратором практически бежал в корпус, где размещалась их столовая.

Но Чонгука еще (или уже?) не было. Его друг был на месте, но стул рядом с ним пустовал.

Тэхен пробежался глазами по шумному помещению, чтобы найти еще одного интересующего его персонажа. Кан Юджэ, как всегда, сидел за большим столом вместе со своими дружками и местными звездами-баскетболистами. А какой-то первак как раз тащил им груженый поднос с едой. Юджэ, между тем, не мигая, смотрел прямиком на Тэ, всем своим видом давая понять, что самого младшего Кима он не боится.

А Тэхену подумалось, что тот слишком беспечный. Потому что уверен, что он ничего не расскажет Намджуну.

"Это правда", — вынужден был признать Тэ. Он ничего не расскажет своему старшему брату. А Юджэ не сомневается, что с одним Тэхеном он точно справится.

"Ну и зря, чмо", — фыркнул про себя Тэ, отворачиваясь от него, чтобы стать свидетелем того, как в столовую зашел Чонгук.

Тэхену показалось, что он даже дышать перестал, наблюдая, как тот идет к столу неформалов, а его друг — Хоши — машет ему рукой.

Чонгук, поставив свой поднос с обедом, сел с ним рядом. Вот только (впервые) спиной к столу Кимов. Раньше он так не садился.

Знакомый Тэхену неформал, обнаружив интерес Мистера Краш Ёнсе к их столу, даже помахал ему рукой и подмигнул, но Тэ продолжал безэмоционально разглядывать Чонгука. Он без интереса ковырялся палочками в каком-то блюде, вкуса которого даже не ощущал, и отстраненно слушал, как Намджун предлагал Чимину поехать на какую-то выставку, а тот бормотал, что у него дела. Но в итоге под напором среднего брата Чимин сдался.

Наверное, Тэхену надо было бы заинтересоваться неожиданно вспыхнувшим желанием Джуна общаться с их гостем. Но сейчас он только и делал, что пялился на Чона, практически не отрывая от него взгляда, и как коршун следя за каждым его движением.

Чонгук ел быстро, даже поспешно, без устали о чем-то болтая со своим другом. Затем поднялся, выбросил мусор в урну, поставил на специальный стол поднос и направился к двери. Так ни разу на Тэхена и не взглянув. Хотя Тэ и на секунду не сомневался, что затылок Чону от его жадного взгляда должно было жечь охренеть насколько сильно.

Тэхен тут же вскочил на ноги.

— Я сейчас, — бросил он удивленным сотрапезникам и поспешил следом за своим кроликом. Кажется, тот круто нарывается.

Он нагнал его же почти при выходе из корпуса — Тэхен не сомневался, что Чон специально уходил очень быстро, надеясь скрыться.

Но от Тэхена не скрыться.

— Чего тебе? — недовольно бросил Чонгук, когда Тэ схватил его за руку и силой развернул к себе.

— Поговорить хотел. О праймсах. Но не здесь.

Он буквально потащил напряженного Чона за собой. Тот даже пытался сопротивляться, но как-то вяло. Конечно, он понимал, что с таким заведенным Тэхеном необходимо поговорить. Иначе он от него не отстанет.

— Ну и? — Чонгук сложил руки на груди, когда Тэ закрыл на защелку дверь в выручай-комнату. Тэхену было похер, что они оба точно опоздают на занятие — если надо, они здесь всю следующую пару проведут. Даже если ему потом и влетит за это. А вот Чон задерживаться здесь надолго не собирался.

— Какого хера, Чонгук? — тут же ринулся в бой Тэхен. Раньше они всё обсудят, раньше эта нелепая ситуация закончится. — Что значат твои праймсы? Нахрена ты меня заблокировал? А в столовой даже не смотришь. Это какая-то издёвка? Пранк? Проверка?

— Мне кажется, ранее мы всё обсудили, — после насыщенной эмоциями паузы начал говорить Чонгук. Они стояли в паре метров друг от друга. Среди сломанной мебели, сваленных в углу ящиков с бракованной канцелярией и пыльных плотных занавесок. Оба были напряжены, оба сверкали глазами. — Три праймса — и ты окончательно от меня отстанешь. Ты сам это предложил. И я не понимаю, какие вообще у тебя могут быть ко мне претензии?

— Какие... О чём ты вообще? — Тэхен во все глаза уставился на Чона. Он не узнавал его. Тот, кто два дня назад прощался с ним у гаража, и тот, кто говорил сейчас всё это — это было два разных человека. В глазах Чонгука двухдневной давности горела жизнь и сияли звезды. А этот... Губы плотно стиснуты, язык в щеку каждые две минуты упирался, выдавая нервозность и недовольство. Смотрел холодно, раздраженно. Хотя нет, он даже ни разу по-настоящему не посмотрел в его глаза. Куда-то в макушку или даже над ней.

— Что-то произошло? — помолчав, спросил Тэ. — Когда ты ушел в воскресенье — что-то тогда случилось?

— Тэхен, — собственное имя прозвучало для Тэ каким-то скрипом несмазанной замочной скважины на давно заброшенном чердаке, — мне кажется, ты чего-то не понимаешь. Мы собрались, чтобы ты доказал мне, что я — гей. Но ты не доказал. И я отдал все три праймса, чтобы поскорее всё это закончить. Я не хочу ждать конца семестра. Мне и так уже всё предельно ясно.

Тэхен сначала застыл, следом понимающе кивнул, а из его груди вырвался язвительный смешок.

— Ты это... серьезно? После всего, что было в Вонджу?

— Именно. После всего, что там было. Мне не понравилось.

— Хватит, — Тэхен нахмурился. — Хватит говорить откровенную хрень.

— Я не гей.

— Ты — гей.

— Я. Не. Гей. — Чонгук сцепил зубы, буквально выцеживая из себя каждое слово. Его глаза сузились от гнева. — Я признаю, — всё же примирительно добавил он, — что был момент реального интереса к тебе. Но потом, когда мы всё сделали, когда дошли до самого конца, я понял, что это вообще не мое. Я не хочу продолжать и ждать до окончания семестра. Я хочу поставить точку. И отдаю все три праймса за это одно "нет".

— Так вот в чём дело, — медленно проговорил Тэ. — А я уже себе всю голову сломал, пытаясь понять, что с тобой могло случиться, и что я сделал не так. А ты просто струсил. Слушай, я знаю что многим подобное дается с большим трудом. Осознание настоящего себя — это нелегко. Я... Наверное, я неправильно поступил после того, что случилось в Вонжу. Ты вернулся, остался наедине с собой, и тебе стало страшно...

— Стоп, Тэхен. Не нужно этого делать.

— Чего не нужно делать?

— Пытаться как-то всё оправдать. Сделать картинку для себя удобной и красивой. Не нужно верить в то, чего нет. Слушай не свои фантазии, а мои слова. Я говорю тебе: я не хочу, мне не нравится, я всё прекращаю. Ты обещал, что докажешь, что я — гей. Так вот: ты не доказал.

Чонгук отвернулся, взявшись за ручку двери.

— Я тебе не верю, — ударило ему в спину тихим, но уверенным голосом. — Я не знаю, что произошло...

Чонгук, закусив губу, глубоко выдохнул и повернулся обратно к нему.

— Я не хотел этого говорить. Но ты меня вынуждаешь. Когда я сказал "Хочу", когда я приехал на квартиру твоего брата, я собирался трахнуть тебя и для себя понять: нравится мне это или нет. Ты долго увиливал. Но потом, когда я всё же это сделал, когда тебя поимел, я окончательно осознал, что мне не нравится. Ты мне больше неинтересен. Не преследуй меня и не унижайся. Тебе такое не идет.

Тэхен так же, как сегодня утром Кан Юджэ, в два шага сократил расстояние между ними. Он схватил Чонгука за его футболку — ту самую, которую они вместе покупали в Вонджу — и со всей силы прижал его к стене.

— Ты вообще ёбнулся?! — рыкнул он. Но не успел и охнуть, как они поменялись местами, и его самого прижали к стене, с силой в нее впечатав. Одной рукой Чонгук обхватил его горло.

— Я всегда был с тобой честен. Я ничего тебе не обещал. И ты мне, кстати, тоже. Мы собрались ради секса. А теперь ставим точку. Не подходи ко мне больше и найди себе кого-то, кто такой же, как и ты. Кто твоего поля ягода. И даже если ты в отместку натравишь на меня своего ебанутого братца — похер. Пусть переломает мне руки и ноги и оторвет всё, что захочет оторвать. Главное, сам ко мне не приближайся.

— Иначе что? — хрипло прошептал Тэ, потому что голос его предавал, а чужая рука на горле не помогала.

— Иначе я расскажу всем.

Их лица были в тридцати сантиметрах друг от друга. Но Чонгук всё еще смотрел куда-то выше его глаз.

— Что расскажешь?

— Что ты... — Чон сделал паузу. — Педик.

После этих слов он наконец отпустил Тэхена, открыл замок и вышел за дверь, больше не оглядываясь.

Чонгук ушел, а Тэхен так и остался стоять на том же месте.

***

Джинки нашел Тэхена возле одного из заброшенных корпусов, где тот последний час занимался покраской здания. Одежда, руки и даже лицо — всё было в насыщенном синем.

— Как твоя трудовая повинность? — спросил он, с интересом осматривая результаты.

Тэхен лишь устало повел плечами, но промолчал. Он переставил стремянку и поднялся чуть выше.

Декан Сонг лично привел его к этому месту и дал самую крошечную из существующих на всём белом свете кисть.

— Пока не закончишь работу — не уйдешь домой. Договорились? — кажется, преподобный едва не напевал, настолько ему нравилось всё то, что происходило. Надо будет познакомить его с Долорес — охрененная пара двух токсиков-социопатов получится.

Джинки достал из своей сумки валик для покраски и несколько кистей с удобными ручками — разного размера, с длинной щетиной и коротким ворсом.

— Выходил за территорию кампуса, нашел нужный магазин. Держи контрабанду. А то ты до завтра будешь этой свистулькой мазать.

Но Тэхен не взял кисти побольше, продолжая механически красить стену той, что вручил ему декан.

— Ты чего? — нахмурился Джинки.

— Не хочу, чтобы претензии были, — буркнул Тэ, даже не оборачиваясь.

— Я помогу тебе, — но едва Джинки начал закатывать рукава, как Тэхен его остановил.

— Кто-то увидит, и мне не зачтется. Я сам.

И Джинки, хоть и сомневаясь, но всё же сел на траву в двух метрах от Кима (чтобы краска не долетала) и принялся наблюдать за действиями Тэ.

— Что не так? — в конце концов, спросил он. Джинки слишком давно знал Тэхена, чтобы не замечать, насколько неестественно напряженным тот был.

— Внутри болит, — буркнул Тэ, зная, что тот от него всё равно не отстанет.

Джинки помолчал.

— А ты знаешь, что викинги перед боем пили отвар из мухоморов? Он притупляет боль.

— Ты предлагаешь мне выпить отвар из мухоморов? — Тэхен даже повернулся, чтобы окинуть Джинки хмурым взглядом. — Ты настолько меня не любишь?

— Ну так я же говорю... — обиженно проворчал тот. — Боль притупляет.

Тэхен вздохнул.

— Ну хорошо, — согласился он, поворачиваясь к стене и продолжая свою унылую и монотонную работу. — Найдешь отвар из мухоморов — тащи мне.

— Я принес поесть, — спустя еще какое-то время сообщил Джинки и полез в свою сумку, но Тэ в очередной раз его остановил.

— Не ищи. Я не голоден.

— В смысле? — не понял Джинки. — У тебя всегда есть аппетит! Даже когда болеешь. Даже когда очень болеешь — у тебя лошадиный аппетит!

— В жизни всякое бывает, — философски заметил Тэхен, делая особо крупный мазок и любуясь своей работой.

— В жизни всякое бывает, но такого, чтобы у тебя не было аппетита — такого не бывает.

Следующие четыре часа Тэхен практически без перерывов красил, а Джинки зачитывал ему какие-то нудные параграфы для завтрашнего теста.

Было почти восемь вечера, когда они подъехали к дому Кимов.

— Найди какой-то растворитель и помойся им — ты весь в краске, — посоветовал Джинки, скривившись от вида разрисованного синим Тэ. Аватар, мля.

Тэхен кивнул, и уже собирался выбраться из машины, когда его остановил заданный прямиков в лоб вопрос:

— Дело ведь в Чон Чонгуке? Я прав?

Тэ напрягся и, помедлив, опять откинулся на сидении.

— Почему ты так решил?

— Он даже ни разу не посмотрел на тебя в столовой. А потом ты побежал за ним. Что случилось?

Конечно, можно было бы не отвечать и просто уйти. Но Тэхен всё же ответил.

— Он меня бросил.

— Почему? — тотчас же уточнил Джинки, не желая пока делать никаких поспешных выводов. Может, тупо недоразумение? Один не то сказал, а второй не в то поверил?

— Не знаю. Просто взял и бросил, — и когда его собеседник в непонимании насупил свои брови, Тэхен добавил: — Сказал... сказал, что хотел трахнуть. А когда это сделал, дальше ему стало со мной неинтересно. Говорит, что он не гей.

— Вот же ж мудло! — взорвался Джинки. — Говнюк! Пиздо...

— За языком следи! — тут же шикнул Тэ.

Джинки нахохлился, но следом озвучил пришедшую в его голову мысль.

— Возможно твой Чонгук не понял тебя... — неуверенно проговорил он, огорченно поджимая губы. — То, что для тебя это серьезно. Он же тебя, наверное, и не знает совсем... Ты постоянно ведешь себя так... будто тебе всё нипочем. Наверное, он не понимает какой ты. Иначе бы такого не сказал.

— А какой я?

— Ранимый. И он тебе не безразличен. Тэхен, я не знаю его... Но если ты пытался быть с ним кем-то другим и не раскрывал, что чувствуешь, он мог решить, что ты... пустышка, и что тебя легко можно бросить.

— Может, я и есть пустышка, — пробормотал Тэхен, с трудом выбираясь из машины. Его тело отчаянно ныло после этого насыщенного трудодня. Нет, карьера маляра точно не для него.

Расстроенный Джинки подождал, пока Тэ зайдет в дом, и только тогда завел мотор своей желтой акулы. В своей голове он уже сделал пометку: в обязательном порядке пообщаться с этим Чон Чонгуком. Ведь точно между этими двумя какое-то недоразумение. Люди не умеют друг с другом говорить. Особенно, если у них есть чувства.

***

— Ты когда-нибудь любил? — спросил Юнги, даже не глядя на второкурсника, и пытаясь по памяти нарисовать куст желтой форзиции, растущий возле его общаги, и стабильно привлекающий его внимание.

В мыслях Чонгука сразу же возникло красивое лицо Тэхена, но он с силой его прогнал.

— Нет, — твердо ответил.

— Когда двое встречаются, каждый в чем-то изменяет другого, — аспирант продолжал быстро черкать карандашом в своем альбоме, а Чон очень внимательно за этим наблюдал. — Так что, в конце концов, на выходе получается два абсолютно новых человека. И если бы ты полюбил, рядом со мной сидел бы совсем другой Чон Чонгук, а не тот, которого я здесь увидел впервые... Любовь нас меняет. Я имею в виду не увлечение, не интерес, не то, что мы принимаем за любовь, а конкретно та самая любовь. И не может быть такого, чтобы ты до нее, во время нее и после нее был тем же человеком. Ты никогда больше не сможешь откатить себя назад. До заводских настроек или до последнего обновления. Особенно если не удержал и потерял того, кого любишь.

— А ты любил?

— И любил, и терял... — пробормотал Юнги. Он скосил глаза на полный бумажный пакет с рисовыми пирожками. — Ты чего не ешь? — удивился Мин. Обычно он не успевал предложить свою еду второкурснику, как тот ее уже доедал — за ушами трещало. А сегодня даже не притронулся. — Ты в выходные не приходил. Куда-то ездил?

— Да... — Чонгук настолько прокусил изнутри свою щеку, что почувствовал металлический привкус во рту. — Ничего особенного.

— Кстати, — вспомнил Мин, — ты принес мой скетчбук?

Здрасьте, приехали. Чонгук очень надеялся, что тот не вспомнит. Он спецом сегодня заходил к преподавателю Чону — попросить отдать скетчбук аспиранта. Тот не отдал, конечно. Кажется, даже хмыкнул. Да еще и сказал: "Расскажи ему правду".

У Чона было стойкое ощущение, что если он расскажет правду — о том, что скетчбук у Чон Хосока — Юнги его прибьет.

Но он хотел закончить эту историю, потому что...

— К слову, хотел сообщить, что собираюсь переехать отсюда, и буду учиться в другом кампусе.

Юнги прекратил рисовать и поднял глаза на Чонгука.

— Вот так новости... И куда именно?

— В Вонджу или Ильсанский, — вообще Чонгуку было без разницы, только бы подальше отсюда. — Я собираюсь делать профильным астрономию. Там есть обсерватории, а здесь — нет.

— Но мы сейчас находимся в главном кампусе Ёнсе, в центре Сеула. Никто в здравом уме не будет отсюда переводиться. И у нас, если я не ошибаюсь, находится вся кафедра астрономии. Тебе лучше учиться здесь, а на практику всегда можно съездить в другие кампусы. Но переводиться отсюда... — Юнги недоуменно покачал головой. — Это тебя твой препод убедил? — вскинулся он, как только ему пришла в голову мысль, что это Хосок постарался.

— Преподаватель Чон меня поддерживает. Он очень хороший человек и крутой препод. Он помог мне, когда я попал в больницу. Привез меня к себе домой, дал мне ночлег.

Юнги хмыкнул. Движения его руки стали резкими, карандаш глубоко впивался в бумагу, уже не рисуя, а отчаянно царапая. Чонгук, наблюдая за подобным отношением к рисунку, нахмурился.

— Ну как, познакомился с его семьей? — через силу задал вопрос Юнги.

— С какой семьей? — Чон с трудом отвел глаза от испорченного рисунка. Жаль. А ведь начинал аспирант свою зарисовку очень даже неплохо.

— У него жена. И ребенок. Счастливая такая себе семейка. Как они тебе?

— Серьезно?.. Я был у него дома и никаких следов ни жены, ни ребенка не заметил. Разве что они прятались в шкафу, рядом с футоном, — пошутил Чонгук.

Юнги прорезал его настолько жестким взглядом, что студент тут же смутился.

— Не смешно, да?.. Ну, в общем, он живет один. Точняк. И вообще, в такой крохотной квартире и без мебели...

— Наверное, они переедут позже, — буркнул Мин.

— Наверное, — неуверенно поддакнул Чонгук.

— И что, никакой мебели? — поинтересовался Юнги, зацепившись за ту фразу второкурсника. Удивительно, Хосок всегда любил комфорт.

— Почти никакой. Кровать, стул, небольшой шкаф. Книг, правда, много — по углам стопками на полу. А еще там была фигурка — единственное, за что мог зацепиться глаз. О, скорее всего, это игрушка его ребенка! — Чонгук не заметил, насколько побледнел его собеседник. Вся краска отлила от лица Юнги, едва он представил Хосока — счастливого, в обнимку с красавицей-женой и маленьким ребенком на руках. Идеальная картинка. Но его легкие закупорило без шанса вздохнуть, когда Чонгук увлеченно продолжил свой рассказ: — Такая, знаешь, фигурка гномика в синей рубахе и красной шапке. Смешной, в общем. Да, наверное, это его ребенок оставил.

Больше Юнги уже ничего не слышал. Ему хотелось кричать, его внутренности от боли раздирало на части.

Зачем Хосок это делал? Зачем продолжал издеваться над ним? Почему сохранил ту игрушку? Почему не выбросил ее так же, как однажды выбросил из своей жизни и Юнги?

Мы все застряли. Кто-то в прошлом, кто-то в лабиринте мыслей, кто-то в другом человеке. А кто-то — в себе. Юнги застрял во всем этом сразу.

Между этими словами Хосока всего один день разницы. День, разделивший жизнь Юнги на "до" и "после".

Больнее всего нас ранят те, кого мы любим. Кого пустили в свое сердце и кому дали все права. А они... Наследили, посмеялись и ушли.

Почему сильнее всех нас ранят люди, которые, как нам казалось, по-настоящему нас любили?..

***

— Мелкий, выгуляешь Бана и Тана?

Тэ с трудом отвел глаза от ровной спины Чонгука. Тот снова сел в столовой спиной к Кимам и, казалось, был очень расслабленным, когда о чем-то оживленно беседовал со своим блондинистым другом.

Бессонная ночь дала свои плоды — Тэхен выглядел осунувшимся и напряженным, под глазами разлилась синева. Пока на щеках держалась бледность.

— А твой выгульщик? Он еще не вышел на работу? — надо, чтобы тон был максимально небрежным, тогда никто ни о чём не догадается. Кроме Джинки, который с тревогой смотрит то на него, то на смеющегося Чона.

— Он уволился, — сообщил Намджун. — Сказал, что будет учиться в другом кампусе. Ну так что, займешься доберами? — и дождавшись растерянного кивка младшего брата, обратился к Чимину: — После занятий не уезжай, я сам отвезу тебя домой, будем работать над твоей научной, — проигнорировав при этом недовольный взгляд Сокджина и прищурившегося Джинки.

И вновь Тэхен резко поднялся, когда на ноги встал и Чонгук. Но следом не пошел.

Чонгук молодец. Вычеркнул Тэхена из всего, будто его и не было. Послал нахер, добавил в черный список, планирует свалить из кампуса. Обезопасил себя со всех возможных сторон. Чтобы, не дай Бог, сердечко не заболело. Чтобы геем снова не захотелось стать.

Тэхен хотел получить ответ, Тэхен его получил. И он до банального прост: Чонгук испугался.

Испугался быть не таким, как все. Испугался человеческого осуждения. Непринятия. Ему страшно, что придется свою личную жизнь всегда скрывать и всем врать. А если быть откровенным, то страшно видеть в глазах других отвращение и презрение.

Никогда. Никогда бы Тэхен не подумал, что Чонгук из тех. Из трусов. Трусливо сбежал, по максимуму наследив. Надеясь, что всё постыдное оставил далеко позади.

Лжец, трус и предатель самого себя. Лжет, что не понравилось. Боится быть не таким. Предал то, что было у них под звездами.

Принял решение за них двоих. Конечно, когда бросают, легче всего тому, кто бросает. Ведь он уже принял свое взвешенное решение, всё обдумал и уверенно уходит куда-то вперед. В то время как второй ошарашенно остается стоять позади.

Тэхен обессиленно опустился обратно на свой стул.

Бан и Тан весело прыгали по изумрудной траве. Покусывали друг друга, лаяли от безудержного удовольствия и счастья, языки алыми тряпками вместе с майским ветром летали за ними следом.

В Вонджу Тэхен себе придумал, что по приезде они с его кроликом будут выгуливать доберманов вместе. Тогда не пропустят ни единого мгновения, когда можно совершенно легально побыть вдвоем. Незаметно приобнять, взять за руку, переплести пальцы, а возможно даже, что очень быстро поцеловать.

Тэхен лежал на траве, и слезы медленно струились по его щекам. Когда он в последний раз плакал? И не вспомнить.

Перед глазами лежащего навзничь Тэ нарисовались две любопытные морды. Они смотрели на своего человека, который плакал. Бан лизнул по одной щеке, стирая слезы, а Тан — по другой. Тэхен попытался им улыбнуться, но получилось только еще больше расплакаться.

Чонгук принял решение, исполнил его и ушел. А Тэхен так и остался стоять.

Чимин с легкой полуулыбкой наблюдал за ворчащим Джуном — тот пытался зубами открыть неподдающуюся упаковку с засахаренными миндальными орешками.

Он ничего не мог с собой поделать — этот грозный зверь его бесконечно умилял. И Чим не понимал, неужели он единственный, кто видит его настоящим?

Они уже час гуляли по очень необычному месту. В Сеуле есть квартал, неофициально именуемый кварталом художников. Он небольшой и холмистый, и в нем изукрашена самыми разными граффити практически каждая стена, каждый проулок. Настоящая уличная картинная галерея. Только без гордых авторов, расхаживающих возле своих полотен — граффити вне закона.

Это самые обыкновенные переулки из битого бетона, с бурлящим водоворотом снующих туда-сюда людей, с handmade поделками, с жаровнями с фирменной уличной едой и вкусным домашним лимонадом. Но они стали местом встреч разных культур, разных стилей живописи и разных творцов.

За эту неделю Намджун и Чимин объездили столько невероятных мест, напитавшись их вдохновляющей атмосферой. Джун забил на свои курсы (даже понимая, что ему за это может здорово влететь от отца), Чимин, хотя и осознавал, что делает неправильно, забил на свои дела. Он не мог поступить по-другому.

Эти дни были лучше, чем вся его жизнь. Хотя Чим всегда в обязательном порядке старался найти в каждом дне хорошее, и говорил, что все его дни — прекрасные, но только сейчас, впервые в своей жизни, он мог не сочинять и не преувеличивать — эти дни действительно были лучшими. Такое не забывается, не стирается со флёром времени, такое всегда в твоей душе — когда ты любишь и когда ты с тем, кого ты любишь.

Новоиспеченная парочка с неподдельным интересом ежедневно изучала этот невероятный город с историей длиной в две тысячи лет, в котором ультрасовременная архитектура изящно соседствовала с древними храмами и дворцами. А бетонные джунгли десятимиллионного мегаполиса утопали в природной зелени и огромном количестве островков спокойствия и тишины.

Во дворце Кёнбоккун (дворце, благословленном небесами) они гуляли почти весь день (40 га, на секундочку, а это около полутысячи зданий в окружении садов и прудов с лотосами), и пока никто не видел, им даже удалось в тронном зале три секунды посидеть на огромном позолоченном и украшенном драгоценными камнями троне. Их заметили, конечно, и выгнали. Но всё равно было очень весело и смешно. Особенно, когда Джун вдруг в одном из переулков чмокнул не ожидавшего такого Чимина в нос.

И как добирались по живописной канатной дороге к башне Намсан. И да, они оставили там замочек любви (они ведь парочка!). В конце концов, вешать замóк у башни Намсан — одна из классических традиций каждой уважающей себя корейской парочки, как символ их взаимных чувств. Замкóм и ключом их любовь скрепляется навечно (ок, Чимин понимал, что мрачный принц вряд ли в него влюблен, и скорее всего это продлится недолго, но всё же…)

— Если мы однажды захотим расстаться, — Чимин очень мимолетно скосил свой взгляд на Джуна, который всю церемонию покупки, нанесения на металл их имен, вешания замка́ и выбрасывания ключа в воду только посмеивался, — замóк нужно снять. Но это нелегко, — предупредил он, — придется потрудиться: его нужно будет еще найти среди миллиона других, и открыть. А для этого ключ надо будет выпросить обратно у духа воды. А тот так просто его не отдаст.

— Это какой-то хитрый план, чтобы мы никогда не расстались? — ухмыльнулся Намджун, когда они спускались вниз, чтобы купить по рожку с мороженым и гулять по залитым ярким солнечным светом тротуарам.

Чимин только с хитрой улыбкой пожал плечами, тихонечко наблюдая за своим высоким, красивым и таким уверенным в себе парнем.

Всё, что для него было важным, таинственным и воодушевляющим, для Джуна было только лишь веселым и необычным времяпровождением. Намджун постоянно посмеивался над Чимином, который восторгался буквально каждой мелочью.

— Я хочу что-то парное! — уже в который раз ныл Чимин, Джун же специально игнорировал этот крик души — ему нравилось поддразнивать своего парня. Тот слишком мило дулся, капризно надувая губы. Да, эта сценка уже превращалась в традицию, от которой получали удовольствие оба.

— Смотри, какой тигрозай, — Чим указал на рисунок ярко-оранжевого тигра с длинными заячьими ушами. — Обожаю, когда рисунки говорят. Когда художник изображает на бумаге не только то, что существует, и что можно срисовать. А когда создает свое. Обнажает для всех то, что у него внутри, что его волнует и что болит. И как он видит этот мир. Мне кажется, те, кто умеют рисовать, когда-то на небесах были поцелованы ангелами.

Чимин фотографировал буквально каждый рисунок, каждое граффити. Даже залез в нишу, где прятались коты, чтобы запечатлеть там крохотный набросок. И Намджуну за руку пришлось уводить этого фотографа-любителя из квартала, хотя тот упирался, как мог.

В итоге они зависли в торговом центре в небольшой кофейне и пили черничные молочные коктейли, потягивая их из разноцветных трубочек. Намджун не помнил, когда он в последний раз в торговом центре пил молочный коктейль, но ему нравилось видеть это в глазах Чимина — настоящий детский восторг от их, на самом деле, простеньких подростковых свиданий. И его благодарность за любой, даже самый маленький и практически незаметный знак внимания.

Но после каждой прогулки они выходили из подросткового возраста, потому что заезжали в какой-нибудь ближайший мотель и трахались до сорванного голоса Чимина и в кровь расцарапанной спины Джуна. До синяков на бедрах и опухших после минета и жарких поцелуев губ. И лежали на залитых спермой и смазкой простынях, хихикая и заставляя себя подняться, помыться и вернуться в дом Кимов.

Это было какое-то безумие. Чимин окончательно и бесповоротно потерял голову, отодвигая в сторону всё, что только могло помешать ему наслаждаться этим счастьем здесь и сейчас. И ему казалось, что Джун, хоть и не признает этого, хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть, но тоже потерял голову.

Их кружило в какой-то быстрой, безудержной и веселой карусели. Где утром Намджун отвозил их на занятия, по дороге обязательно трогая и лаская своего парня. В обед перекладывал куски мяса из своей тарелки в его (Сокджин каждый раз мрачнел, наблюдая подобное, а Джинки поджимал губы). Джун прогуливал свои курсы, и они просто ехали, куда глаза глядят. И Чимина настолько всё это захватило — чувства, любовь, свобода, секс, что он без башки нырнул в этот абсолютно сумасшедший, дикий и неудержимый водоворот.

Ну и что, что ему звонили? Он трубку не брал. Потому что не хотел возвращаться в тот мир, в котором уже давно и прочно жил. Сказка была предпочтительней реальности.

Он хотел до онемевших губ целоваться с Намджуном, медленно раздеваться, обнажая свое тело и обожаемые Джуном татуировки фаз луны. Сколько отелей они сменили за эти дни? Он и не вспомнит. Чимин, как капуста, листочек за листочком, оголял для Намджуна не только свое тело, но и свою душу.

Он любил этого зверя, любил их секс, их беседы, их жаркие дискуссии, шутки и подколки, прогулки и марафоны поцелуев. Он тонул в нем, в их стремительных и ярких отношениях. И да, Чимин не сомневался — не только он потерял голову.

— Давай возьмем Тэхену что-нибудь очень вкусное, — предложил он, раскрывая меню на странице с тортиками, пирожными и другими сладостями. — Тебе не кажется… что он в последнее время какой-то… странный?

Намджун неопределенно повел плечами — он Тэхена в последнюю неделю почти и не видел. Его младший брат даже перестал обедать с ними — вроде у него какие-то серьезные учебные нагрузки.

Чим заказал официанту малиновые пирожные с собой. Хотя и понимал, что Тэ свои вкусняшки увидит не скоро — после кафе они с Джуном поедут в мотель, и когда в итоге доберутся к дому Кимов, было непонятно.

И едва Чимин об этом подумал, как волны томления электричеством пробежались по всему его телу — от кончиков пальцев на ногах и до самой его невысокой макушки. И только он хотел поделиться своими ощущениями с Намджуном, как воздух прорезало громкое и переливистое:

— Джуунии!

К их столику спешила изысканная фея в белом коротком, облегающем все самые интересные изгибы тела платье.

— Кихо… — Намджун, не ожидавший этой встречи, всё же улыбнулся и поднялся на ноги, чтобы ее поприветствовать.

Они расцеловались в обе щеки, пока Чимин, помешивающий трубочкой свой коктейль, молча за ними наблюдал.

— Кихо, это Чимин. Чимин — это моя подруга Кихо.

Чим кивнул, но предпочел не вставать. Почему его резануло, что обращался Намджун прежде всего к Кихо, представляя их друг другу? Как там по этикету, кого надо первым представлять? Имеет ли это вообще значение? Кихо — давняя подруга. А кто такой Чимин? Почему Джун его никак не представил? Конечно, он не мог сказать правду (хотя Чимину очень бы этого хотелось), но мог сказать, что он тоже друг. А то получается, что Чимин — непонятно кто.

— …Ты слушаешь? — Чим быстро поднял голову от коктейля. Всё, как обычно — он задумался и вообще выпал из разговора и всей ситуации в целом. Интересно, эта Кихо тоже быстро уходит в свои мысли и перестает замечать всё вокруг? Вряд ли. Вряд ли у нее вообще есть мысли.

Чимин в шоке распахнул глаза, осознав ход своих ужасных размышлений. Почему он вообще оскорбляет незнакомых ему людей?..

Не потому ли, что Кихо уже присела за их столик, при разговоре касалась руки Намджуна, и даже хихикая, попробовала его коктейль, прикоснувшись своими ярко накрашенными красными губами к трубочке Джуна?

Со всё более возрастающим шоком Чимин наблюдал, как Намджун, что-то ей рассказывая, тоже взялся губами за трубочку.

Непрямой поцелуй?..

Показалось ли Чимину, что Кихо, тоже наблюдающая за этим, улыбнулась? Как бы с намеком?

Не может быть. Не может этого быть…

Намджун уже несколько раз бросал на Чимина недоуменные взгляды — тот совсем не принимал участие в беседе и постоянно хмурил свои брови.

Они сидели напротив него — такие статные, привлекательные, дорогие. Чим на фоне этих двоих выглядел как непослушный обиженный подросток в своих синих широких затертых джинсах, белоснежной полотняной блузе с васильковой вышивкой по краям и с множеством звенящих браслетов на руках. Они точно подходят друг другу. А Чимин?..

Эта Кихо… Она, или такие, как она, были у Намджуна до Чимина, и будут после него. И возможно даже, что и во время.

Чим, всё так же, не слушая разговор, потянулся за своей сумкой, но она выскользнула из ослабевших пальцев и упала на пол. Нагнулся, чтобы ее поднять, и так и застыл: под столом творилось самое интересное. Ладонь Кихо лежала на бедре Джуна, поглаживая его. И Намджун ее не убирал. Он говорил, будто ни в чём не бывало, пока рука этой девушки уже почти добралась до его ширинки.

Побледневший Чим поднял-таки сумку и выпрямился. И то, как Кихо ему улыбнулась, не могло иметь второго значения — она знала, что он всё видел.

— Джуни, — пропела Кихо, — твой друг очень, ну очень красивый. Где ты берешь таких симпатичных друзей? — кокетливо спросила она, подмигнув Чимину и снова прикоснувшись к лежащей на столе руке Намджуна.

— Да, он такой. Он очень красивый, — мягко проговорил Джун, глядя Чимину прямо в глаза.

В то время как его бедро ласкала чужая рука.

— Просто прелесть! — Кихо потянулась через стол и потрепала бледного и напряженного от ужаса ситуации Чимина за щеку. — Он прямо как девочка. Тебе так не кажется? — обратилась она к Намджуну. — Может, — и снова перевела взгляд на Чима, весело ему при этом подмигнув, — хм… уединимся втроем? Я бы этого очень хотела. Ты очень красивый.

Чимин ощутил, как волна тошноты поднимается к самому его горлу. Потому что ему показалась, что Джун при этом хмыкнул.

— Извините… — пробормотал он, подрываясь на ноги так резко, что его стул с грохотом перевернулся, и все в помещении тут же уставились на него, такого нелепого, такого неловкого. Смертельная бледность залила щеки Чимина, он побелевшими пальцами до боли сжимал ремешок своей сумки. Ему было до ужаса стыдно и неприятно, потому что все смотрели только на него. Особенно, эти двое. — Простите… Простите… Я сейчас…

Развернулся и выскочил из кафе, ринувшись в толпу снующих в торговом центре людей.

Чимин не знал, как он вообще нашел туалет, как туда забежал и даже успел закрыться на защелку, прежде чем упасть на колени и обхватить унитаз обеими руками. Его рвало так сильно и обильно, вперемешку со слезами боли, что ему казалось, он сдохнет здесь же, в этой крошечной кабинке общественного туалета. У него уже не было сил. Он всё время держался. Но больше сил не было.

Потом полулежал, скрючившись на грязном полу, и пересохшими губами шептал в телефон:

— Пожалуйста… Забери меня…

Сказать, что Намджун разозлился — это ничего не сказать. Чимин так и не вернулся в кафе, а свой телефон выключил.

Вначале Джун оббегал весь торговый центр, проверил все туалеты и все магазины. Потом, понимая, что отыскать его нереально, вернулся домой. Он очень надеялся, что Чимин уже там, вот только оказалось, что его в доме Кимов не было.

Тенью в проеме мелькнул Тэхен, и Намджун, вспомнив, что говорил Чимин — о том, что младший брат в последнее время странный, окликнул его, но тот даже не обернулся.

В итоге Джун, кипя от возмущения, уселся в гостиной с пивом, каждые пять минут набирая номер телефона Чимина, и без интереса щелкая пультом.

Дома они были только вдвоем с Тэхеном — Джин уехал в свои обожаемые лаборатории в Вонджу, а это уже до самой ночи, а трудоголики родители торчали на своих работах, руководя своими любимыми бизнесами.

Было уже почти шесть вечера, когда входная дверь хлопнула, извещая о чьем-то прибытии. Намджун устало потер виски́ — если это не Чимин, он точно, когда появится, конкретно выгребет за свое исчезновение.

Но это был Чимин. Правда, не один.

За талию, за его прекрасную тончайшую талию, Чимина обнимал Ли Джинки, что-то весело рассказывая, и улыбаясь своей самой милой и самой яркой улыбкой.

Бесит этот кадр.

Убери, нахрен, свои грабли с моего парня!

Джинки, бросив быстрый взгляд на Джуна, и уловив этот зашкаливающий уровень чужой агрессии, руку всё-таки убрал (инстинкт самосохранения — великое дело), а затем, извинившись, пошел по знакомому с детства маршруту в комнату Тэхена.

— Слушай, мы с Кихо давно знакомы. У нее очень своеобразная манера общения, — пытался донести Намджун до Чимина истину, пока тот, насупившись и вцепившись руками в свою сиреневую тканевую сумку, как всегда перекинутую через одно плечо, упрямо молчал. — Я не знаю, что именно ты себе придумал, но ты ошибаешься, — Джун нависал над ним, почти вжав их гостя в стену. — И ты поступил некультурно. Серьезно, твое поведение было очень некрасивым. А потом мне пришлось искать тебя и переживать, что с тобой могло что-то случиться. Зачем ты отключил телефон? Почему не подумал обо мне, прежде чем бросать меня одного и встречаться с этим Ли Джинки?

Был бы это другой человек, Намджун бы уже давно орал на него, и кулаком бы в стену угрожающе двинул, чтобы доходчиво объяснить, что может случиться с людьми, которые не ценят потраченное на них время Ким Намджуна.

Но с Чимином так не хотелось. Его хотелось сначала шлепнуть пару раз за непослушание по его вертлявой и аппетитной попке, которую Джун целовал, ласкал и трахал каждый день. А потом крепко его обнять — потому что Намджун реально испугался.

Конечно же, у Кихо не своеобразная манера общения. И конечно же, она имела в виду именно то, что и понял Чимин. И руку он ее убрал, и отругал потом, когда Чим убежал. Но уже ничего нельзя было изменить.

— Ну что, мы договорились? Больше так не поступай… — шептал Намджун, зацеловывая покрасневшее ушко, и прижимая тонкое тело к себе. Ну и пофиг, если увидят Ли Джинки или Тэхен. Бесящему другу Тэ будет полезно стать свидетелем подобного. Чтобы на чужого парня глаза боялись даже посмотреть. А если увидит Тэхен — ничего страшного. Младший брат всегда на его стороне, и родителям своего любимого хёна не выдаст.

***

— Я, кажись, кого-то вчера трахнул?

— Подушку ты вчера свою трахнул, трахальщик, блин, — Джинки, бормоча возмущения, бросил в Тэхена бутылкой с комбучей. — Это антиоксидант, он защитит твою печень, — Джинки поморщился, наблюдая за валяющимся на постели помятым, страдающим похмельем Тэхеном. — Возможно поможет… — всё же поправился он. — Если ты и дальше будешь вести такой образ жизни, тебе уже нихрена не поможет.

— Так что вчера было?

— Ты набрался и мне пришлось тащить твое пьяное тело в машину. Хорошо, хоть один парень мне помог. Он, кстати, оставил тебе свой номер телефона.

— Красивый?

— Телефон?

— Парень.

— Да. Но ты назвал его Чонгуком и он забрал свой номер обратно.

— Мда… Нескладушки, — Тэ открыл бутылку и сделал несколько глотков напитка, который принес ему Джинки. Сушняк, конечно, был еще тот. — Ну ничё. Будем искать.

— Стену опять разрисовали.

Тэхен перестал пить, раздраженно прикрывая веки.

Стену здания, которую он по приказу декана Сонга красил синим, уже в третий раз разрисовывали вандалы.

Ну как «вандалы» — Кан Юджэ, как пить дать. Кто бы в этом сомневался?

В первый раз Тэхен, жестко матерясь, снова ее покрасил. А потом забил и вообще перестал приезжать в универ. Джинки, как мог, прикрывал его по всем фронтам, делал за него домашку, сдавал проекты, умолял старост не отмечать его прогулы и всем говорил, что Тэхен где-то на территории кампуса. По вечерам они вдвоем куда-то ехали, и Тэхен надирался, а Джинки доставлял его домой, и тот потом полдня после этого отсыпался.

Во второй раз кто-то неизвестный ночью покрасил стену снова в синий. Так что Тэхену не досталось от преподобного, и еще одного наказания не последовало. И вот уже третий раз эта падла Кан Юджэ опять портит стену.

Если в первые дни Джинки заговаривал о том, что Тэхену надо еще раз пообщаться с Чонгуком, то потом говорить об этом перестал.

Потому что всё же нашел его сам.

— Привет. Я — друг Тэхена, — очень вежливо начал он их беседу. — Помнишь меня? Я как-то отвозил тебя в общагу. Мы можем поговорить?

Чонгук окинул его уж очень прохладным взглядом.

— О чем? Передай ему, чтобы не приближался ко мне. Это всё, о чем мы можем с тобой говорить.

— Чонгук… — сделал попытку Джинки, хотя уже чувствовал противный запах своего полнейшего провала. — Я не знаю, что между вами произошло, и могу только догадываться... Но я хочу, чтобы ты понимал, что то, что он веселый и яркий, не значит, что он — легкомысленный. Вероятно, ты его совершенно не разглядел. Он заботливый, добрый и очень ранимый. И ты его сильно ранил. Мне кажется, ты всё не так понял…

Вот только Чон, казалось, абсолютно не впечатлился словами своего неожиданного собеседника.

— Я всё так понял, не переживай. У него таких, как я, ещё много будет. Найдет себе очередного выгульщика. Или посудомойщика. Ну, или на крайняк к Лиёну может вернуться. Или с тобой утешиться.

Чонгук практически не вздрогнул, когда Джинки со всей дури врезал ему по лицу. Только кивнул.

— Спасибо, — он даже почти улыбнулся.

— Я думал, может дело в нем, возможно ты не сумел понять, насколько тебе повезло… Но теперь я понимаю, что всё дело в тебе. Просто ты — дрянь.

— Вот видишь, как хорошо, что мы со всем разобрались.

Чонгук кивнул ему на прощание и ушел. На этом их общение и закончилось.

Тэхен потом долго охал над синяком на его костяшках.

— Мы же легион! Почему ты не позвал меня на драку?

Пришлось говорить, что драка того не стоила, чтобы ради нее собирать целый легион. Но рука, сука, болела. И Джинки очень надеялся, что челюсть у этого мудака — тоже.

— Сегодня ты дома, — сообщил он Тэхену. — Мы никуда не поедем. Вот, почитай лучше эти конспекты.

Он пихнул в руки поморщившемуся Тэхену кипу тетрадей, блокнотов и разноцветных папок, после чего ушел.

В гостиной на диване развалился Намджун, так и оставшийся там после своей непростой беседы с Чимином. Бан и Тан лежали рядом и лениво отбирали друг у друга красный игрушечный мяч.

Джун окинул проходящего мимо гостиной Джинки раздраженным взглядом. И тот, почувствовав его, ускорил свой шаг. «Правильно, — удовлетворенно подумал Намджун, — убегай».

Тупая ситуация, но Джун был уверен, что Чимин до завтра полностью отойдет. Хотя уже сейчас он извинился за то, что отключил телефон и пообещал больше такого не делать. Намджун в итоге выкинул из головы всё, что мешало расслабиться, найдя интересный футбольный матч, и залипнув с пивом на его просмотре.

Чимин и сам понимал, что поступил по-детски. Но в тот момент он не мог думать рационально, ему было очень плохо и ему надо было сбежать. И единственное, что он сумел придумать в этой ситуации — это позвонить Джинки.

Жаль, что всё сложилось именно так. И до отеля они с Намджуном в итоге не добрались, хотя Чим очень хотел снова оказаться в теплых и надежных объятиях своего парня.

Он принял душ, переоделся в домашнюю одежду и засел за учебу. Но голова работала плохо, и он решил расслабиться, что-нибудь почитав. Взял стопку книг, которую уже давненько одолжил у Джуна, но в итоге так ни одну и не открыл. Что поделать — он был занят падением в пропасть своей яркой и обжигающей любви.

Провел кончиками пальцев по пестрым корешкам. Выбрав одну — с красочной, хотя и потрепанной обложкой, сам себе улыбнулся.

Чимин и сам не понимал, зачем взял у Намджуна книгу стихов Джанни Родари. Что-то из детства, что давно не читал, но о чем много теплых и приятных воспоминаний. Неожиданно захотелось снова окунуться в этот прекрасный мир сказок и чудес. В эти далекие и удивительные истории.

Он открыл на странице с закладкой и с интересом пробежался глазами по витиеватым буквам.

Особый секрет —

Дочитав, он снова улыбнулся, вспомнив, когда в последний раз слышал этот стих.

Лунное море, в котором совсем нет воды. В котором никто не живет. Интересно, ему бывает одиноко на этом далеком и затерянном спутнике?

Каково это — прогуляться по Луне? Проплыть в ее невесомости? «Искупаться» в лунном море? Очень бы хотелось такое испытать. Скорее всего, если бы поделился своими мыслями с Намджуном, тот бы посмеялся над его странными желаниями.

Хотя Джун всегда — и этого у него не отнять — очень внимательно выслушивал все, даже самые бредовые его размышления. Наверное, Чимина никто в жизни так внимательно не слушал, как Намджун.

Чим провел пальцами по рисунку огромной желтой и улыбающейся луны.

Луна горит ярко, отражая солнечный свет. Но сама света не дает. Наверное, как и Чимин, который тоже на это неспособен.

Он любил луну и не просто так выбрал для своих татуировок ее фазы. Они, как никто лучше, изображали саму Жизнь. Ее начало, ее цветение и ее конец.

Чим задумчиво сжимал в руке салфетку, которая служила в книге закладкой, затем, опомнившись, что портит чужую вещь, положил ее на стол и быстро разгладил.

Возможно, он бы не прочитал того, что там было написано, если бы его глаза с удивлением не зацепились за собственное имя.

Намджун почти уснул под равномерный шум футбольного матча. И вынырнул из этого состояния лишь в тот момент, когда ему с противным шлепком прилетела звонкая и ощутимая пощечина.

Еще даже не открыв глаз и не разбираясь, кто и что, он схватил чужую руку, с силой ее сжал и дернул нападавшего на себя. И Чимин, охнув, упал ему на грудь.

— Ты что делаешь? — охренел Джун, осознав, кто его атаковал.

— Ненавижу! — крикнул Чимин, вырываясь из захвата.

Разъяренный Джун тоже вскочил на ноги.

Чимина было не узнать — его лицо приобрело какой-то странный оттенок, опухло и покрылось пятнами. Видимо, он очень долго плакал. Грудь быстро вздымалась и опускалась, ему не хватало воздуха, чтобы надышаться после сильных рыданий. Его рот открывался, но из него вырывались только хрипы.

— Ненавижу! Никогда тебя не прощу! — наконец со всей силы крикнул он.

— Объяснись! — рявкнул Намджун, теряя терпение и засовывая руки в карманы домашних штанов. — Я думал, мы уже всё решили насчет Кихо!

— Ты поспорил на меня! На машину… — прошептал Чимин, ощущая, что стремительно теряет все свои силы. — На чертову машину… Я… не важнее куска железа… Для тебя я значу меньше, чем даже вещь… Не прощу тебя… Ненавижу… До самой смерти буду тебя ненавидеть…

Доберманы уже были в боевой готовности — на их хозяина нападали. Они рычали, обнажая острые клыки, из их пастей на пол капала горячая слюна.

— Чимин, давай только без драмы, — тон Намджуна утратил свою агрессивность, потому что он уже понимал, что стало причиной истерики его парня. И злился, что всё вышло наружу настолько тупо. Знать бы еще, кто ему всё рассказал. — Это было когда-то, — максимально спокойно произнес он, хотя внутри от злости всё переворачивалось. — Теперь всё по-другому. Надеюсь, ты это понимаешь.

Он повернулся к доберам.

— Место! — жестко скомандовал. Не хватало еще, чтобы псы довели Чимина до еще большей истерики. Чимина надо успокоить, обнять, поцеловать и покончить с этой идиотской ситуацией раз и навсегда. Не таким он планировал сегодняшний день.

Усмирив Бана и Тана, Джун повернулся обратно к Чимину. И застыл, после чего бросился к лежащему на полу без чувств парню, упав перед ним на колени.

— Ты чего?.. — он легонько потрепал его по щекам. Безрезультатно. Помедлив, подхватил на руки и бережно уложил на диван.

Чимин такой тоненький, маленький, в коротких домашних шортах и длинной белой футболке с принтом какого-то мультяшного героя. А еще он холодный, а на его лбу проступили крупные капли пота. Какого хрена?.. Это из-за истерики? Люди вообще падают в обморок из-за истерики?

Намджун в нерешительности застыл, размышляя, что ему делать дальше. Как-то не доводилось раньше иметь дело с людьми, потерявшими сознание.

В это время Тэхен выбрался из своей берлоги и поперся на кухню за новой порцией чипсо-мороженого. Но вынужден был сменить свой маршрут, увидев в проеме растерянное лицо старшего брата. Он стянул с головы большие наушники, через которые пробивались жесткие басы.

— Ты чего? — просипел он. Похмелье — жестокая штука.

— Да вот… — сбитый с толку Джун повернулся к Тэ. — Он в обморок упал.

Тэхен перевел взгляд туда, куда указывал Намджун.

— Может полотенце намочить и на лоб положить? — продолжил говорить Джун. Кажется, он подобное видел в каком-то фильме или сериале.

Но побелевший Тэ отшвырнул наушники, подскочил к дивану, уставившись в мертвецки бледное лицо гостя.

— Быстро заводи машину! — крикнул он. Намджун стоял и не двигался. — Быстро, блять!

Он подхватил почти что невесомое тело Чимина только когда брат отмер и метнулся к гаражу.

Не прошло и двух минут, как Тэхен усаживал на заднее сидение Чимина, который всё еще был без сознания.

Джун газанул сразу же, как только Тэхен закрыл дверь.

— Я пил пиво… — пробормотал он.

— Похуй, — бросил Тэ. — Ну же, где он… Тысяча браслетов! — укоризненно произнес Тэхен, обнимая Чимина и пытаясь отыскать среди десятка браслетов на руках Чима тот самый, медицинский.

Он набрал номер, указанный на браслете и сообщил оператору данные нужного доктора. Когда его подключили, тут же быстро протараторил:

— Доктор Лим, у меня Пак Чимин. Он без сознания, мы везем его в ближайшую к нам больницу, — Тэхен назвал ее адрес. Но то, что затем сообщил ему доктор, заставило его оцепенеть. — В смысле он пропускал диализ? Перестал придерживаться диеты?.. Минни, почему?.. — Тэхен в непонимании уставился в бледное лицо Чимина.

«Минни»… Это имя отозвалось каким-то очень далеким воспоминанием, но Намджуну сейчас некогда было рыться в памяти и пытаться вспомнить.

Он гнал уже вне всяких правил. Точно заберут права. И будут они вдвоем с Тэхен-и без колес. Хотя, возможно, Джун уже давно заслужил это. То, что когда-то Тэхен взял на себя его вину, вину Намджуна не отменило.

Едва они подъехали к главному входу в больницу, к ним сразу же бросились работники с каталкой. Чимина осторожно уложили, пока Тэхен быстро говорил подоспевшему доктору всё, что знал.

А Намджун заперся в курилке, зажигая сигарету за сигаретой и выкуривая их до самого фильтра. В курилке менялись люди, все они цеплялись взглядом за странного парня в домашней одежде и с абсолютно диким взглядом, но никто не рискнул к нему подойти. И правильно. Наверное, в тот момент он бы убил каждого, кто бы с ним заговорил.

Прошло больше часа, когда в задымленное помещение зашел Тэхен. Он молча взял из рук Джуна почти пустую пачку и тоже закурил, внимательно наблюдая за братом.

Из глаз Намджуна текло. Он постоянно размазывал слезы, тёр красные воспаленные веки и продолжал курить, удерживая сигарету дрожащими пальцами, и ошалелым взглядом пялясь куда-то в пустоту.

— Он умирает, — помедлив, произнес Тэхен.

Намджун кивнул, будто это была абсолютно нормальная, обычная фраза. Будто это было тем, о чем говорят часто. Будто он уже был в курсе этого.

— Наш отец давно оплачивает его лечение. Чимин жил в нашем доме, пока ждал своей очереди на пересадку.

И снова Джун кивнул, будто это было обыденной, безынтересной и маловажной информацией, продолжая застывшим взглядом таращиться в стену.

Ну что ж, тайна раскрыта. Теперь можно не переживать, что гость находился в их доме ради каких-то корыстных и нехороших целей.

Тэхен смотрел на брата, сжимая в кармане салфетку, на которой твердым размашистым почерком было прописано, а двумя подписями заверено: «Кто первый нагнет Пак Чимина, тому достанется кабриолет».

У всего есть своя цена. Так сколько стоит твоя душа, Ким Намджун?

Цена за кабриолет — душа, 1 шт.

Мы никогда не знаем, что произойдет дальше. И только глупцы загадывают наперед.

Если бы Намджуна вчера спросили, чем он будет заниматься этой ночью, он бы с уверенностью сказал: "Спать". Ну или: "Трахать своего прекрасного мальчика". Ну или: "Залипну в телефоне / зачитаюсь книгой до утра". Но он точно не сказал бы, что будет сидеть на неудобном стуле в больничной палате, слушать тошнотворный писк мониторов и неотрывно всматриваться в бледное и неподвижное лицо Чимина.

Да... Жизнь — еще та непредсказуемая сука.

Все его чувства в эту напряженную ночь были обострены, оголены до предела. Он отчетливо слышал каждый тихий и мягкий вздох, вырывающийся из грудной клетки Чимина. Он мог их даже посчитать. Потому что каждый раз, когда Чимин выдыхал, сам Намджун переставал дышать.

— Как ты узнал?

Тэхен пожал плечами.

— Догадался. Он постоянно голодными глазами на еду смотрел. Те, у кого РПП по-другому себя ведут. Была куча других моментов. Вроде того, что он не мог на себя смотреть в зеркало и носил большие объемные вещи, чтобы скрывать от себя же свою болезненную худобу. Ему часто плохо было. Он нередко выглядел уставшим. Я несколько раз видел, как его мутило. В туалет срывался... Помнишь, когда мы с тобой поругались, мы с Джинки и Чимином где-то с неделю втроем обедали? Я Чимина тогда прямо и спросил. И он нам всё рассказал.

Но почему ни Намджун, ни Сокджин всего этого не замечали? Почему всё то, что назвал Тэхен, они списывали только на желание этого парня выглядеть стройным, даже в ущерб собственному здоровью?

Сейчас очень многое становилось на свои места. И вечная бледность Чимина, и то, что он быстро уставал, хотя всячески скрывал это. И да, ему бывало плохо. Но, как выяснилось, не из-за еды. А еще эти пластыри — наверняка скрывали следы от игл и синяки.

Намджун никогда не думал, что его душе может быть настолько больно. Что у него вообще есть душа.

— Я знаю, что это ты выиграл кабриолет, — Джун напрягся, но не посмотрел на брата, продолжая сжимать подрагивающими пальцами сигарету и пялиться в блевотно-серую стену курилки. — Ты сто раз об этом говорил, — бесстрастно продолжил Тэхен. — Хвастался перед нами... Знаешь, что хуже всего? Когда я узнал обо всём, у меня не возникло мысли: "Нет, такого не может быть... Старшие братья никогда бы так не поступили", — Тэхен докурил сигарету, затушил ее и выбросил окурок в урну. — Не подходи к нему больше, — предупредил он. — Иначе будешь иметь дело со мной.

Скрипнула дверь, и Намджун быстро повернулся к дверному проему. Чимин спал, и он не хотел, чтобы его сейчас будили. Но увидев, кто зашел в палату, он, удивленный, в нерешительности поднялся на ноги.

— Аджосси...

Этого человека он знал с детства — тот какое-то время работал водителем у отца. И даже недолго жил в их доме. Потом переквалифицировался в охранники, и уже много лет сидел в будке при въезде на территорию отцовской компании, занимаясь тем, что поднимал шлагбаум и проверял пропуска.

Аджосси всегда с большой добротой и лаской относился к сыновьям своего босса — постоянно угощал их лимонными леденцами и печеньем в форме рыбок, которые вечно таскал в своих карманах.

Это значит, что отец среди ночи тоже приехал в больницу? Но почему?

Намджун не успел развить свою мысль, потому что аджосси даже не посмотрел на него и никак не отреагировал на приветствие младшего Кима.

Он смотрел лишь на больничную койку, где мерно вздымалась и опускалась грудь бледного Пак Чимина.

— Минни... — охранник, будто его ноги были залиты в бетон, тяжело и очень медленно переступая ими, подошел к самой постели, всхлипнул, после чего взял Чимина за его тоненькую руку.

— Он спит, — негромко произнес Намджун, неотрывно наблюдая за ним и уже всё понимая. — До утра будет спать.

Тот кивнул, не глядя на него и продолжая крепко сжимать ладошку сына.

Потом они сидели и уже вдвоем наблюдали за спящим Чимином. В палате был полумрак, из-за жалюзи пробивался лунный свет. Любимая Чимином луна очень тихонечко, чтобы не потревожить его покой, наблюдала за ним в окно.

Отец Чимина не спросил, что здесь делает Намджун. Возможно, сейчас ему плохо думалось. А может быть, он очень не хотел оставаться в эту ночь один.

— Минни всегда вас вспоминал. Вас троих. Особенно, тебя. Вы ж одногодки и играли вместе. Сокджин-и присматривал за малышом Тэхен-и. А вы с Минни всё время проводили вдвоем. Вас нельзя было вытащить из того шалаша в саду.

На самом деле Джун помнил Минни. Его друг детства. Они дружили недолго — пока Чимин и его отец некоторое время жили в их доме.

В те времена им было лет по десять-одиннадцать. Это было до того, как он начал больше времени проводить с Сокджином. И до того, как появился бесящий Ли Джинки, бесповоротно завладевший временем и вниманием Тэхена. В тот период Намджун чувствовал себя очень одиноким и никому не нужным. Тогда и появился Минни. Которому он оказался нужен. И который был нужен самому Намджуну.

Джун потом еще долго этого мальчика не забывал. Но всё стерлось с течением времени. Особенно, когда в старших классах он начал свою бесконечную войну с отцом. Тогда всё такое — искреннее, непорочное, но очень далекое, исчезло из памяти, как что-то, чему не место в этом его новом взрослом и жестоком мире.

— Он давно болеет. И он так устал. Сначала мы спасали одну его почку. Не спасли. Потом — другую. И тоже... Спасибо твоему отцу, он не оставался в стороне и помогал оплачивать лечение и все эти экспериментальные вещи... Но когда Минни перевели на диализ... Это пять часов в день каждые два-три дня. Он постоянно жаловался мне, что ему плохо. А я просил его потерпеть до пересадки — после операции он снова сможет жить обычной, нормальной жизнью. Впервые за много лет.

— Как давно он на диализе?

— С тех пор, как приехал в ваш дом. Господин Ким не хотел, чтобы Минни в таком состоянии добирался в университет из пригорода, где мы живем. И предложил пожить у вас. Я думал, Минни откажется — где это вообще видано, чтобы сын... прислуги и жил в хозяйском доме?

И завел роман с хозяйским сыном.

Намджун прикрыл глаза, ощущая, как гнев растопленной лавой наполняет его вены. Неужели и Чимин так же относился к ним? Как к детям хозяина? А к нему тогда как относился?

— У Минни мамы нет, я воспитывал его один, как мог... А из-за болезни у него и друзей особо не было. Мне кажется, он очень хотел с вами еще раз пообщаться. До того, как... Ведь всякое может во время операции случиться. Вы ведь, хоть и недолго, но дружили в детстве. Так странно, но узнал его только Тэхен-и. Тэхен-и такой хороший и отзывчивый мальчик... Пока работал в компании, каждый день в обед заходил ко мне, чтобы приободрить и сказать, что с Минни всё будет хорошо.

На некоторое время в палате воцарилась тишина. Эта ночь плавно утекала, оставляя после себя лишь дымку от угасающих в небе звезд.

— Минни любит людей. Разочаровывается в них, но продолжает себя отдавать. Тот, кто горит ярче, сгорает быстрее. Я постоянно ему об этом говорю. Но он всегда отвечает: "В этом мире пафоса и красоты не хватает простоты".

Джун мог добавить. В этом мире пустоты и продажности не хватает искренности. Не хватает доброты. Не хватает чистоты. Не хватает счастливых глаз. Не хватает Чимина. Его слишком мало в этом мире.

Когда с первыми лучами солнца Чимин, наконец, проснулся, возле его постели был только отец. Намджуна не было.

***

— Стену ночью опять покрасили.

Тэхен задумчивым взглядом сверлил ненавистную ему стену. Она действительно была полностью перекрашена, и даже цвет неуловимо отличался — был немного светлее и мягче, чем та краска, выданная ему неделей ранее в ректорате.

Такое, чтобы какой-то супер-герой помогал ему — тихо и без того, чтобы затребовать заслуженную добрыми делами награду — такое у него в жизни было впервые.

— Значит, Кан Юджэ днем портит стену, а кто-то его ебанные художества ночью закрашивает. Правильно? — медленно уточнил Тэхен.

Джинки, надув губы, кивнул.

— Предлагаю поставить камеру. Если мы поймаем Юджэ на горячем — на акте вандализма — это можно будет предоставить преподобному в качестве доказательства, что он — еблан.

— Кан Юджэ или преподобный?

— Оба.

Тэ поморщился.

— Ну, разрисовал он стену — ты реально думаешь, что это как-то повлияет на его общую оценку? Ну выговор, ну пару занятий пропустит. Так он еще усиленнее будет пиздить перваков. Его надо нахер убрать из Ёнсе.

— И что ты предлагаешь?

— Нужно нарыть на него крутой компромат. Например... — Тэхен замолчал, так как его взгляд без шансов застрял в идущем по дорожке Чонгуке.

Тот шел в компании других студентов, скорее всего, из его курса. Они что-то громко обсуждали, у некоторых в руках были папки и большие картонные хреновины.

Чонгук, видимо, затылком ощутив чужой обжигающий взгляд, помедлив повернулся, упершись прямо в хмурого и напряженного Тэ.

Секундная встреча взглядов, по ощущениям Тэхена длившаяся пару столетий, после чего, с трудом вырвавшись из чужого затягивающего омута, Чонгук отвел глаза, посмотрев на стену, а затем отвернулся и положил руку на плечо идущей рядом с ним девушки. Та явно была не против.

Губы Тэхена скривились в горькой усмешке. Он, не мигая, проводил взглядом удаляющуюся спину Чона, который продолжал обнимать ту девушку.

Так вот, значит, как бывает, когда сердце крошится на части, рассыпается на миллионы, миллионы частей.

Когда тебя отвергает тот, кого ты любишь.

— Ну? — пробубнил Джинки, уставший ждать продолжения. — Например, какой компромат?

— Например, крутой компромат, — бросил Тэхен, возвращая свое внимание Джинки. — Я еду в больницу.

— У тебя еще две пары! — возмутился тот. — Хочешь, чтобы тебя исключили?

— Не худший вариант. Я возьму такси. А ты как, собираешься к Чимину?

— Конечно. После занятий заеду домой, возьму для него мои любимые книги, а потом до вечера буду в больнице. Не хочу, чтобы он снова оставался в больнице один.

Тэ кивнул.

— Договорились. Тогда, до встречи.

***

— Слушай, я давно борюсь с этим дерьмом, — Чимин так же, не мигая, как и Тэхен, упрямо смотрел на него в ответ. — У меня постоянно какие-то проблемы, плохие анализы, что-то отказывает, вечно какие-то процедуры... Знаешь, сколько мне пришлось вынести экспериментального лечения? Я общался в чатах с такими же неудачниками и прокаженными, как и я сам. И они подсказали, как можно схитрить с диализом. Как сделать так, чтобы иногда, хотя бы немного, дышалось свободнее. Всего лишь одна неделя в таком ритме. Я был уверен, что вытяну последствия. Но я не знал...

Чимин замолчал.

— Стресс, — вставил Тэхен. — Ты не знал, что будет сильный стресс. И твой организм не выдержит и подведет тебя.

— Стресс... — пробормотал Чим. Наверное, он заигрался в нормальную жизнь. Поверил, что маленький Пак Чимин на самом деле может увлечь кого-то вроде Ким Намджуна. Конечно, тот заинтересовался им только из-за пари. Консервная банка оказалась ценнее почти исчезающего из этого мира Чимина. — Они говорят, что мне нужно будет оставаться в больнице до самой пересадки. Что сейчас я прикован к этому, — он кивнул на медицинскую аппаратуру. — И что мне лучше не покидать клинику. Чтобы беречь силы.

Хотел урвать немного любви, пока был интересен Намджуну. Казалось бы, всего одна неделя. Потерпит. А по факту выяснилось, что у них и была всего лишь одна неделя. А дальше Чимин в больнице, в своей серой, унылой и безрадостной жизни, а Намджун уйдет к Кихо. Кто знает, возможно они и сейчас вместе? Интересно, он рассказал ей, как развел глупого гостя на секс? Насколько легко ему досталась эта железка? И напрягаться не пришлось. Чимин сам прыгнул к нему в объятия. Достаточно было одного черничного поцелуя — и он сам приходил и сам стучал в чужую дверь.

А еще удивлялся, что Сокджин-хен был настолько внимательным к нему... А оказалось, они оба просто играли с ним.

Сын шофера пробрался в хозяйский дом. И даже закрутил роман с хозяйским сыном. А по факту ему попросту указали на его место.

И если он не сгорит от стыда до операции, то после нее всё будет по-другому. Он не даст себя больше обмануть. И не даст себе больше обмануться. Он отучится, найдет работу, чтобы папа, наконец, мог отдохнуть. Тот всю свою жизнь отдал, чтобы Чимин ни в чём не нуждался... Если всё пройдет хорошо, если почка приживется, если не будет осложнений — это целых десять лет без диализа. Он сможет быть нормальным, а не привязанным на цепи псом. И даже если у него останется только этих десять лет, он проживет их так, чтобы ни на секунду больше никогда не потерять к себе уважения. Как это произошло сейчас.

Главное, найти способ вырвать из сердца одного лживого зверя. Как только ему это удастся, и если операция пройдет хорошо, он проживет свои следующие десять лет достойно.

Тэхен, внимательно наблюдавший за всеми эмоциями на лице Чимина, плотно ушедшего в свои мысли, всё же рискнул нарушить его размышления.

— Минни... Извини меня за то, что я сейчас скажу. Но когда тебя переодели в больничную одежду, твои вещи отдали мне. И из кармана выпала салфетка.

И до того бледный Чимин побелел еще больше. Как он мог забыть, что сунул ту злополучную закладку из книги Родари в карман шорт!

— Мне так стыдно... — на грани слышимости прошептал он, обессиленно прикрывая веки.

— Тебе не должно быть стыдно, — мгновенно возразил Тэ. — Вернее, не тебе должно быть стыдно, — он сделал паузу, глубоко вздохнув. — Чимин, от имени всей моей семьи я хочу попросить у тебя прощения.

— Ты не должен!.. — Чимин, распахнув свои опухшие глаза после тяжелой ночи и накачивающей его лекарствами капельницы, почти испугался его словам.

— Должен. Это еще сделают мои старшие братья. Потом. А пока я прошу прощения за всех нас. Ты пришел в наш дом гостем. И то, как с тобой поступили… Мне стыдно. Прости нас, пожалуйста.

Тэхен тактично поднялся на ноги и отошел к окну, уставившись в него мутным взглядом, пока Чимин плакал. Слезы непрекращающимся потоком лились из его глаз, грудь лихорадочно вздымалась из-за сильных всхлипываний. Этот парень такой сильный, терпит ежедневную огромную боль и столько разных жизненных неудобств. Но такой слабый, когда ранят сердце.

Потом они пообедали — Тэхен за компанию разделил с Чимином его диетический рацион — приготовленные без соли на пару овощи и куриное мясо, и несладкий чай.

Да, веселые и бесшабашные каникулы Чимина закончились — больше никакого мороженого, никакого ягодного молочного коктейля и никакого Намджуна...

— С тобой что-то происходит? — в свою очередь спросил он. Ведь только слепой не увидит эту боль в чужих глазах. — Извини, я был так занят в последнюю неделю... Я всё хотел спросить, как ты. Но...

Но вместо этого проводил время с его братом. А когда был не с ним, то думал лишь только о нем.

Как же стыдно. Он был таким идиотом. Намджун играл с ним, как с вещью. Для удовольствия спал с такими, как Кихо, а с Чимином — только ради забавы. Сколько бы это еще продлилось, пока ему окончательно не стало бы скучно?

— Да так... — попытался отмахнуться от вопроса Тэ. Но видя уязвленность на лице грустно пережевывающего несоленую куриную грудку Чимина, унижение которого было выставлено на всеобщее обозрение, всё же решил пояснить. — Меня бросили.

Чимин нахмурился. Если таких, как Ким Тэхен бросают, тогда вообще куда, нахрен, катится этот мир?..

— Почему? — задал он тот же вопрос, что и ранее Джинки.

Тэхен инстинктивно дернул плечами. Он не хотел говорить о Чонгуке.

Да и что он мог ответить? Озвучить то, что выдал ему Чон?

— Сказал, что хотел трахнуть. После этого стало неинтересно.

Лжец, нахер. Будто Тэхен слепой и тупой и не видел, насколько Чонгук был счастлив в Вонджу. Впервые с дня их знакомства он начал наконец-то открываться и расслабляться. Эта его вечная напряженность ушла. Так что пусть не ебет ему мозг подобной хуйней.

Тэхена злило, что у Чонгука не нашлось смелости озвучить настоящую причину.

Что он испугался быть не таким, как все. Любить и встречаться не с милой и правильной девочкой, а с таким же, как и он, парнем, с членом между ног, в красной куртке и с пошлыми шуточками.

Но если страх оказался сильнее чувств к Тэхену — тогда правильно, что он свалил. Скатертью дорога.

У Чимина округлились глаза.

— Мне так жаль! Но как выгульщик мог настолько отвратительно поступить?..

Тэхен тут же напрягся.

— А ты откуда знаешь, что я говорю о выгульщике?

— Ну... Я два раза в шкафу в прихожей прятался, когда вы... что-то там делали.

— Ничего мы такого в прихожей не делали! — буркнул охреневший и сконфуженный Тэ. Ну, целовались, обнимались...

— Хочешь, я докажу тебе, что ты — гей?

Тэхен ощутил, как горячая краска заливает его щеки.

— Что-то привезти из дома? — поспешно спросил он, чтобы сменить тему.

— О, да! — воодушевился Чим. — Мои тетради и учебники... И материалы научной... Я напишу тебе список! Не хочу отставать по учебе. Неизвестно, сколько я здесь еще пробуду... — воодушевление, появившееся мгновение назад, тут же сдулось, будто бракованный шарик, и он ощутил, как сдавливает грудную клетку от одной только мысли, что ничего не получится, и он никогда отсюда не выйдет.

— Скоро еще Джинки придет, — ободряюще добавил Тэ, чутко уловив эту смену настроения. — Папа с утра был, а мама обещала вечером заехать. Так что скучать тебе точно будет некогда.

Чимин глотнул невкусного чая, опуская глаза в тарелку с недоеденным обедом, и всё же рискнул спросить:

— Кто-то... Кто-то еще заходил ко мне? Пока я спал?

— Нет, — Тэхен покачал головой, глядя прямо на Чимина. — Никто больше не приходил.

***

— Утром я поругался с отцом.

— Почему? — без интереса спросил Намджун. Он достал из кармана своих черных джоггеров пачку сигарет, но не успел раскрыть ее, как разъяренный старший брат подскочил, выхватил ее из рук, смял и швырнул в урну.

— Убери, нахрен, эту хуйню отсюда! Мы в лаборатории! Еще и Тэхен-и на это подсадил!

Джун в сердцах выругался, сплюнул на кристально чистый пол и растер плевок своим тяжелым ботинком. Он сегодня прогуливал занятия. Хотя и приехал в кампус, чтобы пообщаться с братом.

— Ты можешь мне толком всё объяснить? — раздраженно бросил он, вдыхая в легкие больше воздуха, раз уж не получилось вдохнуть убийственную порцию никотина.

Сокджин нехотя вернулся к столу с большим университетским микроскопом, из-за которого он в свое время крепко разругался с преподобным. Помедлил, прежде чем начать говорить. У него было очень стрессовое утро.

— Почки у Чимина работают на 18%. Это уже терминальная стадия почечной недостаточности. Последняя, когда сами они со своими обязанностями не справляются, и им нужна помощь.

— Для этого проводится диализ? — уточнил Джун. Его знания в этом плане были очень расплывчаты.

— Да. Почки непрерывно фильтруют кровь. Они настолько важны, что их даже называют «вторым сердцем». За сутки через них проходит около 200 литров крови, где она очищается от шлаков, токсинов и прочей хрени. Если почки вдруг перестают это делать, кровь загрязняется и человек умирает. Процедура гемодиализа очищает кровь, освобождая ее от всего ненужного. Чтобы жить, ее надо проходить постоянно — три раза в неделю по четыре-пять часов.

— Вон! — гаркнул Джун заглянувшему в кабинет студенту, и тот в панике поспешно закрыл дверь.

Сокджин замолчал, а Намджун его не подгонял, хотя руки в карманах давно сжались в кулаки. После некоторой паузы Джин продолжил:

— Те, кто долго сидят на диализе, придумывают разные методы, как упростить себе жизнь. Ну и делятся ими в сети. Конечно же, эти методы тупые и антинаучные. Чимин использовал один такой лайфхак, чтобы слегка схитрить и выиграть себе время. Он просил делать ему удлиненный диализ — по шесть часов вместо четырех с половиной — чтобы пропустить следующий сеанс. Таким образом он ходил через раз, и проводил вместо трех процедур в неделю, две. Подобное он провернул два раза. Конечно, ничего хорошего в этом нет, но скорее всего, он бы потом выровнял всё, если бы...

Если бы он не узнал о пари.

— Чимин всего месяц на диализе. Когда у него началась терминальная стадия, врачи посоветовали не подсаживаться на него, а сразу же сделать трансплантацию почки. Потому что жизнь на гемодиализе — это мучения и ухудшение здоровья. И вообще, долго на диализе не живут — в среднем 10−15 лет. Плюс это настоящая привязь — шаг влево, шаг вправо — и верная смерть.

Намджун хмурился, переваривая информацию.

— И как найти эту почку?

— Для пересадки используют орган, полученный от донора при жизни или от человека, ставшего донором после смерти. Чимин в очереди на почку от мертвого донора, который подойдет ему по группе крови и типу тканей. Но когда он появится — у этого вопроса нет ответа. Может быть через день, а может — через год.

Год?..

— А что насчет органа от живого донора? В нашей же стране это не запрещено, ведь так?

Сокджин согласно кивнул.

— Да. Но насколько я понял, Чимин категорически против, чтобы из живого человека ради него что-то вырезали. Даже если тот сам этого хочет, даже если ему за это очень хорошо заплатят. У Чимина свои важные принципы. И мы должны их уважать.

— Ты это серьезно? — скривился Намджун, окидывая брата скептичным взглядом.

— Я всего лишь процитировал нашего отца, — бесстрастно проговорил Джин.

— Так чего ты поругался с отцом? — вспомнил Намджун. — Вы же друг друга едва ли не в десна целуете, — не удержался он, чтобы привычно не подколоть брата.

— Я спросил его, почему он нам соврал о том, кто такой Чимин. И знаешь, что он ответил?

Сокджин, наконец, всем корпусом развернулся к Джуну. До сих пор в его душе бурлил огонь обиды.

— Что?

— Оказалось, Чимин очень просил не говорить кто он, потому что был уверен, что узнав о его низком происхождении, мы будем его унижать. Мы, троица высокомерных засранцев, будем относиться к нему свысока. Всегда приятно знать, что о тебе думают люди, — иронично добавил он. Хотя ирония не могла скрыть гнева, искрящего в его глазах и разъедающего всё внутри.

Намджун без эмоций наблюдал за братом. В высокомерии, который тот носил на своем лице, ему не было равных. Так что, на самом деле, неудивительно, что Чимин, не зная, какими они в итоге выросли, воспринимал их такими. Испорченными наследниками. Другой вопрос был в том, что отец не разубедил его в этом.

— Продолжительность жизни пересаженной почки составляет около 10-15 лет, — продолжил Джин, запрятав обиду как можно глубже и снова надевая на свое лицо холодную маску. — По статистике почка от живого донора работает лучше и живет дольше, чем орган от умершего.

— Тогда я еще больше не понимаю, почему Чимин противится и ждет какую-то волшебную почку, которая появится неизвестно когда и непонятно, насколько хорошо будет работать!

Джин проигнорировал этот бессильный выпад брата, потому что не им влезать в жизнь Чимина. Они уже и так достаточно в нее влезли и конкретно там наследили.

— Мне Тэхен сказал, чтобы я не навещал Чимина в больнице. Потому что Чимину нужны только положительные эмоции. А я, видите ли, — язвительно сообщил Сокджин, — это не положительные эмоции. Прикинь? Я ему подгузники менял, а теперь наш младшенький выдает мне такое.

— Да, Тэхен мне то же самое сказал, — пробормотал Намджун, выглядывая в окно и пробегаясь глазами по двору возле медицинского корпуса. Солнце блестело и играло лучами на шпиле здания, день был хорошим и очень теплым. Джуну даже казалось, что он ощущает сладковатый персиковый аромат, который ровным слоем покрывал кожу Чимина. Кажется, это его любимый гель для душа.

Прозвенел звонок, но ни один из них даже не пошевелился. Джун не собирался идти сегодня на пары, а Сокджин очень хотел закрыться в лаборатории и пропустить ненужное занятие по теории бизнеса.

Когда во дворе стало тихо — все разбрелись по своим аудиториям, и даже было слышно, как ветер качает высокие осины, Джин снова заговорил.

— Мы спорили, кто нагнет больного мальчика, который ждал пересадку почки. Иногда я сам от себя охуеваю… — он плеснул из графина в стакан воду и залпом ее выпил. Такое чувство юмора, чтобы настолько феерически вляпать мордой в дерьмо, может быть только у сатаны. — Это ты предложил, — раздраженно повернулся он к Намджуну.

— А ты согласился, — жестко парировал тот.

Да. А он согласился. Возразить на это было нечего.

— Как Чимин узнал о пари?

У Джуна на этот счет была только одна мысль, и конечно же она была правильной. Другого варианта просто не могло было: это дело рук этой мрази — Ли Джинки. Он притворялся своим, чтобы в удобный момент сунуть нож в спину. Это он рассказал обо всём Чимину. И тот теперь в больнице. А Тэхен злится на старших братьев. Намджун знал, кто был виноват во всём. Из-за кого всё полетело вверх дном.

Ли Джинки, ты доигрался.

Намджун сидел в машине, безэмоционально наблюдая, как Джинки открыл дверь своей желтой акулы, бросил на заднее сидение сумку, и не спеша забрался внутрь.

Как удачно, что с ним нет Тэхена. Джун бы даже сказал, что в этот день удача была на его стороне.

Он следовал по заполненным городским улицам за машиной Джинки, а тот был слишком беспечным, не замечая очевидной слежки.

На самом деле Намджун особо не знал, кем является Джинки и где живет. Оказалось, что высотный дом в престижном районе, к которому они друг за дружкой прикатили, был недалеко от их собственного. Поэтому Джинки и удавалось без проблем по утрам забирать Тэхен-и в универ, а после занятий — отвозить его домой.

Джун припарковался чуть поодаль, и Джинки его не заметил. Он выбрался из машины, захлопнул дверь и скрылся в подъезде. Но его преследователь даже не пошевелился. Он не сомневался, что тот скоро снова появится — Джинки оставил в машине свою сумку.

Пока его не было, Намджун потянулся и из-под сиденья достал припрятанный там свой старый кастет. В свое время тот очень успешно раздробил не одну челюсть и стер в пыль не одну коленную чашечку.

Джун давно его не использовал. Хотя раньше не раз участвовал и в уличных стычках, и в боях без правил. Сочувствие и жалость — это было не о нем. Существовало только понятие "враг". И Ли Джинки был врагом.

Намджун покрутил кастет в руках, запихивая поглубже все сомнения, затем сунул его в карман и выбрался из машины, внимательно осматриваясь и прикидывая, где могут находиться камеры слежения.

Ждать свою жертву пришлось не очень долго. Минут через двадцать тот, явно торопясь, быстро вышел из подъезда, держа в руках стопку книг.

И сразу же перед его взором возник Джун.

Джинки настолько этого не ожидал, что практически выронил свою ношу.

— Намджун?..

— Намджун-хен, — холодно поправил его Ким. — Ты всё так же не в курсе, что такое этикет. Хотя... Лучше называй меня "Намджуном-ши". Вряд ли мы настолько близки.

Джинки побледнел, он глядел на этого своего неожиданного визитера с огромной настороженностью и опаской. Он чувствовал, что что-то не так.

— Намджун-ши... — негромко произнес, не отводя своих глаз от черных океанов чужих. — Вы ко мне?

— Хотел кое о чем тебя спросить. Отойдем в сторону?

И больше не глядя на Джинки, и на то, следует ли он за ним, развернулся и направился туда, где, по его наблюдениям, не было камер.

Какой-то закуток за домом возле большого разлогого дерева.

"Интересно, что это за дерево?" — отрешенно подумал Джун.

— Куда мы...

Джинки не успел закончить фразу, потому что его голова резко дернулась назад от точно впечатавшегося в его скулу кулака. Еще один удар, и Джинки упал на спину, рассыпав книги по траве.

— Поднимайся, — отстраненно произнес Джун, силой ставя его на ноги. — Дерись, — сквозь зубы процедил он, — если в тебе есть хоть капля мужества.

Но Джинки, едва держась на ставших ватными ногах, даже не пошевелился. Он смотрел на него с таким шоком и такой болью, что Намджун в ярости схватил его и обеими руками сильно встряхнул. Так, что голова Джинки снова резко дернулась.

— Думаешь, я не знаю, что мой брат защищал тебя в школе? Потому что ты сам был не в состоянии? Он приходил с синяками и разбитыми костяшками, потому что ты был таким отвратительным слабаком. Тебя, как змею пригрели на груди, и ты нашел худший момент, чтобы укусить.

Не дождавшись никакой реакции и никаких движений со стороны Джинки, хотя бы приблизительно похожих на попытку драки, он без размаха кулаком ударил его по губе — так, что тонкая кожица на нижней тут же лопнула, выпуская наружу кровь.

— Зря ты влез в мои дела. Зря раскрыл свой рот, — Намджун еще раз его ударил — в этот раз по почкам. — А еще я хочу сказать кое-что очень важное, — он дождался, пока с трудом дышащий Джинки сфокусирует на нем свой взгляд. — Тебе в нашем доме никто не рад. Все просто терпят тебя. Только из-за Тэхена. Из-за его слабости к тебе. И если ты исчезнешь, все очень обрадуются. Подумай об этом на досуге.

Намджун бросил обессиленное тело на землю, облизал пересохшие от напряжения губы и достал из кармана кастет.

— Ну, хватит! — Джинки прошипел от боли, пытаясь отстранить Тэхена, обрабатывающего его рану. А тот, хоть и утирал одной рукой свои катящиеся слезы, второй исправно продолжал заниматься его травмами.

Закончив со ссадиной на скуле, Тэ шмыгнул носом.

— Кто это тебя так? Скажи, я голову ему снесу! — допытывался он.

Джинки фыркнул, красноречиво давая понять, что он думает об умении Тэхена сносить чужие головы, но промолчал.

Конечно же, он не скажет, кто это был. Меньше всего он хотел, чтобы Тэ обижался на старшего брата.

Тем более Джинки прекрасно понимал, что отделался он очень и очень легко.

С Намджуном он был знаком уже почти десять лет. Он еще застал тот период, когда Джун был обычным, хоть и ершистым, подростком. А потом что-то произошло, и он будто с цепи сорвался. Ругался с отцом, прогуливал школу, рано начал курить и бухать, травкой баловался. Часто возвращался домой пьяным и избитым. Еще чаще дома не ночевал. Мама Тэхена плакала, отец грозился запереть сына в военной академии и лишить его любой финансовой помощи.

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Намджун вдруг приструнился, почти все свои пагубные привычки, хоть и с трудом, но искоренил, теперь он бывал дома чаще, чем его там не было. Оказалось, у него есть сила воли и тяга к знаниям. Он много читал, оборудовал для себя спортивный зал, где за упорными тренировками проводил часы, сам занимался своими псами, ухаживал за ними практически с младенчества, поил из пипетки, когда они болели. Джун открылся совершенно с новой стороны. Он оказался необычайно многогранной личностью, сумевшей переломить очень тяжелый период своей жизни и выйти победителем из схватки с самым непобедимым соперником — самим собой.

Но, конечно, он не перестал быть тем, кем он был. Тот, старый школьный Намджун время от времени возвращался, когда кто-то задевал его родных. Джун, как тот доберман, всегда был начеку — чтобы не пропустить опасность, которая могла грозить его близким, тем, кто был ему дорог. Конечно, это не относилось к Джинки, но он знал, что те, кто в универе смотрели косо на Тэхена или Сокджина, потом могли не досчитаться своих зубов.

Так что да, Джинки понимал, что отделался он очень легко. Потому что явно в этот список теперь добавился и Пак Чимин.

— Я позвонил не для того, — ворчал Джинки, — чтобы ты кудахтал надо мной, а чтобы помог привести себя в порядок!

— Тебе в больницу надо!

— Не надо! — упрямо возразил он. — Мои родители тут же узнают об этом, и потом мне мозги до последней клетки выедят. Ничего страшного не случилось, — уже тише добавил.

— Ты должен мне рассказать, что с тобой произошло! — продолжал настаивать на своем Тэхен, откладывая в сторону окровавленное полотенце, которое теперь годилось только для того, чтобы оказаться в мусорном ведре, и едва сдерживаясь, чтобы не заорать от злости и страха за избитого Джинки. — Я Джуну скажу, и он с этими уродами разберется!

— Нет! — уже жестче проговорил Джинки. — Ничего ему не говори. Пусть всё будет так, как есть.

***

— Ну почему-у-у? — без устали ныл Хоши уже почти двадцать минут кряду. Чонгук только посмеивался над своим в крайней степени расстроенным университетским приятелем. А сам постоянно оглядывался по сторонам — вдруг Тэхен снова на него втихаря смотрит? — И когда ты переводишься? — задал Хо волнующий его вопрос.

— Еще точно не знаю. Самое позднее — со следующего семестра. Но в идеале, конечно, как можно быстрее. Да хоть с завтрашнего дня.

Чонгук нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а его взгляд стал острее — Тэхена он не запеленговал, а вот Кан Юджэ — да. Тот, засунув руки в карманы, в одиночку шел к дальнему корпусу, так что оставив Хоши продолжать ныть, Чонгук пошел следом, чтобы без свидетелей немного с ним побеседовать.

На перемене, между второй и третьей парами, он заглянул к преподавателю Чону. Тот как раз пытался в своем кабинете передвинуть массивный шкаф.

Вдвоем у них получилось это значительно качественнее и быстрее, и Хосок в благодарность дал Чонгуку еще одну книгу по астрономии (из своей личной коллекции) и угостил его питательным батончиком с белым шоколадом и орешками макадамия.

— Но почему только со следующего семестра? — Чонгук раскрыл рюкзак и сунул батончик туда, не отрывая при этом пытливо-возмущенного взгляда от Хосока. В то время как преподаватель нахмурился, увидев то, что было в рюкзаке его студента.

— Ты вообще уверен в своем решении? — вопросом на вопрос ответил он. — Чонгук, ты очень умный, и я уверен, что приложив усилия, ты сможешь осилить курс и даже привнести многое в науку. Но я задам тебе тот же вопрос, который задавал уже не раз. Ты уверен, что ты на том факультете?

Упрямство, смешанное с откровенным неудовольствием на лице Чонгука было лучшим ответом. Но Хосок всё же сделал еще одну попытку.

— У Кимов есть ежегодный грант. Его дают самым одаренным студентам. Этот грант покроет полностью всю учебу на все последующие курсы, а не только на этот, и все твои расходы, включая оплату жилья. Ты не хотел бы…

— Преподаватель Чон, — прервал его уже слегка раздраженный Чонгук, — я вас безмерно уважаю. Но давайте только без Кимов и без того, чтобы влезать в мою жизнь. Я выбрал правильный факультет. Да, многое из учебной программы сейчас мне дается непросто. Но я буду много учиться и все каникулы проведу за учебниками. Я нагоню то, чего пока не знаю. И я очень хочу перевестись из кампуса Синчхон в любой другой. Я надеюсь на ваше понимание и поддержку.

Хосок молча и абсолютно безэмоционально выслушал своего рассерженного студента. Что ж, он хотя бы попытался.

— И еще, — вспомнил Чонгук, — прежде чем я уеду отсюда, я бы очень хотел вернуть Юнги-хёну его вещь.

Хосок с видимым безразличием пожал плечами и отвернулся, чтобы расставить книги, упавшие после того, как они с Чоном передвигали шкаф.

— Я же говорил тебе: скажи ему правду. Что скетчбук у меня.

— Преподаватель Чон, вы издеваетесь? Да он убьет меня!

— Да, Юнги может хорошо врезать, — с неким удовольствием сообщил Хосок. — У него, кстати, неплохо поставлен удар левой.

Чонгук уловил эту странную нежность, с которой было произнесено имя аспиранта.

— Вы говорили, что сами вернете ему скетчбук. Вы с ним еще не виделись? — сделал он попытку образумить препода.

— Нет. А где… — Хосок поколебался, прежде чем спросить: — Где его вообще можно найти?

Чонгук едва сдержался, чтобы от облегчения не заорать.

— На самом деле я даже не знаю, на каком факультете он работает. Я всегда вижусь с ним только в одном месте — по вечерам он сидит в японском саду… — сказав это, Чон засомневался — за все разы, что он приходил туда, он так и не определил, что это было за место. — Или что это, не знаю… Но там камни и…

— Это сад утраченной любви, — ровным голосом произнес Хосок, прекратив перекладывать книги на полке и уставившись в одну точку — в царапину на стене. — Он был подарком Ёнсе от Токийского университета. Идея японского сада — это подражание природе. И его созерцание помогает найти правильное решение и обрести душевное равновесие. Японцы считают, что камни и вода наделены магическими свойствами. Камни символизируют силу и стойкость. А вода — жизненную энергию. Проводить время в таком месте — значит, напитывать и исцелять свой разум и свою душу. То, что нужно для студентов.

— Я и не знал об этом, — Чонгук задумался, воссоздавая в мыслях картинку того сада, в котором он так часто за последние почти что два месяца бывал. — А почему «утраченной любви»?

— Говорят, на том месте много пар рассталось, — с неохотой пояснил препод. — И со временем этот сад стал очень непопулярным в студенческой среде.

— Поэтому аспирант Юнги там и проводит свое свободное время, — догнал Чонгук. — Потому что туда, кроме меня и него никто не приходит.

Хосок, помедлив, повернулся к своему студенту.

— И он там… бывает каждый вечер?

— Да, почти всегда. Сидит и рисует. И обязательно приносит с собой в термосе какао и горячие пирожки. Но он их не ест… Я ем, — признался Чонгук.

И снова, как это было уже не раз, когда Чонгук обсуждал с ним Юнги, Хосок побледнел.

— Чонгук, — спустя какое-то напряжение мгновение, произнес он. — Ты можешь идти.

И опять Чон, как и все разы до этого, во время своего общения и с преподом, и аспирантом понял, что сболтнул лишнего.

— Стой! — остановил своего студента Хосок, когда тот уже был у двери. — Подожди. Я хочу, чтобы ты кое-что передал Юнги.

Чонгук наблюдал, как препод быстро подошел к своему столу, взял отрывной листочек и что-то написал. После чего отдал его Чонгуку и отвернулся, давая понять, что их беседа завершилась.

Чонгук повертел сложенную вдвое бумажку — видимо, Чон Хосок доверял ему настолько, чтобы быть уверенным, что тот ее не откроет и не прочитает. Затем сунул ее в рюкзак — к батончику с орешками макадамия.

Между третьей и четвертой парами, во время самого длительного перерыва, все голодные и уставшие студенты ползут по направлению к университетской столовой.

И Чонгук, выйдя из аудитории после занятия по геофизике, некоторое время пребывал в нерешительности. Если пойдет в столовую, там будет Тэхен. С другой стороны, если его не переведут до конца семестра — это значит еще месяц в Синчхоне. И они точно еще не один раз столкнутся. Поэтому, поразмышляв, Чон всё же решил пойти на обед.

— Как послать человека нахуй, чтобы он не обиделся? — встретил его вопросом Хоши, «незаметно» кивая в сторону одного из неформалов, у которого был высокий изумрудный ирокез и по кольцу в каждой из ноздрей.

— Скажи ему: «Пошел нахуй. Не обижайся».

— Мне кажется, он на меня запал! — с паникой в голосе сообщил Хо.

Чонгук хмыкнул и сел за привычный стол, понимая, что уже прикипел к этой странной и сумбурной обстановке, и скорее всего будет по ней скучать.

Приехав в Сеул и поселившись в Ёнсе, он даже не догадывался, что всего через пару месяцев настолько прочувствуется этим местом. Что оно вытянет, выплеснет из него столько разных эмоций. А ведь еще какое-то время назад ему казалось, что у него ни одной эмоции не осталось. Но стоило только…

Чонгук шумно сглотнул — потому что в горле пересохло — и бросил мимолетный взгляд на стол Кимов.

Там были только старшие — Сокджин и Намджун. И Джун, заметив его внимание, кивнул ему. Чонгук, слегка стушевавшись, кивнул в ответ и отвернулся. Он неожиданно осознал, что скучает по паре ехидных проказников — доберманам Бану и Тану.

Хоши, быстро пережевывая сельдерей, взял со стола стопку флаеров и передал один из них Чону.

— Сходим? Расслабимся немного. Пока ты еще здесь, — с грустью закончил Хо и максимально умоляюще посмотрел в глаза своего друга. Если Чонгук уедет из Синчхона, Хоши снова останется один, как это было до его приезда. Иногда так тяжело найти человека, с которым тебе будет легко, просто и комфортно. Но как только ты его находишь, он обязательно почему-то очень быстро уходит с твоего пути. И ты снова остаешься один.

Чонгук вместо ответа с шумом выдохнул. Он не знал, что это — особое внутреннее ощущение, аромат парфюма, который сумел долететь к их столу отверженных, или то, что многие подняли от тарелок глаза и уставились на вход в столовую. Но Чонгук просто знал — пришел Тэхен.

Он не повернулся в ту сторону и видимо никак не отреагировал. Но есть больше не хотелось, поэтому он откинулся на спинку стула и продолжил слушать уверения Хоши в том, насколько же круто они проведут сегодняшнюю ночь.

Сокджин, внимательно читающий что-то в своем iPad и монотонно пережевывающий пищу, не сдержался от подколки, едва к столу подошел его младший брат и его друг.

— Извини, что я не спросил у тебя разрешения, прежде, чем начать есть, — елейным тоном проворковал он.

— Всё нормально, хённим, можешь есть, — буркнул Тэ, бросая на стол свою сумку и с шумом отодвигая стул.

Джин фыркнул. Младший брат всегда всех переиграет. Мог бы ради приличия смутиться или возмутиться — так нет, говорил с таким видом, будто Сокджину теперь и вправду нужно спрашивать у него разрешение на каждое свое действие.

Его невообразимо задевало то, что Тэхен, всегда беспрекословно восхищавшийся ими и уважавший их, в одну минуту перестал это делать. Разочаровался.

И в то же время Сокджина не могло не восхищать, насколько же Тэхен, даже не сомневаясь, выступил против братьев — против обоих за раз. Тэхен, от которого никто ничего особо не ждал, проявил все качества сильной и здравомыслящей личности.

Джину всегда было обидно и непонятно, почему отец настолько недооценивал Тэхена. Он будто… забил на него. На Джина было возложено до хера обязательств и ожиданий. Намджун даже в своих сложных отношениях с отцом, тем не менее в будущем получит свою собственную юридическую контору. Но Тэхен… Такое чувство, что отец никаких ожиданий или чаяний на его счет не питал. И это было абсолютно необъяснимо. Потому что в самом младшем представителе семьи Ким было много особенностей и черт, которые лично Сокджина в нем восхищали. Вот, к примеру то, как он повел себя в этой откровенно херовой ситуации, взяв всё в свои руки.

— Заведу себе другого ребенка, — проворчал он. — Послушного, — Джин перевел взгляд на Джинки и ахнул. — Мать моя! А с тобой что случилось? — он молниеносно взглянул на Тэхена, страшась увидеть и на нем следы побоев, которые не заметил при первом взгляде на подошедшего к столу брата. К счастью, Тэхен-и выглядел абсолютно нормальным. Если считать нормальным его как обычно взлохмаченные и приглаженные пальцами темные волосы, надутые после нудных пар губы и увы, добавившееся в последнее время отсутствие огонька в его глазах. Сокджин скосил взгляд на стол, который занимал экс-выгульщик, чтобы стать свидетелем, как Чон Чонгук совершенно беззаботно болтал со своим другом, расслабленно при этом жестикулируя. Потом посмотрел на своего погасшего младшего брата. Да уж… Всыпать бы люлей этому выгульщику. Жаль, Намджун — откровенная слепошара и нихера не предпримет. Он не заметил ни романа Тэхен-и с его работником, ни того, что они, судя по всему, расстались.

— Со мной всё в порядке, — негромко заверил его Джинки, как можно аккуратнее садясь на свое место. Намджун вчера ему неплохо двинул по ребрам и по почкам.

— Он не колется, — обиженно сообщил Тэ, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Кто знает, может, он лез не в свои дела, — мрачно проговорил Джун, напомнив всем о своем присутствии. Он ковырялся в своем протеиновом обеде и не мог понять, как не раскусил диету Чимина. Тот ежедневно раскрывал перед ним контейнеры со своей специально заказанной едой. И Намджуна ни разу ничто не царапнуло.

Намджун, беззвучно выругавшись, со злостью отодвинул от себя тарелку. А Тэхен застывшим взглядом смотрел на его разбитую правую руку, до крови сбитые костяшки.

На одну ужасную, жуткую секунду он подумал о том, что Джун мог поднять руку на Джинки. За те несколько отвратительно-страшных мгновений у него точно прилично добавилось ранней седины.

Но затем включился мозг, отодвигая панику на задний план, указывая и доходчиво объясняя, что сильно разбитая рука его хёна не идет в сравнение с теми травмами, что получил Джинки.

Рука Джуна была слишком разбита.

Тэхен поколебался (у них с Намджуном теперь странные отношения — после того, как он узнал, что тот натворил), но всё же заметил:

— Хён… Тебе бы к врачу. Возможно это что-то серьезное.

— Этот долбоящер отказывается, — вставил замечание Джин, возвращая всё свое внимание недочитанной в iPad статье, и уже размышляя о результатах введения искусственного интеллекта в медицину. — Но я глянул — вроде ничего страшного. На Джуне как на собаке всё заживает, — поставил он своеобразную точку в этой беседе.

Этот день можно было бы назвать днем, когда не смотрели в глаза. Джун не смотрел на Джинки и Тэхена. Тэ не смотрел на Чонгука. Чонгук не смотрел на Тэхена. А Джинки — на Намджуна. И только Сокджин мог спокойно на всех смотреть, но его больше интересовала статья в его продвинутом гаджете.

Уже когда все четверо поднялись со своих мест, чтобы разбрестись по своим учебным корпусам, Джинки, воспользовавшись тем, что Тэхен и Сокджин ушли далеко вперед, приблизился к Джуну и дернул его за рукав. Тот молниеносно повернулся (его реакция всегда была на высоте). И не смог скрыть удивления, осознав, что бессмертный, настолько беззастенчиво трогавший его — это Джинки.

Глаза Джуна отливали безмерным арктическим холодом, когда он взглянул на него, опасно подняв свою бровь. А Джинки молча сунул руку в карман, достал кастет и вложил его в ладонь Кима.

Намджун стиснул зубы настолько сильно, что было видно, как заходили желваки под его высокими скулами. Поколебавшись, он засунул его в один из многочисленных карманов своих штанов и, ничего не говоря и даже не глядя на Джинки, развернулся и ушел.

Тэхену надо было успеть добраться в другой корпус, поэтому он нервничал, пытаясь понять, куда делся идущий следом за ним Джинки.

— Мистер Краш Ёнсе, — послышалось рядом слегка робкое.

Тэ без интереса повернулся на звук. Прямо возле него был один из неформалов — тот, который постоянно ему подмигивал. Но Тэхен не успел ничего сказать — ему в руки сунули флаер и со скоростью света испарились.

Нахмурившись, Тэ перевернул листовку титульной стороной и прочитал:

***

В понимании корейских студентов устроить вечеринку — не значит надраться до того состояния, чтобы вырубиться на полу в луже пива и чего-то там еще, бегать голышом по лужайке или засасываться по самые гланды с первым встречным (привет, четыре части «Американского пирога»). В конце концов, корейцы более закрыты, с множеством рамок и границ, которые им щедро выставляет общество с самого первого дня их появления на этом прелестном свете.

Но это совсем не значит, что студенты этого не делают — не напиваются, не вырубаются, не бегают голышом и не засасываются с таким же бухим незнакомцем/незнакомкой.

Возможно, Тэхену не надо было в тот вечер туда идти. Но как раз смысл студенческой вечеринки и был его главной целью: напиться и забыться. Всё точь-в-точь согласно той мудрости, которую впихнули ему старшие братья много лет назад.

Джинки отвез его к дому Кимов и уехал к себе домой, а Тэ, даже не сказав ему о вечеринке, переоделся, вызвал такси и отправился по адресу, указанному в флаере.

Оказавшись на месте, он ничего такого, чего нельзя было бы предугадать, не увидел — раздалбливающая барабанные перепонки музыка, море еды и алкоголя. Кто-то драл горло в караоке, кто-то абсолютно развязно и бесконечно неумело под без меры выпитое бухлишко танцевал, кто-то по пьяни творил позорные вещи, которые потом будут сниться ему в кошмарных снах.

Так что да — на этой вечеринке было всё, как обычно.

— Ты знаешь, что встретить свою идеальную половинку — это 1 к 285 тысячам? Нехило, да? — при входе в дом какой-то тип с жутчайшим запахом изо рта наклонился к самому уху Тэ и даже приобнял его за талию. — Чем больше нас сюда придет, чем больше набьется в это корыто, тем больше шансов ее встретить.

Тэхен тоже придвинулся к нему ближе и шепнул:

— Если ты сейчас не уберешь свои грабли, у тебя уже никогда не будет никаких шансов никого встретить.

Не успел он избавиться от одного кадра, как появился другой.

— Мистер Ёнсе, ты в опасности? — развязно поинтересовался он, хватая Тэхена за руку и демонстрируя ему свою легкую и самодовольную ухмылку.

— Я не в опасности, чел. Я сам — опасность.

Тэ соорудил на своем лице зверский оскал, и желающий закорешиться с младшим принцем семьи Ким от него отстал.

— Ебанутым нет покоя, — вздохнув, пробормотал Тэхен, наконец-то заходя в дом.

Да, он мог предугадать всё, что будет на стандартной студенческой вечеринке. Кроме одного.

Что там будет Чонгук.

Земля круглая. Не важно, как далеко ты уйдешь. В конце концов, всё равно вернешься к началу.

Об этом размышлял Тэхен, наблюдая за Чоном, который завис в своем телефоне и совершенно не обращал внимания на то, что творилось вокруг него. Просто сидел на высоком барном стуле, как будто он был не на крутой и разнузданной вечеринке, а у себя в общаге учил параграф по какой-нибудь геофизике или астрономии.

Спустя пару минут к нему подошел его друг, с которым Чон обычно обедал (тот, который ранее мечтал о чьих-то красных труселях), и впихнул ему в руку запотевшую жестянку пива.

Чонгук поднял голову, спрятал телефон и открыл банку, без улыбки о чем-то переговариваясь со своим приятелем.

Делая глоток, он обвел задумчивым, полуотсутствующим взглядом заполоненную людьми комнату. Но в один миг его зрачки расширились, едва он уткнулся в лед глядящего на него с противоположного конца помещения Тэхена. Эти режущие острые омуты цвета выдержанного ирландского виски всматривались в самую его душу. И казалось, знали о нем всё.

На одно короткое мгновенье Чонгук опустил взгляд — появления здесь своего бывшего любовника он точно не ожидал. И конечно же не послушался бы увещеваний Хоши и не приехал сюда, если бы знал, что Тэхен тоже будет здесь.

Но спустя это короткое мгновение он снова поднял глаза, чтобы, не колеблясь, встретиться с чужими.

Неизвестно, сколько бы длился этот поединок взглядов, в котором никто не собирался уступать, если бы к Чонгуку не подошла девушка и слегка застенчиво что-то не прошептала ему на ухо. Он внимательно ее выслушал, а она указала рукой куда-то дальше — прямиком на другую девушку, стоявшую у стены и ждавшую его положительного ответа.

Чонгук, выдержав паузу, кивнул, после чего улыбнулся той девушке у стены. И она, довольная, сразу же направилась к нему.

Тэхен бесстрастно наблюдал, как типичная миленькая студентка с длинными высветленными локонами и в облегающей короткой юбке, выгодно подчеркивающей ее стройные ноги, о чем-то весело щебетала Чону, а тот слишком заинтересованно ей кивал и крайне внимательно ее слушал. Она села рядом, на такой же барный стул, аккуратно закидывая ногу на ногу. А Чонгук за этим наблюдал, глядя прямиком на ее голые ноги. Затем ее рука, как бы невзначай, коснулась его бедра, и там и осталась. И Чон никак на это не отреагировал, определенно давая ей зеленый свет.

Они еще минут десять болтали, не обращая никакого внимания на Хоши и другую девушку — но те тоже нашли друг с другом общий язык. В итоге собеседница Чонгука что-то с манящей улыбкой сказала ему, и он снова кивнул. Они поднялись и направились в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. В хозяйские комнаты, где можно было уединиться.

Путь туда лежал мимо места, где стоял Тэхен, по-прежнему наблюдающий за ними. Он видел, как девушка взяла Чонгука за руку, и даже услышал обрывок фразы, что-то вроде: «Ты мне с первого взгляда понравился…».

И Тэхен едва слышно фыркнул. Ему вот Чонгук тоже с первого взгляда понравился. Как оказалось, их таких много.

Когда Чон проходил мимо Тэ, между ними было каких-то жалких сантиметров сорок, не больше. И вполне можно было протянуть руку, схватить его и, нахрен, прибить. Но Тэхен ничего не сделал. А Чонгук на него даже не взглянул.

Тэхен допил свое пиво, проводив взглядом их спины — до тех пор, пока они были в поле его зрения, выбросил пустую банку в самодельную урну, которая когда-то была дорогой китайской вазой, развернулся и вышел на улицу.

Дышать было нечем. В груди всё камнем застыло. Уже на улице Тэхен попытался вдохнуть полной грудью.

Он медленно прошелся по двору, осматривая это место. Видимо, чьи-то родители уехали, а почувствовавшее свободу дитё созвало вечеринку. Интересно, что потом с ним сделают родаки?

Измерив подъездную дорожку шагами, Тэ завернул за дом, где обнаружил небольшой пустой бассейн. Удивительно, но здесь никого не было. В ряд стояло несколько шезлонгов, но Тэхен прошел мимо них и уселся на край бассейна, свесив туда ноги.

Ну что ж. Напиться и забыться не получилось. Получилось только вогнать нож еще глубже в сердце.

Но даже сейчас и даже здесь Тэхену не удалось испить свое горе залпом и до дна — его окликнули. Причем, знакомо-противным голосом. Он раздраженно закатил глаза. Кан Юджэ.

— Здесь что, весь Ёнсе? — недовольно бросил он. Только этого придурка к полному счастью и не хватало. — Перестань портить стену, мудак.

И вернулся к созерцанию бело-голубых ромбиков на дне бассейна.

— Нравится подчищать за мной? — послышалось злобно-вкрадчивое.

Тэхен, не оборачиваясь, хмыкнул.

— Вы только посмотрите, как эпично сдулся этот гандон в последние несколько недель. Всё, что ему остается — только марать похабными словами стену. На большее он, упс, уже не способен. Тебя в универе больше никто не боится. Прекрасная история падения очередного морального урода. Когда тебя попрут с Ёнсе, я попрошу чашечку кофе и место в партере.

Кан Юджэ был накален до предела. Его высмеяли, его унизили, он потерял свой лоск и пугающий облик как для ранее обходивших его десятой дорогой студентов, так и для своих друзей, с которыми своими ботинками они посчитали ребра не одного первака. И всё это из-за одной твари в красной куртке. Ким Тэхена.

Юджэ приблизился к бассейну, стараясь сдержаться и раньше времени не взорваться, так как от ярости его буквально трясло.

— Вы ведь педики, да?

Тэ в непонимании неторопливо повернулся к нему.

— Чего?

— Он прессует меня из-за тебя, а ты прессуешь меня из-за него. Принц Ёнсе того, да? Гей? — увидев, как вытянулось от неожиданности лицо Тэхена, Кан Юджэ уже более уверенно продолжил: — Я в этом и не сомневался! Всегда знал! Ты со всеми ебешься? И с братьями тоже? Поэтому они тебя так защищают? Ты — их маленькая принцесса?

Юджэ не успел даже пальцем пошевелить, как Тэ пантерой набросился на него и повалил на землю.

— Некоторые абсолютно не понимают, когда нужно заткнуться! — прошипел Тэхен в лицо этого придурка, крепко прижимая его к земле. — Полнейшее отсутствие инстинкта самосохранения. И мозгов.

Тот изловчился и заехал Тэхену по губе, после этого они пару минут молча боролись, стараясь лягнуть друг друга как можно больнее, и пытаясь сбросить соперника в пустой бассейн, пока их не разняли какие-то хмельные гуляки.

Тэхен, отряхивая свои измазанные брендовые джинсы, с трудом поднялся на ноги, кляня, нахрен, всё на этом свете. Веселая вечеринка получилась, ничего не скажешь.

Тот неформал, который всучил ему злополучный флаер, стоял чуть поодаль и обнимал себя руками — оказалось, это он позвал на помощь, чтобы спасти обожаемого им Мистера Краш Ёнсе.

Тэ кивнул ему, сплюнул кровь от разбитой губы на землю и побрел обратно в дом. Нашел кухню, залез в чужой холодильник и достал из морозилки упаковку какой-то замороженной хрени — то ли зеленого горошка, то ли стручковой фасоли. И присел на подоконник, прислонившись затылком к стеклу, запотевшему от диких паров алкоголя, прижав холодный «компресс» к губе и устало прикрыв веки.

— Что с тобой случилось?

Тэхен не спеша открыл глаза. Прямо перед ним было взволнованное лицо Чонгука. Видимо, он услышал о драке с участием Тэ. Выгнал всех из кухни и закрыл на защелку дверь.

Тэхен зло прищурился.

— А тебе разве не всё равно? Что здесь делаешь? Уже потрахался?

— Послушай…

— Не хочу! — в ярости бросил он. — Слышишь? Я не хочу тебя слушать.

Что может быть хуже, чем видеть безэмоциональное, холодное лицо Чонгука?

Когда его кролик возвращается. Как сейчас.

Взволнованный, ощупывает Тэхена быстрым взглядом, сдерживает себя, чтобы не прикоснуться.

— Тэхен…

— Вау, ты помнишь, как меня зовут? — съязвил Тэ. — Дам тебе совет, — он перевернул упаковку другой стороной, так как та уже горела, потому что горел сам Тэхен. — Не нужно каждый раз хватать мимо проходящую девушку, чтобы доказать, что ты не такой, что ты — нормальный. Можешь табличку себе на грудь повесить. Ну или тату сделать — на весь твой нахрен лоб. Это даже лучше. «Я НЕ ГЕЙ». Может хоть так сам в это поверишь? А то гляжу на тебя, и знаешь, хочется заорать: «Не верю!». Плохо играешь. Старайся лучше.

Чонгук сглотнул и отступил на шаг назад. Потому что желание притронуться к Тэхену становилось уже невыносимым.

— Наши дороги разошлись, — только и сказал. А глаза такие теплые, такие встревоженные, и от этого еще хуже. Знать, что его Чонгук всё еще там есть — под этой коркой льда.

— Дороги расходятся, а воспоминания остаются. Ты не сотрешь того, что было. Как бы ты ни старался.

— Мы, если помнишь, друг другу ничего не обещали. И я тебе… ничего не должен…

— Просто заткнись, хорошо?

Почему же так больно… Тэхен отнял упаковку от губы и отбросил ее в сторону. Да похер.

— Мы разные, — сделал еще одну попытку Чонгук. — Ты — миллионер и гей. А я… А я — не миллионер, и не гей. Тебе нужно поменять всё. Переключи своё внимание на кого-то другого.

— Переключить… своё внимание? По-твоему, для меня это на уровне переключить своё внимание? Да пошёл ты нахуй! — Тэхен пылал от ярости и от этой ёбанной жизни. — Каково это — смотреть в зеркало и знать, что ты — долбанный лжец? Единственный человек, которому никогда нельзя лгать — это ты сам. Потому что если ты врешь сам себе — это уже пиздец. А ты врешь самому себе. Ты был счастлив со мной, ты хотел быть со мной, и я не знаю, что тогда произошло — после приезда в Сеул. После обсерватории. Я не знаю, какого хера ты решил перечеркнуть всё… Я не понимаю. Но единственное, в чем я точно уверен, что ты — грёбанный лжец. Ты предал самого себя. Закрыл глаза на правду, как трус. И выбираешь охренеть насколько неправильный путь. И мне вот просто тупо жаль тебя. Но на этом всё. Не подходи и не спрашивай в порядке ли я. Я не в порядке. Я НЕ В ПОРЯДКЕ! Из-за тебя. И я попытаюсь вернуть себя. Но не с твоей помощью. Важнее всего, что я честен с собой. И с тобой. Ты собираешься убраться из Синчхона? Вот и отлично. Убирайся и не смей никогда попадаться мне на глаза. Ты мне, выгульщик, больше не интересен. Нет, не мой брат, а я нахрен переломаю тебе ноги и разобью лицо. Если ещё хоть раз тебя увижу.

Этот ком в горле уже нельзя было игнорировать. Пора было ставить окончательную точку и уходить.

Тэхен так и сделал. Не оборачиваясь, и не прощаясь.

Настоящие чувства горят красиво, гордо, смело. Сжигают. А по-другому и не может быть. Если чувства — настоящие.

Судьба тасует карты, а мы играем. И иногда на руках у нас слишком херовый расклад.

Тэхен вышел из дома и просто пошел вперед. Ровная спина, холодный, бесстрастный взгляд. Он всегда уходил красиво.

Первое время из-за слез, с каждой минутой плотно застилавших его глаза, он даже не понимал, куда именно идет. Потом осознал, что не в ту сторону.

Те часы, что он шел домой — возможно, они были худшими за все его двадцать лет. Потому что с каждым шагом отламывалось и терялось где-то на дороге по кусочку от его сердца.

Нет ожиданий, нет разочарований. Нет любви, нет боли.

***

На следующее утро Тэхену хотелось исчезнуть отовсюду. Посовещавшись сам с собой, он решил исчезнуть пока только из универа.

Было уже десять утра, когда он зашел в комнату, которую временно занимал Чимин, и по врученному ему тщательно составленному и пронумерованному списку собрал всё, что Минни просил.

Из одежды — практически ничего. Но зато: лэптоп, шестнадцать книг, тринадцать тетрадей и блокнотов разных размеров, органайзер, пенал с карандашами и ручками, еще один с маркерами, коробочка со скрепками и кнопками, степлер, ножницы, три ластика в виде овощей, точилка, бутылёк с клеем, разноцветные стикеры для заметок, пухлый ежедневник, перевязанный синей лентой, корректор, несколько больших заполненных чем-то конвертов и две линейки.

Всё это, охеревший от веса учебного процесса Тэхен, еле-еле затащил в больничную палату на шестом этаже. Хорошо, что она у Чимина была большая, просторная и одиночная, и соседям не будет мешать его бурная исследовательская деятельность. После недавнего приступа своего подопечного господин Ким полностью взял на себя организацию и полный контроль лечебного процесса.

Взглянув на Чимина, Тэ решил, что тот всё же выглядит немного лучше. Хотя скорее всего, он лишь пытался сделать вид, что всё хорошо, и особо ничего не случилось. Не было предательства, записки, отказа почек и необходимости находиться в больнице. Но Тэ решил, что даже если и так — это уже хороший знак. Ведь хуже было бы, если бы он рыдал в подушку или находился в состоянии апатии и нежелания что-либо делать. Хочет Чимин цветными маркерами рисовать какие-то свои графики и вешать их на стену кнопками с анимешными мордашками — ну и отлично.

— Моя спина! — ворчал он, выгружая всё, что притащил из дома, пока радостный Чимин распаковывал и раскладывал на тумбочке свои вещи.

Дальше они поели — опять диетический рацион (вегетарианский суп, вареное мясо и фруктовое желе) и спорили о том, кто победит — Халк или Супермен. Сошлись на том, что битву выиграет Супермен благодаря большему количеству своих способностей.

— Знаешь, иногда я чувствовал себя в вашем доме, словно Золушка, — задумчиво проговорил Чим, продолжая тему супергероев и сказок.

Тэхен фыркнул.

— Извини, конечно, но ты капец насколько не тянешь на Золушку. Во-первых, она убирала золу. А у нас нет золы, — Чимин, доедая желе, рассмеялся.

— А во-вторых есть?

— Конечно. Во-вторых, у тебя между ног болтается кое-что, чем Золушка точно не могла похвастаться. По крайней мере, в оригинальной версии.

Они как раз ржали, как не в себе, представляя Золушку с увесистыми причиндалами под нежно-розовыми пышными юбками, когда в дверь постучали.

Оказалось, это была одна из медсестер — Чимину доставили что-то в подарочной коробке.

Когда Тэхен открыл ее, оказалась она до краев была наполнена… черникой.

— Ух ты… Кто-то прислал тебе чернику. Она ведь хороша для почек, ведь так? — задумчиво спросил Тэ, рассматривая сочные ягоды. Он за последнее время много разной информации изучил и о почечной недостаточности, и о диализе, и о специфическом питании, и о трансплантации — с тех пор, как Чимин рассказал о своих критических проблемах со здоровьем. — Обратного адреса или записки нет.

Он вернулся к кровати и протянул коробку Чимину. Но вместо того, чтобы с сияющей улыбкой взять ее — как и должен был сделать Чим — тот поморщился, отодвинулся и категорически отказался брать ее в руки.

Обескураженный Тэхен наблюдал, как тот в одну секунду помрачнел, побелел и затем протестующе поджал свои губы — а ведь буквально две минуты назад они ржали как ни в себе! И были уверены, что медсестра пришла их приструнить — чтобы они не мешали остальным пациентам.

— Не хочешь есть сейчас или вообще?

— Вообще.

— Мне ее совсем убрать? Или…

— Совсем.

Так что Тэхену пришлось закрыть коробку и отнести ее к стойке медсестер.

Когда он вернулся обратно в палату, Чимин отсутствующим взглядом пялился в окно. Тэхен сел на стул, но Чим его даже не заметил.

Тэ наблюдал за ним, пока Минни без шансов упорхнул в свои мысли. Знать бы, что у него произошло с Намджуном. Но если вспомнить условия пари и то, что Джун его выиграл…

Тэ обессиленно прикрыл глаза. Джун-и, ну нахуя ты это сделал?..

Только бы у Чимина не было никаких чувств…

И еще один укол внутри. Конечно же, Минни не лег бы в постель к кому-то просто так. Не потерял бы голову настолько, что наплевал на свое здоровье. И так бы горько не плакал, узнав о предательстве.

Блять, Джун-и, нахера?

— Как считаешь… — прервал тишину Чимин. — Когда человек говорит, что вы — пара, но не хочет при этом никаких парных вещей. Это же было знаком, что для него всё… несерьезно? Я должен был это понять, ведь так? Как вообще действуют эти механизмы? Есть какой-то кодекс, некий алгоритм, который помогает распознать такие вещи? Что ты человеку неинтересен, и он просто… играет?

Тэхен куснул себя за щеку. А Чимин, всё так же, не поворачивая головы от окна, продолжил:

— Я ведь отстал от жизни. Он говорил, что я не так всё понимаю. Что нормальных в моем понимании отношений не существует, что люди — просто корабли, встречаются, расходятся, и каждый думает только о себе и своей выгоде… Так это и есть отношения? Те самые? А как же любовь? Ее тоже не существует? Если да, то почему так болит?

Тэхен тоже посмотрел в окно. Уголки его губ застыли в горьком изломе. Хотел бы он сказать Чимину что-то умное и очень глубокомысленное. Хотел бы он, чтобы его тоже не болело.

— Ты рассказывал о своей важной научной, — вместо ответа на вопрос Чимина напомнил Тэ.

— Да… — Чим потянулся и взял один из пухлых конвертов. — Я готовлю доклад об одном инфлюэнсере. О нем я узнал, когда учился в своем прошлом университете. Он был просто охуенным художником. Каждая его работа была настоящим событием в андеграундном мире. Но он рисовал не полотна. Нет. Он был райтером.

— «Райтером»? — переспросил Тэ, высыпая содержимое конверта на кровать.

— Да, так называют тех, кто рисует граффити. Райтер, граффист… Есть еще любители — их называют «тей». Но он точно не был любителем. Он мыслил масштабно и творил неординарно. Дерзкий, остроумный и бесспорно очень талантливый. Жаль, что всё так закончилось…

Тэхен перебирал множество фотографий с рисунками на стенах. На одной из них он задержался дольше. Привлек текст, краски, экспрессия и даже какая-то выплеснутая в окружающий мир злость.

— Глубокомысленно, — пробормотал Тэ, рассматривая плотную вязь букв.

— О, да… — Чимин удрученно вздохнул, и черты его лица заострились еще больше. И сразу стало видно, насколько темные круги под его глазами, как сильно впали щеки и насколько тревожная бледность. — Это последнее его граффити.

— Последнее? А что с этим райтером случилось?

Чим нахмурился.

— Он успел сделать свою работу, — и кивнул на фото, на котором было выведено: «Мы будем забыты эпохой. И похуй». — Но вот убежать от полиции не успел. Это было ночью, на крыше высотки. За ним давно охотились, и вот нашли… Он сорвался вниз. Говорят, он держался кончиками пальцев, и они соскальзывали, — тон голоса Чимина понизился до зловещего. — И полицейские могли его спасти. Но не сделали этого.

— Жуть… — пробормотал Тэ на эту страшилку, продолжая перебирать полароидные снимки.

— Праймс, — сказал Чимин, и не заметил, как Тэхен при этом застыл.

Короткое слово ожидаемо отозвалось болью в его сердце.

— Что ты сказал? — внутренне похолодев, и стараясь скрыть свое напряжение, переспросил Тэ. Вряд ли Чимин мог знать стоп-слово в их с Чонгуком сексуальной жизни.

— Его звали Праймс, — пояснил Чим. — Означает «простые числа, простота».

Сердце стучало, как бешеное. И Тэхен постарался успокоить его неистовый галоп двумя подряд глубокими вздохами.

— А это кто? — спросил он, беря очередной снимок.

Чимин наклонился и посмотрел на фото, которое взял в руки Тэ. Человек на фоне стены с граффити извергающего пламя дракона. Его лицо было скрыто за черной разрисованной маской, а на голову, полностью закрывая лоб, был накинут капюшон темной толстовки.

— А, так это и есть Праймс. Единственная существующая его фотография. Хотя… Здесь даже не разберешь, как он выглядит. Если бы с него хотя бы что-то снять… Маску или капюшон… — ворчливо заметил Чимин, давно бившийся над истинной личностью Праймса.

Но Тэхену и не нужно было ничего с его лица снимать. Он и без этого узнал глаза Чонгука.