Орден Упырей. 14. Сила тени.

Сабрина встретила его радушно, будто Доминик был её заплутавшим ребёнком. Лекарка поинтересовалась его здоровьем и положением дел, и, получив дежурное «всё хорошо», принялась за осмотр ран. Ей, к счастью, доставало такта для молчаливого сравнения «хорошо» и дыр от вил.

Пока лекарка одобрительно хмыкала над снадобьями и перевязкой, Доминик старался не дышать: за время его отсутствия дом насквозь пропах кровью. И, хотя нигде не было и следа красноты, паладин был уверен, что он чувствует тяжёлый железистый дух.

Аделонда сразу по приходу метнулась в сокровищницу, перекинувшись с Сабриной не более чем парой слов. Из золотого сияния девочка вернулась довольная и настроенная более благодушно, чем обычно.

— Раз уж ты вернулся в наш дом, — сказала она Доминику, — то я хочу, чтобы ты выслушал несколько правил поведения.

Правила были предельно простыми: не заходить в пару комнат, не разрушать стены и обстановку, не мешать другим. Особое внимание Аделонда уделила первому пункту, повторив его несколько раз и подробно объяснив, почему его присутствие в определённых помещениях нежелательно.

— О личных комнатах даже упоминать не буду, сам всё понимаешь. В лаборатории Сабрины множество тонко настроенных инструментов и реагентов, на которые страшно даже чихнуть, — перечисляла она. — Во внутренней комнате библиотеки разложены мои бумаги и документы, тебе там делать нечего. К тому же, если ты как-то потревожишь установившийся там порядок, то я ничего не смогу найти. В большом зале…

Она запнулась и бросила взгляд на Сабрину. Лекарка же, напротив, была абсолютно спокойна.

— В большом зале я держу подопытных существ, — сказала блондинка. — Они довольно агрессивные, особенно на посторонних.

— Они представляют опасность даже вампиру? — удивился Доминик.

— Да. Они опасны для любого.

— В остальном — ходи где хочешь, — подвела Аделонда черту. — Ты не пленник, а ученик. И берегись зеркал, отражённый свет приносит Лезомба больше боли, насколько я помню.

Ограничения были предельно ясны, так что Доминик даже не стал ничего уточнять. Аделонда ещё упомянула, что паладин может выбрать себе любую другую комнату, и обитатели Замка разошлись по своим делам.

Тесная каморка ужасно действовала Доминику на нервы, но переселиться у него не вышло: все остальные комнаты имели окна. Даже самые плотные шторы не могли справиться со светом вновь выглянувшей луны. Когда же занялся рассвет, то Доминик признал, что жить в другой комнате попросту не сможет. Его чувствительность к свету, конечно, изрядно снизилась, он даже мог терпеть жгучие лучи полуденного солнца, но всё это не означало, что свет не приносил ему неудобств. Фактически Доминик мог терпеть любое освещение, но из-за этого он становился раздражительным и изрядно терял в остроте ума.

Ему пришлось смириться со своим проживанием в чулане, но мысль о возможности заложить окна камнями не давала ему покоя.

Уже на следующий день оказалось, что учебная обязанность Доминика никуда не делась: Аделонда дала мужчине необходимые пять часов на отдых и размышления, прежде чем постучалась в его каморку. Его ещё удивило, что вампирша даже не сомневалась в невозможности переезда своего ученика, раз уж она пришла в его старую комнату.

— Идём, я расскажу тебе одну занимательную магическую теорию.

Она привела его в библиотеку, где зашторенные окна были дополнительно скрыты за громадными стопками книг. Даже с такими предосторожностями для Доминика помещение будто было освещено тысячью свечей, чей свет неприятно резал глаза.

Библиотека словно состояла из книг, включая стены и мебель. Один из столов и вовсе представлял собой три столбика старых томов, на которые положили плоскую доску. Выглядела деревяшка так, будто могла занозить даже вампирские пальцы.

Ещё в комнате, помимо бесконечного лабиринта шкафов, умещались два продавленных дивана, великанское кресло с ногами-лапами и ветхий истоптанный до дыр ковёр. Помещение было большим, но из-за груд различного писчего хлама и общей заставленности оно смотрелось едва ли шире каморки Доминика.

В библиотеке пахло кожей и кровью. Это амбре отнюдь не будоражило воображение, но Доминик начинал беспокоиться, что он чувствует его везде, хотя самой крови и не видит.

— Давай, садись, — сказала Аделонда, с ногами забравшись в исполинское кресло, — и я расскажу тебе пару интересных вещей о Лезомба.

Несмотря на спокойный и даже полушутливый тон вампирши, рассказ оказался таким насыщенным, что уже через пять минут Доминик решил записывать услышанное. Бумага и грубые карандаши валялись везде, с этим проблем не было.

В будущем, как пророчила Аделонда, Доминик мог бы уничтожать горы и иссушать реки, но в настоящий момент мужчина лишь вёл точный конспект, сомневаясь при этом в каждом слове.

— Лезомба, как ты уже знаешь, управляют тенью, — говорила Аделонда, по-хозяйски развалившись в кресле. — В каком-то смысле они и сами — тень, но это уже вершина их умения. Я знаю, что Лезомба способны скрываться в темноте, и самый глазастый вампир их не найдёт, а ещё мне известно, что они могут превращать тень в оружие или щит. Ты это, кстати, неплохо продемонстрировал недавно в Ордене. Знатный был шум.

Воспоминания о том, что он устроил в стенах родного дома, радости у Доминика не вызвали.

— Я тогда словно в какой-то транс погрузился, — медленно произнёс он. — Всё понимал, но не мог контролировать. Точнее сказать, даже контролировал, но мои желания… они словно не были моими.

В ответ на его слова вампирша только кивнула.

— Да, это нормально. Естественный процесс вытравливания человеческой крови из твоего организма сильно влияет на эмоциональную сферу. Затрагивает даже образ мышления, кстати. После обращения вампиры как никогда близки к Носферату, помнишь о них?

Доминик помнил. Носферату не считались видом вампира как Джаванни или Энер, скорее, это было обозначение проклятого существа с вампирской природой. Они были крайне зависимы от крови, боялись света и серебра, их раздражали сильные запахи вроде чеснока и лука.

Были у Носферату и положительные качества вроде силы, скорости и ловкости, но даже они не перевешивали того, что в большинстве своём проклятые не имели своего лица. Черты их плыли и менялись с каждой секундой, и было невозможно даже узнать, кто перед тобой: мужчина или женщина.

— Да, помню. Ты, правда, не говорила о том, как они появляются.

Аделонда подняла с пола какую-то книгу и бездумно перелистывала толстые страницы. Выглядела девочка крайне задумчивой.

— Никто не знает точно, какое именно действие наведёт на тебя «проклятие», — наконец сказала она. — Я уверена, что регулярное употребление человеческой крови меняет вампира, причём не только тело, но и энергетическую структуру в общем. Ещё есть некоторые артефакты, которые способны привести к таким последствиям. Ворожеи, колдуньи, джинн и прочая нечисть могут проклясть вампира до преобразования в Носферату. Причин много, но какой-то точной классификации типа «это делай, это — нет» не существует.

— Значит, вампиры не пьют крови? — отчего-то удивился Доминик.

— Я твержу тебе с самого твоего обращения, неужели ты только сейчас понял?

Да, она действительно говорила о неспособности питаться кровью, но почему-то Доминик не воспринимал её слова всерьёз. Ему всё казалось, что Аделонда пытается таким способом успокоить его и дать привыкнуть к обращённому состоянию.

И всё равно Доминик не мог поверить. Всё то, что он знал в Ордене о вампирах, оказалось сказкой, вымыслом на грани фантастики, и теперь за короткое время Аделонда предлагала ему усомниться в знаниях всех паладинов. Противоречия грызли его изнутри.

— Не могу это принять, — в конце концов признался Доминик. — Пытаюсь, но не могу. Может быть, для этого требуется время и ещё какие-нибудь доказательства.

— Может быть, — протянула Аделонда. — Но об этом мы поговорим потом. Сейчас главная тема — способности Лезомба.

Она знала не так много, как могло показаться, но даже этой информации хватало, чтобы волосы на загривке вставали дыбом. Создание чего угодно из тени, способность видеть и слышать через неё, управление этой нереальной материей и возможность скрыться где угодно… возможности Лезомба при грамотном их использовании позволяли в одиночку вырезать города, сменять власть стран и наводить ужас на всё живое.

Что такое тень? Образно говоря, это отсутствие света. Маги также определяли её как меру существования вещей: если существует тень, то существует и предмет, её создающий. И какова разница между темнотой и тенью? Является ли первая лишь большим скоплением второй или это нечто другое?

Лезомба считались одними из сильнейших вампиров не просто так. Они были способны пролезть в каждую дыру, сотворить оружие и броню «из ничего» и знали, казалось, все слухи в мире. Недостаток скорости восполнялся возможностью прыгать из тени в тень, а отсутствие силы — способностью незаметно убивать.

— Я видела, как сражался относительно старый Лезомба, — вспоминала Аделонда. — Ему было тогда лет шестьсот, наверное. Он растворялся в собственной тени, а затем его руки начинали появляться из теней других существ, будто из чёрных порталов. Схватив свою жертву, вампир утягивал её за собой, а затем принимался за следующую. Никто даже ничего не успевал понять. На месте сражения оставались замершие тени, только и всего — ни трупов, ни крови.

— А что потом с тенями произошло?

— Наступило утро — и они исчезли. Вот и всё.

Аделонда также вполне честно призналась, что она понятия не имеет, как ей стоит обучать Доминика:

— Я могу только рассказать тебе об умениях Лезомба, потому что их я видела сама, — сказала она. — Но как к этому всему подступиться? Я не знаю. Конечно, я попробую найти какую-нибудь информацию об этом, но основная работа будет лежать на тебе. Как-то ты же вызвал кусок тени перед своим уходом из Замка.

Доминик ощутил укол вины. Казалось, что Аделонда упоминала о его поведении при любом удобном случае. Чтобы неприятное чувство не переросло во что-то большее, паладин согласился попробовать разобраться с тенью самостоятельно.

Всё равно других вариантов не было, если так подумать.

— А что насчёт теории? — спросил Доминик.

— Теории? Ах да, я же тебя за этим и позвала. Видишь ли, вампиры представляют собой закрытые группы и не особенно горят желанием делиться друг с другом секретами и информацией о своих умениях. Из-за этого я, кстати, и не могу тебя ничего научить из возможностей Лезомба, но дело не в этом. Я не особенно представляю себе, как выглядит тень изнутри…

Доминик нахмурился. Если он правильно понимал, то он «в тени» уже был. Тот момент, когда он провалился в чёрное болото между двумя пустыми факелами, он никогда не забудет. И как эта чернота вцепилась в него своими ручонками и старалась утянуть поглубже — тоже.

— …но я уверена, — продолжала Аделонда, — что Лезомба в состоянии переходить от тени к тени на дальние расстояния, будто путешествуя через порталы. В Ордене есть портальщики?

— Мы их не обучаем, но несколько наёмников есть.

Вспоминать о молчаливых умельцах пронзать реальность было достаточно приятно. В отличие от связных, которые тоже кое-что понимали в структуре ткани мироздания, наёмные портальщики не задирали носов и были предельно вежливы и дружелюбны даже с инорасниками. Как призналась одна молоденькая мастерица, в другой стране именно Иным уделялось особенное почтение из-за их видения мира и возможностей.

— Значит, примерный способ их работы ты представляешь? — спросила вампирша.

Сказать так было бы преувеличением, поскольку мастера не делились никакими профессиональными секретами. Всё что Доминик видел на службе у Ордена — это как маги делали резкие выпады когтистыми руками, будто разрезая воздух. А потом на этом месте реальность расходилась волнами и раскрывалась на манер глаза, всегда строго вертикально.

Как бы ни старались связные Ордена, их слабенькие порталы в любом случае открывались исключительно горизонтально. Это представляло довольно большие проблемы, если через зев пространства надо было провести животное или что-нибудь крупногабаритное.

— На уровне вошёл-вышел.

— Этого достаточно. Идея в том, чтобы войти в тень и выйти из другой тени. Ясно?

Доминик вспомнил чёрные ручонки и содрогнулся. Он едва пробыл в той пустоте минуту, а Аделонда говорит о путешествиях!

— Не думаю, что это возможно, — осторожно сказал он. — Ощущения в тени… они, если можно сказать, специфические.

Девочка усмехнулась и встала из кресла.

— Если они «специфические», то тебе всего лишь потребуется чуть больше времени для освоения этого навыка, верно? Иди за мной, я покажу тебе место, где ты сможешь тренироваться. Оно вне дома.

Шла она, несмотря на свои маленькие ножки, быстро и легко, будто плыла по воздуху. Вспомнилось сравнение маленькой вампирши с древней феей, случайно сошедшей на землю.

На улыбку Доминика Аделонда никак не отреагировала, разве что посмотрела косо. Они вполне с человеческой скоростью шли по пустому телу дома. Скрипели половицы и тяжело дышали окна.

— Почему мы не можем быстро перебежать на нужное место? — спросил Доминик. — С той скоростью, с которой мы бежали сюда.

— Почему не можем? Можем, конечно. Но тогда теряется вкус жизни.

Связи между «вкусом» и быстрым перемещением Доминик не видел, но он решил, что подобные психологические моменту приходят к вампиру с возрастом.

Ему было странно думать о себе, как о вампире. Упырь, кровосос, падаль магической фауны — как только в Ордене не изгалялись над этими существами. При условии что настоящего вампира было сложно отличить от обычного человека, издёвки приобретали довольно опасный оборот. А вдруг у какого-нибудь вампа перемкнёт в голове на очередное нелестное обзывание?

У Доминика же перемкнуло. От более важных вещей, чем обидное прозвище, конечно, но всё же он вышел из себя посреди населённого пункта. Интересно как интерпретировали в Ордене его явление посреди белого дня и поведение. Жена же его узнала, так почему бывшие сослуживцы не могут? Не глупее же они Сары, в конце концов.

Будут ли травить его детей? Наверняка будут, если информация об их ненормальном и агрессивном папаше выйдет за пределы казарм, а она выйдет. Лиза, конечно, девочка боевая, но вот Макс обладал ранимой натурой. Настоящий менестрель в детском теле. Надо, надо их вытаскивать из-под заботливого крыла Ордена.

Острый железистый запах так резко ударил Доминику в голову, что он пошатнулся. Преодолевая головокружение и пустую голодную тошноту, паладин спросил:

— Почему весь дом провонял кровью?

Аделонда остановилась и повернулась к мужчине. На лице девочки было удивление, будто она и правда не знала, о чём говорит Доминик.

— Разве тут пахнет кровью? –удивилась она.

— Да. И похлеще чем на месте какого-нибудь побоища.

Вампирша поводила маленьким носиком, пытаясь уловить запах, а потом, будто вспомнив что-то, недовольно скривилась.

— А, — сказала она. — Это.

Она было собралась идти дальше, но Доминик не дал ей сделать и шагу.

— «Это»? То ты твердишь, что вампиры не пьют крови, то ты совершенно спокойно реагируешь на эту вонь. Мне плохо и голодно от этого запаха, а ты даже никак не комментируешь моё состояние, хотя и называешь себя моим учителем.

— Голодно?

— Желудок сводит. То ли хочется есть, то ли наоборот, стошнить.

Секундное замешательство уже ушло из глаз Аделонды, и вампирша совершенно спокойно выслушала претензии Доминика.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась она. — Действительно, пора уже закрыть этот вопрос.

Доминик, приготовившийся уже было отстаивать своё право узнать реальное положение вещей, почувствовал растерянность и облегчение одновременно. Вопрос крови его волновал даже больше собственного обращения в вампира. По правде говоря, он не особенно возражал против изменений своей сущности, основная загвоздка была именно в потенциальной зависимости от крови и насилия.

И если всё же окажется, что он теряет голову при виде этой дрянной красной жижи, то разве можно говорить о том, чтобы забрать детей? В казармах Ордена их хотя бы не съест больной перерождённый папаша.

— Иди сюда, — позвала мужчину Аделонда.

Она шагнула к тёмной двери с ручкой в виде львиной головы. Когда паладин смотрел на оскаленную пасть, то ему всегда казалось, что зверь сомкнёт челюсти на руке непрошенного гостя.

— Уверена? — с сомнением спросил Доминик. — Вроде Сабрина говорила о своих подопытных в этой комнате.

— Да, верно.

— Они же опасны?

Аделонда посмотрела на мужчину с лёгкой насмешкой в глазах.

— О, не волнуйся, — протянула девочка, — я смогу тебя защитить.

Дверь отворилась совершенно бесшумно, и на Доминика дохнуло тухлым сладким запахом, смешанным с железистой вонью крови.

Он вошёл в комнату вслед за своей маленькой защитницей.

За дверью царила полная разруха. Доминик не мог сделать и шага, чтобы не наступить на огрызки старых серых тряпок; когда-то эта ветошь, видимо, была обычной одеждой. Каменную кладку стен пересекали глубокие борозды от когтей. Жуткие полосы с одинаковой лёгкостью проходили через рамы пейзажей, декоративные щиты и портьеры. То тут, то там можно было найти осколки стекла разной величины, куски мебели или разбитую посуду.

Во всей этой грязи невредимым оставался только потолок дивной красоты: неизвестный художник не поленился много раз залезать на стремянку, чтобы нарисовать копию летнего неба. Доминик даже представить не мог, где мастеру удалось достать такой чистый и ясный оттенок голубой краски. Помнится, для росписи храмов Ордена так и не нашли нужного цвета, и фрески пришлось практически полностью переделывать. В итоге ни на одной стене не было ни клочка чистого неба, что создавало давящую и неприятную атмосферу.

А тут — раздолье, небесный свод тянется до горизонта, который не изобразили на потолке. Будто кусочек летней беспечности аккуратно срезали, как ножом вырезают пласт травы.

И под небом этим был ад.