Габи (3/3)

Алоха.

Ушла ли я в чернуху?..

Ну, слегонца.

.

Приятного чтения!

— Сука.

— Тоже ситуация?

— Хуй тебе, а не ситуацию. Ты сука.

Адриан ухмыльнулся и тотчас охнул — лицо у него было хорошо разбито. Габи постарался: хотя тело было не его, кулаками и ногами махалось просто прекрасно, несмотря на рост.

Блондинчик оказался домашним котёнком, которого скрутить было так же легко, как какого-нибудь миленького ботаника в школе. Может, ещё потому, что Адриан явно сдерживался: Габи видел это в недоведённых ударах и в том, как его сын кривил разбитые губы. Но даже так, Габи победил — а в уличных драках это главное.

Пусть и отхватил по лицу, и теперь один глаз быстро и печально оплывал. Хорошо ещё, что очки не потеряли и не кокнули. Вот была бы беда.

Девица, — невеста его сына, мать его Эмили! — спокойно дождалась конца драки, даже не думая вмешиваться. Умничка, Габи она сразу понравилась. И костюм её тоже; да ладно, костюм даже больше всего остального. Но кому бы он не понравился?

Пока Габи и Адриан возились друг с другом, девица успела сходить переодеться, и теперь спокойно сидела в кресле с пяльцами в руках. Даже с оплывшим глазом Габи видел, что вышивает она гладью, но неправильно.

— При первой стирке твоя вышивка расползётся к хуям, — сказал Грассетт, сплёвывая кровь на светлый ковёр.

Девушка подняла на него возмутительно-яркие голубые глаза и слегка склонила голову набок.

— Почему?

Наверное, Габи представлял собой жалкое зрелище: на полу, в разодранной рубахе, с расквашенной мордой. Растрёпанный и потный, потому что собственного сына мутузить — это вам не хухры-мухры.

— Потому что нитки не закреплены, — он подполз к креслу, не рискуя подниматься на ноги из-за головокружения, и осторожно подцепил с задней стороны одну из слабых нитей. — Видишь? Хуйня получается. Но красивая.

— Красивая безделушка всё равно остаётся безделушкой, — нахмурилась девушка. — И что теперь…

— Хочешь, могу показать.

Он вытер руки от крови об остатки рубашки и забрал пяльцы. В несколько движений закрепил нити и показательно подёргал их. Девушка кивнула и улыбнулась ему — намного мягче и нежнее, чем прежде. И чем Адриан.

Габи повернулся к своему сыну и показал ему язык. У Адриана отвисла челюсть. Грассетт почувствовал себя хоть немного, но отомщённым, и устало сел, привалившись спиной к боку кресла.

— Что планируете делать, месье Агрест? — спросила невеста Адриана.

Красотка-невеста Адриана-его-сына.

Эх.

— Грассетт.

— Простите?

— Меня зовут Габи Грассетт, — сказал он, осторожно касаясь кончиками пальцев синяка. — Если в будущем я и сменил имя, то сейчас этого ещё не произошло.

Он, в принципе, предполагал, из-за чего он мог бы сменить имя: Габи Грассетт изрядно подмочил свою репутацию. Его могли связать с парочкой ограблений, массовыми драками, наркотой и нелегальной продажей алкоголя. А, ещё производство контрафактных сумок.

Спорить Грассетт до посинения мог только насчёт последнего. Он не копировал эти ебучие сумки, он их перешивал и улучшал! Потому что стыдно, стыдно таким именитым домам выдавать покупателям ту хуету, которую они выдают! Если бы Габи открыл свой модный дом, он бы…

Габи тихо рассмеялся.

— Это что получается, я свой модный дом открыл?..

— Да, — мягко сказала невеста Адриана.

— А закусочная?..

— О ней ничего не известно. Но модный дом Агрест один из ведущих.

— Во Франции?

— По всему миру.

Мягкая, нежная рука коснулась его волос. Габи сжался — первая реакция, неосознанная, — но потом усилием заставил себя расслабиться. Невеста Адриана просто легко погладила его по голове. Ни удара, ни какого-либо вреда. Даже за волосы не оттаскала.

А ведь, судя по взгляду его сына — стоило бы.

Что вообще можно такого сделать, чтобы твой ребёнок тебя ненавидел? О, видимо, в будущем Габи узнает… если он вернётся в своё настоящее, конечно.

— Не трогай его, — мрачно сказал Адриан.

Рука в волосах Габи не замерла. Девушка продолжала так же спокойно и ласково перебирать его пряди, и Грассетт даже глаза прикрыл от удовольствия. Это напоминало ему о доме, который Габи хотел бы иметь.

— Почему?

Блондинчик вскочил на ноги. Поразительная регенерация, потому что Габи всё ещё мучился от слабой тошноты.

— Он Бражник, говорил же!

— Он — ещё нет.

Габи поднял голову.

— Что ещё за Бражник?

— Вот видишь, котёнок? Он не…

— Ты меня ненавидишь, — сказал Адриан, перебивая свою невесту.

Обращался он, ясное дело, не к ней. И даже не к Габи. А к тому, кем он в итоге, видимо, стал — к Габриэлю Агресту, который решил избавиться от своего прошлого, просто вычеркнув его из собственной памяти.

— Ненавидишь, — с нажимом повторил Адриан, делая шаг вперёд. — Из-за мамы, из-за того, что я на неё похож, из-за того, что я никогда не соответствовал твоим идеалам. Недостаточно хорош в игре на фортепиано, не учусь на высшие баллы, да и как модель посредственный — недостаточно хорошо иду по подиуму! Я всегда, всегда был для тебя «недостаточно»!

Габи не любил, когда на него кричат. Плохие воспоминания, плохие ассоциации — всё плохо, короче говоря.

Он осторожно отодвинул руку невесты сына и раздражённо посмотрел на Адриана. Затем, пошатываясь, встал; пришлось ухватиться за подлокотник кресла, чтобы длинные ноги не сложились, как две спички.

— А что, лучше быть таким, как я? — тихо, с угрозой спросил Габи. — Шариться по подворотням, врать всем налево и направо, даже к любимой девушке бояться лишний раз подойти, потому что точно знаешь, что ты её недостоин. «Недостаточно хорош», ха! Знаешь, красавчик, я даже понимаю, почему этот твой Габриэль заставлял тебя заниматься всякой хренью — чтобы ты, по моему примеру, не влез в хрень ещё большую!

Адриан сжал кулаки. Было видно, что слова Габи его не убедили, а только раззадорили, добавили масла в огонь.

— Заботился он обо мне, значит, да? — искривил парень губы. — Заставляя сидеть дома и не выпуская даже в школу!

«Школа». Габи вздрогнул. О, сколько у него воспоминаний о «школе». Сколько он там перенёс.

Он учился в бедном районе, и дети с ним в классе были соответственные. Учителя — бездушные, пофигистичные люди, уставшие от своей жизни. Им никогда не было дела ни до синяков, ни до чего-либо хуже…

— Я своего ребёнка вообще бы в школу не отпустил, — сказал Габи, едва шевеля губами.

— Да почему?!

— Адриан! — прикрикнула на блондина его невеста, вставая из кресла. — Хватит.

Блондин дёрнул плечом, мазнул взглядом по девушке, и снова уставился на Габи. Глаза у Адриана были светлыми от бешенства и блестели, как у чокнутого. Опасный взгляд, Габи уже видел такой — в тот раз его чуть было не порезали. Нож застрял в булке, которую Грассетт наудачу засунул в карман своей жилетки.

— Не хватит, миледи. Не хватит.

Адриан подошёл ближе и остановился за пару шагов до Габи. Блондинчик был высоким, отметил про себя Грассетт, но всё равно ниже отца. Оно и к лучшему — невеста у Адриана оказалась обычного роста, где-то метр семьдесят три навскидку.

Не модельный рост. АДриан его компенсировал: где-то метр девяносто два. Насколько же тогда вырос сам Габи, если смотрел на парня он сверху вниз?..

— Ты меня ненавидел большую часть моей жизни, — сказал Адриан, смотря Габи прямо в глаза. — С того момента, как мама умерла.

— Чего?..

Габи медленно опустился и сел на подлокотник кресла. Мебель оказалась удобной и тяжёлой, так что даже не перевернулась. Отличная мебель. А вот нервишки у Габи шатались, как последняя рухлядь.

Губы у Адриана дрогнули. Брови тоже. Лицо парня исказилось, он коротко оскалил ровные белые зубы и отвернулся, отходя от Габи. Грассетт же смотрел ему в спину и пытался понять… осознать…

— Мне жаль, — положила руку на его плечо невеста Адриана.

— Да как-то не надо, — пробормотал Габи. — Мы ещё даже не вместе…

Адриан отошёл к одной из стен и замер перед картиной, так и не поворачиваясь. Габи задвинул мысли в задницу, — о, он был в этом мастак, — и, обращаясь к ровной спине своего сына, сказал:

— Если бы женщина, которую я люблю, умерла, я бы сошёл с ума. Если Эм… но я бы никогда, ни за что не стал бы винить нашего ребёнка в её смерти. И не стал бы его… тебя ненавидеть.

Он поднялся — к своему стыду, не без помощи голубоглазой невесты, — и медленно, осторожно подошёл к Адриану. Положил руку ему на плечо. Попробовал повернуть, но не стал применять силу, когда парень напрягся.

— Я, очевидно, стал хуёвым отцом, — тихо сказал Габи. — Ну, бля, история повторяется. Мой папаша тоже был тем ещё пидарасом, так что я тебя даже понимаю, хе-хе… прощения просить я не буду, потому что этой хуйни ещё не совершил, уж извини. Но, знаешь… я любил бы нашего с Эм ребёнка. Очень сильно любил бы. Вряд ли больше самой Эм, но больше себя самого — точно.

Адриан всё-таки повернулся. Глаза у него блестели, на щеке была заметная тонкая влажная дорожка.

Чувствуя себя полным идиотом и извращенцем, Габи осторожно протянул руку и стёр этот след.

— Слушай. Я… я проебался в будущем, это уже ясно. Но я бы хотел, чтобы ты знал, что всё, что я делаю сейчас и, скорее всего, буду делать потом… это ведь для семьи. Для Эм. Для тебя.

— Ты долбаный тиран, — прошептал Адриан.

— Пускай так. Знаешь, как говорят? Благими намерениями вымощена дорога в ад. Но посмотри-ка на себя, — Габи криво улыбнулся, пытаясь вытащить ситуацию; судя по взгляду Адриана, выходило паршиво, — ты красивый, живой, уверенный в себе. Точно не сталкивался с тем, с чем жил я.

Адриан стряхнул его руку и отступил. Насупился и взглянул на Габи исподлобья.

— Что же такого ужасного в твоей жизни было, а? Что моя в итоге, судя по твоим словам, сущий рай.

Габи хмыкнул. Ну, на это у него ответ был. Как и обширный послужной список.

— Бедность? Побои дома. Алкоголь и наркотики. Воровство. Насилие. Сексуальное принуждение.

— Что?..

— Я и спермой завтракал, и в задницу давал, и в подвале на привязи сидел, — безучастно продолжил Габи, смотря прямо в глаза своему сыну. — Потому что, сука, тупой и красивый. Ты ещё красивее меня, но я клянусь тебе, что костьми бы лёг, но не позволил бы своему ребёнку с этим столкнуться. Убил бы любого, кто к тебе руки бы протянул.

— Я не…

— Что там ещё было… Мой первый бизнес был украден, оставив на мне кучу долгов, так что я и от коллекторов побегал. Рёбра мне ломали сколько угодно, потому что я всегда прятал пальцы, чтобы не трогали их. Девушка, которую я люблю, из хорошей семьи, так что до сегодняшнего дня я думал, что нам вместе не быть никогда. Но теперь, видя тебя…

Он покачал головой.

— Я буду хуёвым отцом, и ты столкнёшься с другими проблемами. Не с моими. И слава богу, Адриан, потому что моя жизнь — дерьмо, и единственное, что в нём есть хорошее — это Нат и Эм. Ну и Амели, пожалуй, хотя она сука похлеще, чем Одри. Тихушница.

Адриан выглядел виноватым настолько, что Габи моментально стало неудобно. Неловко взъерошив волосы своему сыну, Грассетт взглянул на картину за его спиной.

Это был портрет Эмили. Очень красивый… такой красивый, что дух захватывало.

— Я… я не знал…

— Естественно, — фыркнул Габи; для него это всё было частью жизни, а не причиной смотреть на другого человека круглыми от шока глазами. — Я бы это своему сыну ни в жисть не рассказал. Но ситуация у нас странная, так что, сам понимаешь…

Эмили смотрела на него с портрета яркими зелёными глазами. С возрастом она стала ещё красивее, чем в юношестве, и Габи ощутил прилив любви к женщине, которая всё-таки будет с ним. Наверное, будет.

— Стань таким, как я, — он прошёлся мимо Адриана, взмахнул руками, сжал кулаки и нахмурился. — Как этот идеальный я.

Будет же?.. и как она вообще будет с ним, если, судя по реакциям Адриана, Габриэль Агрест — тот ещё мудак?

— Хотя, нет.

Успешный мудак, хм.

— Нет-нет-нет, даже не думай таким становиться — стань лучше, чем этот идеальный я! И никогда, ни за что, ни в чём не будь похож на Габи Грассета — самого большого неудачника в истории этого мира. Ты меня понял, мелкий?

— Какой я тебе мелкий, — проворчал Адриан, отводя взгляд. — Я тебя старше.

— Ничего не знаю, шкет, я выше. Так что мелкий.

Адриан улыбнулся. Габи тоже. Обняв сына за плечи, Грассетт прислонился своим лбом к его.

Маринетт, в чьих руках печальный Нурру смотрел на эту сцену, нахмурилась.

— И сделать ничего нельзя? — спросила она у квами.

Нурру вздохнул. Габи и Адриан принялись бороться, как два обычных подростка, пытаясь свалить друг друга на пол.

— Он использовал собственную акуманизацию и Талисман Сасса, — тихо ответил мотылёк. — Так что нет, иначе ты влезешь в игры со временем, что никогда не заканчивается хорошо… я бы оставил всё, как есть. Тем более, что тело будет постепенно подстраиваться под возраст нового сознания — один из законов магии.

Маринетт пожевала губу. Вот только стала она Хранителем — и ни одного месяца без приключений. Уже шесть лет как.

— Ему сложно будет влиться в новую жизнь, — заметила она. — Другое время. Нет людей, к которым он привык. Сын… словно кто-то украл его жизнь.

Нурру печально покачал головой.

«Кто-то»… жизнь Габи Грассетта украл Габриэль Агрест — человек, готовый пойти на что угодно, лишь бы снова оказаться рядом с женщиной, которую он любил больше всего на свете.

Готовый даже поменять местами своё сознание, — измученное, уставшее, слабое, — с собой из прошлого.

Естественно, у Габи в итоге всё будет хорошо.

Пусть здесь и открытый конец, подразумевается, что для Габи происходящее - такой же второй шанс, как для Габриэля.

Переносом своего сознания Габриэль создаёт новую ветку реальностей, так что никаких временных парадоксов не будет. Просто новый мир, где он постарается сделать всё "правильно", что бы это ни значило.