Дорогие друзья! как и обещала публикую отрывок из своего нового романа. Я думаю, вам будет над чем улыбнуться! Приятного чтения!Месть бывшему.
―
Пессимистка ты, Ирка. Это тебя и губит. А вот я оптимистка. От жизни беру всё и
радуюсь, наслаждаюсь каждым днем. Я, как изысканная муза: сама в извечном
вдохновении пребываю и во всех его вливаю! И в профа своего, и в тебя… ― опять
щебетала Лидка.
Пессимистка ты, Ирка. Это тебя и губит. А вот я оптимистка. От жизни беру всё и
радуюсь, наслаждаюсь каждым днем. Я, как изысканная муза: сама в извечном
вдохновении пребываю и во всех его вливаю! И в профа своего, и в тебя… ― опять
щебетала Лидка.
Последние
слова подруги я слышала словно издалека. Мое сердце как будто бы барабанило в
ушах со скоростью двести ударов в минуту, к горлу подкатила тошнота.
Судьба-злодейка! Мило улыбаясь и воркуя со своей новой пассией, одной рукой приобняв
ее за талию, а второй ― придерживая чемодан, рядом со стойкой регистрации стоял
мой благоверный. Холеный, в выглаженной одежде, такой большой и красивый… ― урод
ненавистный. Захотелось подлететь, подпрыгнуть и разодрать своими ногтями с
новым маникюром слащавую рожу! Скотина, как можно так предавать! Говорить «люблю»,
и при этом спать с другой!
слова подруги я слышала словно издалека. Мое сердце как будто бы барабанило в
ушах со скоростью двести ударов в минуту, к горлу подкатила тошнота.
Судьба-злодейка! Мило улыбаясь и воркуя со своей новой пассией, одной рукой приобняв
ее за талию, а второй ― придерживая чемодан, рядом со стойкой регистрации стоял
мой благоверный. Холеный, в выглаженной одежде, такой большой и красивый… ― урод
ненавистный. Захотелось подлететь, подпрыгнуть и разодрать своими ногтями с
новым маникюром слащавую рожу! Скотина, как можно так предавать! Говорить «люблю»,
и при этом спать с другой!
― Але!
Эй! ― почти крикнула Лидка. ― Что с тобой? ― Она проследила за моим яростным
взглядом. ― Понятно… Только не плакать! ― строго добавила она, увидев
навернувшиеся слезы. ― Обещай!
Эй! ― почти крикнула Лидка. ― Что с тобой? ― Она проследила за моим яростным
взглядом. ― Понятно… Только не плакать! ― строго добавила она, увидев
навернувшиеся слезы. ― Обещай!
Я
кивнула, сжала зубы и решила: не буду плакать ― назло!
кивнула, сжала зубы и решила: не буду плакать ― назло!
Лидка продолжала:
― Ира,
хватит, серьезно! Та изжеванная страница твоей семейной саги уже перевернута.
Он не стóит ничьих слез. Давай не позволим козлу испортить наш отдых. А коль уж
он оказался здесь ― используем как-нибудь в свою пользу.
хватит, серьезно! Та изжеванная страница твоей семейной саги уже перевернута.
Он не стóит ничьих слез. Давай не позволим козлу испортить наш отдых. А коль уж
он оказался здесь ― используем как-нибудь в свою пользу.
― В
свою пользу? ― удивленно спросила я. ― Видеть, как на твоих глазах муж, с
которым прожила восемь лет, облизывает другую женщину… Сейчас… на публике…
сосал ей мочку уха…
свою пользу? ― удивленно спросила я. ― Видеть, как на твоих глазах муж, с
которым прожила восемь лет, облизывает другую женщину… Сейчас… на публике…
сосал ей мочку уха…
―
Сосал мочку уха?! ― эхом повторила Лидка. Она нахмурилась и приподняла левую
бровь. ― А я не заметила…
Сосал мочку уха?! ― эхом повторила Лидка. Она нахмурилась и приподняла левую
бровь. ― А я не заметила…
Я
сглотнула, сразу забыв о своих обидах. Мстительный взгляд и, главное,
предгрозовая лидкина бровь были мне слишком знакомы: за ними всегда следовала
физическая атака на обидчика.
сглотнула, сразу забыв о своих обидах. Мстительный взгляд и, главное,
предгрозовая лидкина бровь были мне слишком знакомы: за ними всегда следовала
физическая атака на обидчика.
― Лид,
обещай, что они останутся живы-здоровы! ― на всякий случай попросила я.
обещай, что они останутся живы-здоровы! ― на всякий случай попросила я.
― Живы
― конечно: у нас же отпуск… А здоровы… Предполагаю, что твой успеет обделаться
раньше, чем в Таиланд прилетит… ― угрожающе закончила она.
― конечно: у нас же отпуск… А здоровы… Предполагаю, что твой успеет обделаться
раньше, чем в Таиланд прилетит… ― угрожающе закончила она.
―
Обделаться?! ― переспросила я.
Обделаться?! ― переспросила я.
―
Тайского рома хлебнет, пивком запьет ― и здравствуй, страна слонов и китайского
караоке! И прощай, новая любовь. Идем регистрироваться. Твой козел со своей…
уже дальше потопали. Если захочешь, он тебя даже не увидит, ― тараторила Лидка.
Тайского рома хлебнет, пивком запьет ― и здравствуй, страна слонов и китайского
караоке! И прощай, новая любовь. Идем регистрироваться. Твой козел со своей…
уже дальше потопали. Если захочешь, он тебя даже не увидит, ― тараторила Лидка.
― Затеряется
в тропиках, ящерица зеленая… Ума нет ― во влажные тропики напялить такое платье…
― вторя подруге, съязвила я.
в тропиках, ящерица зеленая… Ума нет ― во влажные тропики напялить такое платье…
― вторя подруге, съязвила я.
― И я
говорю: ящерица зеленая ― длинная, вертлявая, просто тьфу! Видно, ослабел
Ромик, на тощеньких потянуло. С крепенькими, как ты, уже не справляется... ― продолжала
ехидничать Лидка.
говорю: ящерица зеленая ― длинная, вертлявая, просто тьфу! Видно, ослабел
Ромик, на тощеньких потянуло. С крепенькими, как ты, уже не справляется... ― продолжала
ехидничать Лидка.
―
Интересны происки судьбы: на один рейс в Таиланд… ― заметила я.
Интересны происки судьбы: на один рейс в Таиланд… ― заметила я.
― «Происки
судьбы» зовутся Шуриком: он, видно, всех знакомых в городе обзвонил и горящие
туры втюхал. И хорошо! Чую нутром своим: этот отпуск мы на всю жизнь запомним!
А мое нутро еще никогда не подводило… ― многозначительно закончила чревовещательница.
судьбы» зовутся Шуриком: он, видно, всех знакомых в городе обзвонил и горящие
туры втюхал. И хорошо! Чую нутром своим: этот отпуск мы на всю жизнь запомним!
А мое нутро еще никогда не подводило… ― многозначительно закончила чревовещательница.
Мы
спокойно прошли регистрацию, пробежались по дьюти-фри и удобно расположились в
салоне самолета. Волею судьбы моего бывшего мужа с его новой пассией посадили за
три ряда перед нами. Меня он не увидел, а вот Лидка, как мне кажется, где-то
нарочно ему уже подставилась.
спокойно прошли регистрацию, пробежались по дьюти-фри и удобно расположились в
салоне самолета. Волею судьбы моего бывшего мужа с его новой пассией посадили за
три ряда перед нами. Меня он не увидел, а вот Лидка, как мне кажется, где-то
нарочно ему уже подставилась.
― Занервничал
Ромик, ― удовлетворенно шепнула мне подруга. ― Он у тебя всегда зашуганным был.
И сейчас проявилась сущность нытика. Помнишь, как завывал, когда у него
воспаление легких было?
Ромик, ― удовлетворенно шепнула мне подруга. ― Он у тебя всегда зашуганным был.
И сейчас проявилась сущность нытика. Помнишь, как завывал, когда у него
воспаление легких было?
―
Когда решил вести здоровый образ жизни? ― вспомнила я.
Когда решил вести здоровый образ жизни? ― вспомнила я.
Еще бы
не помнить свою последнюю надежду сохранить семью! Однажды поутру, очнувшись
после очередной разгульной недели, Ромик клятвенно обещал мне, что начинает
новую жизнь: бросает бухать, закаляется по Порфирию Иванову… И начал: утренние
пробежки, обливания холодной водой, тертая морковка на завтрак, стакан кефира
на ужин… На третье утро новой жизни он решился пройтись босиком по снегу, а уже
к середине дня лежал в кровати с высоченной температурой и прощался с жизнью.
Тогда-то Лидка, опытная клиническая медсестра, по моей слезной просьбе
приезжала вечерами ставить уколы в его задницу. Всякий раз, когда она,
преодолевая себя, свершала акт милосердия, ко мне на кухню из комнаты
доносились жалобные завывания… Действительно, нытик! А раньше я как-то не
обращала внимания…
не помнить свою последнюю надежду сохранить семью! Однажды поутру, очнувшись
после очередной разгульной недели, Ромик клятвенно обещал мне, что начинает
новую жизнь: бросает бухать, закаляется по Порфирию Иванову… И начал: утренние
пробежки, обливания холодной водой, тертая морковка на завтрак, стакан кефира
на ужин… На третье утро новой жизни он решился пройтись босиком по снегу, а уже
к середине дня лежал в кровати с высоченной температурой и прощался с жизнью.
Тогда-то Лидка, опытная клиническая медсестра, по моей слезной просьбе
приезжала вечерами ставить уколы в его задницу. Всякий раз, когда она,
преодолевая себя, свершала акт милосердия, ко мне на кухню из комнаты
доносились жалобные завывания… Действительно, нытик! А раньше я как-то не
обращала внимания…
Пассажиры
сидели на своих местах, и самолет проходил предполетную антикоррозийную
обработку, когда мой Ромик вдруг подскочил и бросился в сторону туалета, по
ходу объясняясь со стюардессой. Та поначалу пыталась воспрепятствовать его движению,
но, видимо, смирившись с безысходностью ситуации, открыла ему туалет. Когда
Ромик возвращался в салон, на побледневшем его лице застыло выражение
свершившегося несчастья.
сидели на своих местах, и самолет проходил предполетную антикоррозийную
обработку, когда мой Ромик вдруг подскочил и бросился в сторону туалета, по
ходу объясняясь со стюардессой. Та поначалу пыталась воспрепятствовать его движению,
но, видимо, смирившись с безысходностью ситуации, открыла ему туалет. Когда
Ромик возвращался в салон, на побледневшем его лице застыло выражение
свершившегося несчастья.
Лидка
удовлетворенно прошептала:
удовлетворенно прошептала:
―
Пару-тройку деньков Казанове будет не до медового месяца…
Пару-тройку деньков Казанове будет не до медового месяца…
―
Колись, сестра! Че-нить ему сыпанула? ― спросила я.
Колись, сестра! Че-нить ему сыпанула? ― спросила я.
―
Колюсь! ― охотно сдалась Лидка, тем более что ей было самой невтерпеж
поделиться искусно проведенной операцией. ― Когда я отправилась припудрить
носик, случайно увидела, как за столиком эта парочка кофеек попивает. Ну, припудрила,
смотрю: его пассия в очередь в женский туалет встала. Я вышла из него, Ромик
один сидит в кафешке, скучает. Дай, думаю, подойду, поздороваюсь. Взяла себе
тоже кофеек в чашечке ― точно такой же, как у Ромика, и присела за столик.
Спросила, как дела, куда летит отдыхать, то-се… Он как-то занервничал сразу,
когда меня увидел. Потом то и дело в сторону туалета оборачивался, ждал, когда
подруга выйдет. Как только он в очередной раз отвернулся, я поменяла наши
чашки. Попрощалась. И всё.
Колюсь! ― охотно сдалась Лидка, тем более что ей было самой невтерпеж
поделиться искусно проведенной операцией. ― Когда я отправилась припудрить
носик, случайно увидела, как за столиком эта парочка кофеек попивает. Ну, припудрила,
смотрю: его пассия в очередь в женский туалет встала. Я вышла из него, Ромик
один сидит в кафешке, скучает. Дай, думаю, подойду, поздороваюсь. Взяла себе
тоже кофеек в чашечке ― точно такой же, как у Ромика, и присела за столик.
Спросила, как дела, куда летит отдыхать, то-се… Он как-то занервничал сразу,
когда меня увидел. Потом то и дело в сторону туалета оборачивался, ждал, когда
подруга выйдет. Как только он в очередной раз отвернулся, я поменяла наши
чашки. Попрощалась. И всё.
―
Всё?! А главное? Что за зелье ты подсыпала? ― настойчиво спросила я.
Всё?! А главное? Что за зелье ты подсыпала? ― настойчиво спросила я.
―
Подлила. Зелье импортное, высококачественное, безвкусное, проверенное на себе, ―
скороговоркой выпалила Лидка.
Подлила. Зелье импортное, высококачественное, безвкусное, проверенное на себе, ―
скороговоркой выпалила Лидка.
― На
себе? Проносное? ― опять задала вопрос я.
себе? Проносное? ― опять задала вопрос я.
―
Забыла про мою деликатную проблемку с горшком? Душка-профессор подарил мне гомеопатическое
чудо-средство от запоров. Достаточно трех капель ― и всё пойдет как по маслу:
аккуратненько, мягонько и безболезненно. Испытываешь даже тонкое удовольствие… ―
рассказала Лидка.
Забыла про мою деликатную проблемку с горшком? Душка-профессор подарил мне гомеопатическое
чудо-средство от запоров. Достаточно трех капель ― и всё пойдет как по маслу:
аккуратненько, мягонько и безболезненно. Испытываешь даже тонкое удовольствие… ―
рассказала Лидка.
― Тьфу
на тебя! А сколько капель ты влила ему? ― обеспокоилась я.
на тебя! А сколько капель ты влила ему? ― обеспокоилась я.
―
Какой грубый натурализм! Бессчетно влила: для хорошего или нужного человека
ничего не жалко ― ты меня знаешь… ― с иронией произнесла Лидка.
Какой грубый натурализм! Бессчетно влила: для хорошего или нужного человека
ничего не жалко ― ты меня знаешь… ― с иронией произнесла Лидка.
Ромик
тем временем снова помчался по назначению. Пассия хотела его проводить, но
кавалер с гневом остановил ее. Стюард предложил помощь врача. Завертелись
пассажирские головы. Зашевелился охранник… Ситуация в салоне стала напоминать
атмосферу черной комедии «Семейка Аддамс». Мы тихонько ржали… Хотя, признаться,
мое сердечко слегка сжималось всякий раз, когда мой экс-хазбенд совершал очередной
набег в спасительный тубзалет. По всему выходило, что не оборвалась еще до
конца семейная пуповина, висела на волоске. «Наверное, правда, я слишком
добрая… тире дурная. Ладно, на курорте оборвем и последний волосок. Найдем,
кому мочку уха для засоса подставить, и не только мочку…» ― думала я.
тем временем снова помчался по назначению. Пассия хотела его проводить, но
кавалер с гневом остановил ее. Стюард предложил помощь врача. Завертелись
пассажирские головы. Зашевелился охранник… Ситуация в салоне стала напоминать
атмосферу черной комедии «Семейка Аддамс». Мы тихонько ржали… Хотя, признаться,
мое сердечко слегка сжималось всякий раз, когда мой экс-хазбенд совершал очередной
набег в спасительный тубзалет. По всему выходило, что не оборвалась еще до
конца семейная пуповина, висела на волоске. «Наверное, правда, я слишком
добрая… тире дурная. Ладно, на курорте оборвем и последний волосок. Найдем,
кому мочку уха для засоса подставить, и не только мочку…» ― думала я.
Полет
проходил нормально: основная часть ― полусонное состояние, в которое меня
забрасывало в промежутках между обязательным кормлением, а факультативная часть
― в беседах с Лидкой. Наши с ней «посиделки» удались-таки на славу!
проходил нормально: основная часть ― полусонное состояние, в которое меня
забрасывало в промежутках между обязательным кормлением, а факультативная часть
― в беседах с Лидкой. Наши с ней «посиделки» удались-таки на славу!
Когда
я опять с неприкрытой жалостью посмотрела на измученное лицо насельника тубзалета,
Лидка поймала мой взгляд и не сдержалась:
я опять с неприкрытой жалостью посмотрела на измученное лицо насельника тубзалета,
Лидка поймала мой взгляд и не сдержалась:
―
Хватит уже зырить ― глаза пузырить! Сердобольная ты моя! Ничего! Организм
прочистит. Пусть теперь та беспокоится! Дура, знает, что в Таиланд летит, в
тропики ― хоть бы какой-нибудь Имодиум прихватила, ― почти зло сказала Лидка.
Хватит уже зырить ― глаза пузырить! Сердобольная ты моя! Ничего! Организм
прочистит. Пусть теперь та беспокоится! Дура, знает, что в Таиланд летит, в
тропики ― хоть бы какой-нибудь Имодиум прихватила, ― почти зло сказала Лидка.
― А у
тебя есть? ― спросила я с надеждой в голосе. ― Дашь?
тебя есть? ― спросила я с надеждой в голосе. ― Дашь?
― Щаз!
Ты ему еще за мешком памперсов в аптеку слетай! ― язвительно предложила
подруга.
Ты ему еще за мешком памперсов в аптеку слетай! ― язвительно предложила
подруга.
― Злая
ты, Лидка! ― упрекнула ее я.
ты, Лидка! ― упрекнула ее я.
―
Не злая ― справедливая. А ты ― дурочка добренькая… ― продолжала подруга.
Не злая ― справедливая. А ты ― дурочка добренькая… ― продолжала подруга.
«Лидка
права, несомненно, права!» ― подумала я и закрыла глаза, погружаясь в дремоту. ―
Добрая тире дурная… Как далеко мне до “позитивного мышления”…»
права, несомненно, права!» ― подумала я и закрыла глаза, погружаясь в дремоту. ―
Добрая тире дурная… Как далеко мне до “позитивного мышления”…»