Причины отмежевать минархизм от либертарианства

В наше время, политических и социально-экономических учений мы имеем в избытке. Но все они настолько перемешались друг с другом, настолько далеко отошли от своих изначальных установок, что все это изобилие вводит простого человека в отчаяние. Ситуацию усугубляет непоследовательность и противоречивость доктрин. Но кроме всего прочего, название некоторых из них может по стечению обстоятельств совпадать. Так, например, произошло с минархизмом — идеей об ограниченном государстве, которую ошибочно считают одной из двух важнейших направлений в либертарианстве (наряду с анархо-капитализмом).

Моя позиция заключается в том, что минархизм не имеет отношения к либертарианской политической идеологии. Последняя рассматривает институт государства как "зло", что роднит эту идеологию с анархизмом, который в моей классификации отнесен к социалистической политической традиции. Разница между либертарианцами лишь в том, что одни желают полного уничтожения этого “зла”, а другие готовы примириться с ним на некоторое время. Природа института государства при этом мало волнует либертарианцев. Т.е. либертарианский минархизм, в сущности, лишь временный компромисс с существованием государства, а не последовательное и всестороннее понимание роли этого института в человеческом обществе. Парадокс этой ситуации в том, что “минархизм” либертарианцев основан на временной уступке самим себе. Ограниченное государство — не цель, а временное неудобство, которое нужно перетерпеть. В итоге, такое ограниченное “зло” якобы будет побеждено в ходе развития технологий и институтов.

Совершенно иначе обстоит дело в минархизме, где государство не рассматривается как "зло" и который я располагаю между либеральной и консервативной политическими традициями. Государство в таком последовательном минархизме играет очень важную роль в формировании определенного социально-экономического строя. Пусть оно и ограничено функциями защиты жизни и собственности, армией, полицией и судом, такое государство защищает определенный порядок, который только и совместим со свободой и демократией. Например, минархическое правление не может допустить существования радикальных политических движений социалистического толка, так как они призывают к уничтожению частной собственности и к нарушению права на жизнь. Либертарианство же не может вести борьбу с социалистами на таких основаниях, так как оно не может допустить, чтобы государство ограничивало людей в их политической деятельности, если последние еще не совершили актов насилия.

Что касается определенного социально-экономического порядка, то здесь все логично: если государство более не выступает в качестве регулятора экономики, социального опекуна и властителя дум, то его место занимают общественные силы в лице развитого самоуправления, самоорганизации людей в различные общества и социальные институты, вроде Церкви, касс взаимопомощи, просветительских обществ и т.д. Ни один институт здесь не выступает в качестве допустимого “зла” — напротив, все находятся на своих местах, царит гармония и порядок. Зло здесь— это искажение природы вещей. Современное “большое государство” является искажением древней и естественной природы государства, как защитника и судьи. Поэтому со злом можно и нужно бороться — не против институтов, но против искажений. Никаких компромиссов в таком минархизме нет и в них нет необходимости. Это — последовательность, которой не хватает многим политическим учениям.

Кроме того, право-консервативный минархизм знает и изучает основания, на которых выстраивает свою парадигму. Для этого мы можем обращаться к следующим источникам: 1.) истории; 2.) опыту; 3.) проблемам настоящего. Все это делает минархизм в какой-то степени наукой о государстве. И разница между либертарианством здесь ключевая. Минархизм исследует и постулирует, каким государство должно быть, а либертарианство может апеллировать к тому, каким оно хочет его видеть. Кстати, социализм учит, каким государство может быть. Последние два политических учения пытаются конструировать реальность в соответствии со своими ожиданиями. Минархизм же, как право-консервативное учение, изучает реальность, какой она нам дана. Реальность, а не желание, дает нам понимание природы как института государства, так и других институтов. И либертарианец здесь не может быть последовательным минархистом, так как его желание ограничить государство — лишь временно; ограниченное государство не играет здесь существенной роли во всех остальных вопросах. Либертарианцы могут быть как либертинами-атеистами, так и выступать за сохранение традиций. Эта мешанина уживается под одной крышей, объединенная принципом не-агрессии. Минархист же ограничивает государство, потому что история и опыт показывают ему необходимые пределы государства, издержки выхода за эти пределы, причины расширения государства. Минархист знает, что ограниченное государство может существовать только при определенной социально-экономической системе, только при определенных культурных установках. Поэтому последовательный минархизм неизбежно должен включать в себя, помимо идеи ограниченного государства, определенные культурные и социально-экономические установки, по которым компромисс невозможен. Такие установки можно назвать право-консервативными, хотя здесь достаточно и от либеральной политической традиции.

Перейдем теперь к другим проблемам, к которым не может быть одинакового подхода у либертарианцев и минархистов.

Например, рассмотрение социально-политико-культурных явлений у либертарианцев происходит не сквозь призму объективной истины и этики (или хотя бы попытки ее найти), а сквозь призму формы собственности и экономической выгоды. Частное — нет проблем, что бы это ни было. Государственное — плохо, этатизм. Общественное — о нём даже не говорится. Убедиться в этом можно на примере недавних дебатов либертарианского экономиста Павла Усанова с мейнстримным экономистом-любителем из ВШЭ Василием Тополевым, а также на примере книги “Наука о богатстве” Усанова. Абсолютизация частного агента в ней не имеет пределов. Например, частные фирмы оказываются предпочтительнее государства даже в обеспечении безопасности, просто потому, что предполагается наличие между ними рыночной конкуренции и этой позиции придерживаются не только анархо-капиталисты, но и “вынужденные минархисты”, желающие через развитие частного охранного рынка свести со временем роль государства-как-защитника к нулю. Также, равнодушие к проблемам, порождаемым миграционными потоками из ино-культурных стран, вызвано равнодушием к этике и культуре. Иллюстрацию последнего можете найти в моем разборе одной из глав “Науки о богатстве” здесь. Кратко эта позиция звучит так: если мигранты востребованы среди частных агентов, то никто не вправе ограничивать их возможности в привлечении трудовых ресурсов из других стран. Некоторые либертарианцы в упор не видят, что человек — это не только рабочая сила, но и носитель определенного набора ценностей и генов. Но сделать с этим ничего нельзя, как и повлиять на постепенное изменение общественной и культурной среды. Для минархиста этот вопрос решается однозначно — такие перемены несут прямую угрозу жизни и собственности граждан, угрожают самому сохранению пиетета перед собственностью и жизнью в обществе.

Далее я хотел бы указать на несовместимость либертарианства с христианством. Последовательное либертарианство предполагает контроль над общественными пространствами либо добровольными общинами, либо экстерриториальными контрактными юрисдикциями. Поскольку нет арбитра в лице государства и единых общих правил, действующих в любой части страны, всякая деятельность проповедников и просто верующих активистов будет возможна лишь в тех юрисдикциях, где подобная деятельность допустима в соответствии с местными соглашениями. Многие люди, особенно дети, окажутся заложниками ситуации. Вероятно, даже возведение церквей станет большой проблемой даже на частной территории. Христианство — религия экспансионистская, нуждающаяся в прозелитизме. Я не могу быть христианином и не рассказывать о Евангелии Христа. Позиция “частного мнения” и “частного дела” тут не работает. Но общины и ЭКЮ не позволяют вести проповедь там, где ты не являешься их членом. Нет пространства, где ты мог бы это сделать. Для минархии это не проблема, так как общественное пространство открыто для деятельности, не нарушающей ничьих прав на жизнь и собственность, и не призывающих нарушать их. Более того, христианская религия наиболее совместима с минархическим правлением, а последнее даже обязано защищать христианские ценности, выраженные в идее прав человека, чтобы не допустить опасного для общества антагонистического мультикультурализма и социализма. Культурное единообразие необходимо для того, чтобы естественные права людей соблюдались.

Наконец, у некоторых либертарианцев я замечал неадекватное восприятие функции государства как защитника, выражавшееся в ошибочном определении безопасности как услуги/товара, а не необходимости для нормального функционирования свободного общества положения дел. Безопасность — это состояние. Она либо есть, либо ее недостаточно, либо ее нет вовсе. А если она есть, то она должна быть на всей территории по умолчанию; все люди на этой территории, в т.ч. иностранцы, защищены законом; все преступники одинаково преследуются законом на всей территории. Свободный рынок не может функционировать, если на территории страны опасно всякое передвижение товаров и идей. Безопасность предшествует нормальной экономической деятельности, а не наоборот. И она должна быть установлена безусловно.