Схрон. Книга 3. Глава 18

На ментов нападать не стал. И это не из-за душевной доброты, давно испепеленной ядерной войной. Просто штамповочным прессом навалилась усталость. Схватка не прошла даром для моего организма. Болят кулаки, связки, все тело в синяках. Глупо пройти эту смертельную передрягу и нахватать мусорских пуль своей драгоценной тушкой.

Конечно, они орали, как потерпевшие, приказали лежать мордой в пол. Похоже, у них это любимая команда. Но разве Санька испугаешь истеричными воплями вперемешку с матюками? Выживал в апокалипсис – выживу и в тюрячке. Тем не менее, я позволил надеть на себя наручники, стерпел и несколько ударов сапогами по ребрам. «Мудаки хуевы, заебетесь теперь отчитываться перед начальством за кучу двухсотых!» – не без толики злорадства подумал я.

Помимо наручников ноги сковали кандалами, а на башку надели черный непроницаемый мешок. Такой почести я не удостаивался даже в пендосском плену. Боятся, суки. И это хорошо.

Затем повели по коридорам. Лязг решеток и замков. Толчки в плечо. Почти в каждом продоле меня приветствуют крики узников из камер:
– Красава! Братва с тобой, бродяга! Уважуха! Ништяк черных порешил!
– Тишина! Соблюдайте режим! – орет охранник, но мало кто его слушает.

Наверное, весть о моих подвигах разлетелась по всему СИЗО. Нет у них теперь больше «пресс-хаты», бу-га-га! Былой страх перед тюрягой и зоной ушел. Теперь я авторитетный арестант, хоть и не стремился к этому.

Затем повели куда-то вниз на несколько этажей. Стало прохладно, запахло сыростью. Крепко держа и направив ствол в затылок, сняли кандалы и мешок. С мерзким, как вся пенитенциарная система, скрежетом захлопнулась дверь. Усмехнувшись, я принялся растирать запястья.

Камера полтора на два. На стенах плесень. По полу снуют наглые тараканы. В углу дырка параши, умывальник. Под потолком небольшое окошко размером с анус полярного медведя. Метра через два серого бетона виднеются толстенные прутья решетки. Не видно ни хрена. Еще здесь кровать со свернутым матрасом и тусклая лампочка ватт на 40 в решетчатом плафоне. Одиночка, хах. О лучшем подгоне и мечтать нельзя. Отличное местечко для медитаций, тренировок и обдумывания дальнейшей стратегии выживания.

– Улыбнется сквозь решетку солнце мне, заиграет и запрыгает капель… – напел я, направляясь к умывальнику. Тьфу, блять, нахуй эту блатную «романтику»! Сразу вспомнился зэчара-газелист-Толян, с которым везли патроны в Карелию. Не хочу иметь ничего общего с этими уркаганами. Меня сложно назвать законопослушным гражданином, но я – выживальщик, а не уголовник.

Напившись воды из-под крана (довольно вкусной, кстати), я смыл с себя кровь и грязь. Привел в более-менее божеский вид одежду. Еще бы похавать. Со вчерашнего дня ничего не жрал, кроме глаза кавказского горе-каратиста. А одной «глазуньей» сыт не будешь.

Ну, раз жрать не дают, можно покемарить. Я расстелил чуть влажный матрас. Постельного белья нет, ну да и похрен. С удовольствием растянулся и принялся глядеть в мутный с разводами потолок, откуда периодически срываются капли воды. Кап-кап… о своем будущем не переживаю. Все это фигня перед лицом БП. Кап-кап… веки мои постепенно сомкнулись, сознание перенеслось в ледяную тишину карельской тайги, заснеженных сопок, безмятежной тишины. Но вместо холода ощущаю только тепло знакомых мест и умиротворение.

***

Мы с Леной занимались любовью в Схроне, я уже готовился разрядить свое могучее орудие, когда лязг металлических запоров нагло выдернул из мира снов. Тело рефлекторно приняло боевую стойку. Но опасности нет. В запертой двери открылось окошко, на котором стоит поднос. Ништяк! Жрачка! Желудок обрадованно заурчал.

Бережно подхватил ужин. Или завтрак? Пойди, разбери в этом карцере. Так, чем же кормят постояльцев сего чудесного отеля? В эмалированной миске – серая масса, напоминающая зимнюю дорожную грязь. Как есть ебучий клейстер? Я поковырялся ложкой. Блять, даже мяска не положили. Ладно, будем хавать. Мне нужны все питательные вещества. Ловким движением я поймал бегущего по стене жирного таракана. Слегка раздавил, чтоб не дергался и кинул в кашу. Туда же отправились еще парочка нерасторопных насекомых. Белок, хуле.

Помимо каши мою трапезу дополнили два куска черного каравая и чай. Хуевый. Даже без сахара. «Тем не менее, можно сказать, жизнь-то налаживается!» – философски подумал я, чувствуя, как хрустят на зубах хитиновые панцири моих шестиногих сокамерников.

Все тщательно заточив, я помыл посуду и прилег на шконарь. Минут на пятнадцать, чтобы пища малость улеглась в животе. Потом приступим к физухе. А вообще удивительно, что в одного расправился с чурками. Моя форма еще очень далека до постБПшной. Выходит, дело не в накачанных мускулах и кубиках пресса? Решает не мясо, а несгибаемая сила духа, несокрушимая воля и навыки выживания восьмидесятого левела.

Хм... может быть тогда хрен с ней, с тренировкой? Лучше поспать или предаться воспоминаниям о соитиях с Леночкой? Неплохая идея. Стрела моего башенного крана уверенно поползла вверх. Нет, Санек, так это не работает, пропел ехидно внутренний голос. Сталь характера закаляется в огне боли забитых мышц и связок! Как ты будешь безжалостным с врагом, если жалеешь свой ленивый организм?! А ну, вставай, сука! Упор лежа – принять, нах!

Меня как пружиной подкинуло в койке. Разбитые кулаки уперлись в холодный бетон. И раз, и два, и три, блять!.. Да! Всем этим ублюдкам, всей этой прогнившей системе не сокрушить беспощадного Санька! Двадцать пять… двадцать шесть… Все они превратятся в радиоактивный пепел через два года, а я выживу! Тридцать два… тридцать три…

Так прошло три-четыре дня. Жесткие физические упражнения прерывались лишь трапезами, сном и отработкой ударов по невидимому противнику.

***

В один из дней я услыхал топот ног. Дверь распахнулась.
– На пол! Лежать! – последовала команда.
Крепкие бойцы, не церемонясь, скрутили меня, нацепили гребаные браслеты.
– Куда потащили, сучары? – удивленно спросил я. Но вместо ответа получил кулаком в ухо.

Ладно, мрази, посмотрим кто кого… ноги-то в этот раз свободные. И мешок на башку не надет. Ничему жизнь этих ослов не учит.

Минут за пятнадцать прошли квест с решетками (в «Принце Персии» их меньше было), оказались на верхнем этаже перед полированной дверью. Начальство, наверно. Не успел прочесть надпись на табличке, как меня впихнули внутрь.

В кабинете усадили на специальный стул, болтами прикрученный к полу. К этому стулу меня тут же пристегнули.

– Свободны! – кивнул охранникам лысоватый упитанный мужик в погонах. Он во главе стола.
Я огляделся. Помимо этого черта здесь мой знакомый – следак, что меня допрашивал. А также, какой-то хуй в синей форме с узкой заостренной харей. Пальцы его барабанят по кожаной папке на столе, а недобрый взгляд не предвещает ничего хорошего.

Первым он и заговорил:
– Вы что меня за дурака держите? Не мог этот дохляк вырезать целую камеру отпетых уголовников!
– Почему не мог? – сказал следак. – Я в это очень даже верю. Вы откройте папочку, товарищ прокурор, полистайте. На квартире у него обнаружено обезглавленное тело с отрезанным мизинцем. Еще несколько чу… гм… южан убиты в подъезде, на крыше и во дворе дома задержанного.
– Мне тоже не верится, – хмуро пробурчал лысоватый, – если б своими глазами не видел, что этот ваш задержанный натворил в камере. Я десять лет на месте начальника СИЗО, но такого не бывало.
– Кому вы рассказываете, Павел Борисович… – скривившись, протянул прокурор.
– Ну… в смысле… так массово! Мне уже с Москвы звонят!
– Не хочу прерывать вашу интересную беседу, но можно закурить? – спросил я, заметив на столе пачку «Мальборо».

Все трое переглянулись. Начальник мрачно кивнул. Следак поднялся и осторожно сунул сигарету мне в зубы, поднес огоньку. Эх, пробить бы сейчас ему в коленную чашечку. Потом ногами в удушающий и сломать нахуй. Ладно, лучше послушаем, что они от меня хотят.

Прокурор спросил:
– Из каких побуждений вы, Александр, убиваете лиц кавказской национальности?
– Да нацист он! – вставил начальник. – Передавайте уже дело в суд и забирайте его поскорее отсюда!
– Эй, полегче, полегче! – щурясь от дыма, сказал я. – Какой я вам нахер нацист?
– Значит, не отрицаете, что убивали сокамерников?
– Чисто в пределах самообороны! Этот гандон, – я кивнул на следака, – спецом направил меня в хату к чуркам. Чтобы выбить из меня нужные показания! И дома была самооборона. Они сами полезли.
– Да я тебя! – следователь грохнул кулаком по столу.
– Тише, Федя… – поморщился прокурор, листая папку. – А бойня на стекольном заводе? Ваших рук дело?
– Что? – Я замер, вспомнив, что говорил Умар. Что Вован разьебашил каких-то уродов на том заводе. Получается, на него так и не вышло правосудие… Сигаретный дым защипал в глазах.
Я сказал:
– Ну да, моя работа… – Мне терять в принципе нечего, а ВДВшника подставлять не хочу.
– От! Что я говорил! – обрадовался гнусный следак.
Я уже пожалел, что не свернул шею этому козлу.
– Хорошо, Павел Борисович, мы забираем подследственного. – Прокурор захлопнул папку.
– В Москву что ли? – нахмурился начальник СИЗО.
– Нет. К Савелию.
– Что? – Следак вскочил. – А как же дело?
– Закрывается. Этот убивец испортил бизнес хорошим людям, которых мы все с вами прекрасно знаем.
– Но…
– Послушай, Федя, – прокурор тоже встал и, подойдя к окну, резко распахнул створку. – Слышишь это? Слышишь, я тебя спрашиваю?
С улицы из-за заборов с колючей проволокой донеслись гортанные выкрики, гудки машин и какие-то хлопки.
– С меня генерал голову снимет… – вздохнул следак.
– Наверху порешаем, – усмехнулся прокурор. – Не бойся, не обидят. А это безобразие надо прекращать. Не хватало нам тут в Петрозаводске чеченских войн. И так журналюг пока сдерживаем, но если московские заявятся…

В кабинете повисла тишина. Шестеренки в моей голове завертелись с бешеной скоростью. Вот попал, блин, в замес! Они все тут одна мафия. Савелий – сынок мэра, чечены, мой бывший босс… Меня отдадут черным, чтобы утихомирить город? Что делать? Потребовать адвоката? Об этом надо было думать раньше.

Внезапно все встрепенулись. Снаружи раздался низкий гул. Бравые горские крики сменились безумными воплями. БДЫЩЬ! От взрыва зазвенели стекла. Я безошибочно опознал звук подрыва РГДшки. Треск выстрелов, грохот, еще взрыв. По комнате прошлась ударная волна, встрепенув мою прическу.

– Ааааа! Что там творится?! – Следак сжался в углу, прикрывая голову руками.
– Охрана! Охрана! – орет в интерком начальник.
Побледневший прокурор отпрянул от окна, когда застучала раскатистая очередь крупнокалиберного пулемета.
Мои губы растянулись в улыбке.
– Ты! Ты знаешь! – Прокурор подскочил и принялся дергать меня за воротник. – Кто там?! Кто?!
– А это – моя лягушонка в коробчонке едет, – ответил я и, выстрелив ногами, с хрустом сломал говнюку шею.