Глава Х. Образ Локи (полностью)

Примечание: я сюда включаю и часть 3, которая была опубликована ранее, чтобы не нарушать целостность повествования.

Ф. Йонссон однажды дал следующее описание Локи: “Он желал причинить зло богам и человечеству в качестве мести за смерть Имира и за всё, что пришлось пережить великанам. Лучше всего об этом свидетельствует его имя, он существо, которое всему положит конец. Тогда всё становится совершенно ясным. Локи принадлежит к роду великанов. Своей хитростью он склонил Одина на побратимство, а своей красотой завоевал любовь богинь. Одним словом он олицетворение всего дурного и нечестивого”. 

Известный исландский учёный явно не склонен рассматривать образ Локи как результат исторического развития. Он показывает его согласно данным в источниках описаниям. Здесь сильно подчёркивается злая природа Локи, следовательно таков должен быть его исконный облик. Все его дела рассматриваются именно с этой точки зрения. Вот почему побратимство с Одином неблагоприятно: Локи коварно обманул его. Когда он сопровождает Тора, то делает это только для того, чтобы привести к погибели. Даже “Песнь о Трюме” свидетельство этого: поэт уже, вероятно, не понимал, что именно Локи украл молот, но на то, что это и была первоначальная идея, указывает эстонское предание о похищении орудия у бога грома. 

Читатель не захочет опровержения этой очень простой теории; все предыдущие главы приводят достаточно доказательств того, что это не может быть правдой. И всё же главная идея Ф. Йонссона не совсем ошибочна: он пытается найти концепцию, позволяющую описать природу Локи, не прибегая к слиянию нескольких изначально разных существ и не рассматривая разные стадии развития образа. Но было бы ошибкой опираться исключительно на негативный образ Локи, известный по поздним источникам. Если мы хотим реконструировать историю этой религиозной концепции, то не имеем права игнорировать неоспоримые противоречия образа этого бога, описанные в литературных документах разных эпох. 

Хочу вкратце подытожить наше расследование: Локи верный спутник Тора, подчинённый ему и часто помогающий мудрыми советами. Согласно “Перебранке” он в далёком прошлом стал побратимом Одина и нет никаких оснований подозревать Локи в дурных намерениях. В мифе о Тьяцци он вместе с Одином и Хёниром подвергается негативному воздействию гигантского орла. 

Это одна сторона его натуры. Но прямо противоположными являются многочисленные сказания о том, где Локи выступает непримиримым врагом богов, который ищет любой повод причинить им вред и в итоге планирует уничтожить их. Я придерживаюсь мнения, что христианское мышление во многом способствовало очернению образу этого бога, это особенно заметно в наиболее поздних источниках. Но это не значит, что Локи языческого периода был свободен от негативных черт, иначе было бы неясно, почему именно его выбрали для образа северного Сатаны. Но мы должны быть осторожны, применяя свои этические нормы к вещам, которые, возможно, вообще не связаны с концепциями добра и зла. Как я уже говорил раньше, двойственный характер Локи стоит понимать с той точки зрения, что он принадлежал как к богам, так и к демонам и стоял на границе двух сверхъестественных миров. Сами боги не всегда последовательны в своих действиях: они могут быть защитниками людей и космического порядка, но они же порой проявляют вспыльчивость, применяют отвратительные уловки и совершают совсем неблаговидные поступки. Мы находимся вне поля религиозных чувств верующих язычников, следовательно все традиции находятся на одном уровне и к ним должно применять равный критический подход. Однако в реальных верованиях всё может быть совершенно иначе. Даже для христиан Господь то Бог любви и милосердия, то Бог мести и гнева. Не имеет значения, что мы [исследователи] можем отделить образы из Ветхого Завета и Нового и рассматривать их отдельно в контексте эпох, но в мышлении верующих обе концепции присутствуют одновременно. В зависимости от обстоятельств и состояния ума может преобладать то одно представление о божестве, то другое. Но человек извне, читающий мифы, исходящие из этих различных представлений, склонен ошибочно считать, что если две противоположные идеи присутствуют одновременно, то априори имеют разное происхождение. 

Конечно, я не утверждаю, что Локи когда-либо принадлежал к сфере реальных верований. Нет никаких свидетельств существования его культа, мы ни разу не слышали о жертвоприношениях ему, нет и топонимов, которые указывали бы на места поклонения. Но это вопрос второстепенный. Есть и другие боги с подобной позицией: Хеймдалль, Хёнир, некоторые богини. Было бы опрометчиво говорить, что они тоже не пользовались почётом. Бог без культа лишь абстракция и литературная выдумка. Так может быть в случае Дага и Нотт, Форсети и Фьёргюн, но это нелегко принять в случае с богами, играющими такую важную роль в мифах, такими как Хеймдалль и Локи. Возможно этот культ носил особый частный характер или отправлялся только при особых обстоятельствах, он также мог быть частью поклонения более влиятельному божеству. Здесь догадки излишни, так что я не хочу акцентировать на этом внимание. Но я твёрдо убеждён, что такое сверхъестественное существо как Локи имело неоднозначный характер и что именно этим можно объяснить огромное разнообразие его ролей в дошедшей до нас древнескандинавской литературе. 

1 Goðafræði Norðmanna og Íslendinga p. 96. 

Связь Локи с огнём долгое время была основной среди исследователей скандинавской мифологии. Я обсуждал это в главе VIII, здесь же хочу дать несколько дополнений. В качестве любопытного примера приведу интерпретацию Э. Могка в его работе Reallexikon der germanischen Altertumskunde, [1] где можно найти много аргументов в пользу теории. Могк указывает следующее: 

1. Изначально он огненный эльф (Feueralf) и поэтому вполне независим от других. Как эльф Локи был связан с Одином, а как огненный демон с Тором. 

2. Поскольку пламя мыслится как связанное с духами, природное явление со временем развилось в конкретное сверхъестественное существо, т.е. в альва.

3. Этимология подтверждает эту точку зрения: имя Loki схоже со словом logi; Farbauti значит “жестоко ударяющий” (огонь); Laufey или “лиственный остров” значит объект, который притягивает пламя. Оба имени являются напоминанием о лесных пожарах. 

[имеется в виду от удара молнии] 

4. Локи в своём роде культурный герой, добывающий огонь для человечества, о чём говорит миф о краже Брисингамена. 

5. Локи бог молний. Бюлейст значит “громовой сполох”, Сигюн “дождевая туча”, Лофт “молния”, а Нари представляет собой холодную зиму. 

Вряд ли есть необходимость показывать хрупкость этой конструкции. Она построена исключительно на гипотезе Ольрика о Локи как о природном духе. Подробнее мы обсудим это в главе XI. Как я часто говорил, этимология совершенно бесполезна, если мы хотим объяснить природу божества, а в случае с Локи у него есть и другие имена для интерпретации. Представление о Сигюн как о дождевой туче, а о Бюлейсте как о “громовом сполохе”, любопытный пережиток старых мифологических теорий, которые почти каждое божество стремились объяснить через природное явление. В высшей степени конструктивный характер такой теории ясно виден через объяснение отношений Локи как с Тором, так и с Одином. Огненный альв это одновременно и элемент огня, и эльфийское существо: говорят, именно в этом причина того, что Локи привязался к громовержцу и повелителю богов. Но то, как именно это случилось, покрыто тьмой, и мне кажется, что это особенно интересно. Не всякое эльфийское существо имело такой блестящий успех как Локи, который стал даже побратимом Одина. Было ли это только из-за его эльфийской натуры? Я не готов принять это без дополнительных доказательств, поскольку подобное ни в коем случае не заложено в развитии изначального образа огненного эльфа. Вот что важно: если мы не можем объяснить переход из одной сферы в другую от простого огненного духа к полноценному спутнику двух из наиболее влиятельных богов пантеона, то эта теория неприемлема. 

Есть ли в самом деле в мифологической традиции какие-либо отсылки к огненной природе Локи? Во всяком случае, ничего однозначного. Его облик лосося не может быть доказательством огненной природы, как мы видели ранее. Если бы Локи однозначно фигурировал в мифах как огненный демон, мы могли бы предполагать, что лосось имеет связь с мифами об огне. Но это не было точно установлено, поскольку в скандинавской мифологии лосось мог означать что-то совершенно другое, либо не иметь значения вовсе, особенно в литературной истории о пленении Локи. Конечно, можно принять эту версию с некоторой долей вероятности, но это пример плохого метода. Признавать огненную природу лосося лишь на основании того, что в некоторых других традициях эта рыба связана с искрой огня, а затем однозначно заключать, что Локи огненный демон, не слишком корректно. 

Есть одно место в древнескандинавской литературе, которое я до этого не обсуждал. В конце “Перебранки Локи” сказано, что Локи исчез из зала Эгира после того, как произнёс следующее: 

“...пусть все, чем владеешь,

в пламени сгинет,

пусть опалит

огонь тебе спину!”

Некоторые исследователи утверждали, что здесь явное указание на то, что у Локи есть власть над огнём. [2] Ибо если бы он был водным демоном, он наверняка сказал бы, что уничтожит богов, утопив их вместе с чертогом Эгира. Это очень поверхностный вывод. Келандер на примере нескольких фольклорных преданий показал, что злобное существо может уничтожить дом с помощью поджога.[3] Конечно, он объясняет это тем, что Локи изначально был vætte, эльфийским духом. Ольрик соглашается с выводами Келандера, но трактует последние слова Локи как пророчество о Рагнарёке, в котором мир в итоге будет уничтожен огнём. [4]

Возможно, объяснение ещё проще. Локи находится в чертоге морского бога, если он хочет уничтожить его, то не сможет это сделать с помощью воды, это вряд ли произведёт впечатление на повелителя океана. Следовательно, он должен взять противоположный Эгиру элемент, т.е. огонь. Автор “Перебранки”, несомненно, чувствовал связь Локи с огнём, но это своего рода игра слов. когда он в своих последних словах говорит: leiki yfir logi. Но это не говорит об изначально равнозначных понятиях, это народная этимология. Мы также видим, как в путешествии Тора к Утгардалоки, Локи и Логи соперники. Я могу отослать читателя к моему обсуждению этого вопроса в Гл. V, §3. Это вполне очевидный результат интеллектуальных трудов исландских мифографов, которые относились к мифологическим материалом как к литературной основе и были не против аллегорических интерпретаций. Никто не может отрицать факт, что Локи в определённый период древнескандинавской традиции был связан с идеей logi, но, насколько я вижу, нет и существенных доказательств того, что у изначального значения его имени было что-то общее с огнём. [5] 

Тогда почему бы не попробовать стихию в о д ы? Во второй главе я упомянул точку зрения Визена, который действительно считал Локи, связанным с этим элементом, и привёл в качестве аргумента этимологию имени Фенрира. Аксель Ольрик собрал весь материал, который мог бы указать на это, и обращает наше внимание на следующие факты: 1. миф об Андвари, где Локи убивает выдру и ловит щуку в водопаде; 2. изобретение рыболовной сети; 3. облик лосося для побега от богов; 4. облик тюленя в битве с Хеймдаллем; 5. фарерская сказка, где он повелитель рыб.[6] Но всё же Ольрик не решается сделать окончательный вывод о том, что Локи мог быть водным божеством. После рассмотрения в предыдущих главах мифов и фарерских сказаний, где Локи, как может показаться, действительно имел некоторую склонность к воде, не может не быть очевидным, что такие выводы слишком шаткие, чтобы строить подобные теории. От того, что Локи принимает форму рыбы, он не становится богом воды, как от того, что летает в оперении Фрейи или в облике насекомого, не делается богом воздуха. Не имеет никакого значения, что фламандский дух Клудде тоже проявляет некоторые черты, которые указывают на связь с водой. Мисс Грас,[7] подчёркивающая этот аргумент, забывает, что в основе отождествления Локи и Лоддера-Клудде лежит лишь предполагаемое этимологическое соответствие имён Lodder и Loður, и то в образе последнего, как мы знаем из скандинавской традиции, ничто не указывает на связь с водой. Даже если бы мы действительно могли предположить, что на основании пары примеров Локи в некоторых случаях имел черты водного бога, было бы невозможно объяснить его сложную личность только с этой точки зрения, нам пришлось бы искать другие оригинальные черты, с помощью которых можно было бы понять оставшиеся мифы, т.е. большинство из них. 

Теории о богах как о явлениях природы сейчас не приветствуют с таким же доверием, как четверть века назад. Мы пришли к пониманию, что создавая сверхъестественный мир, человек хотел создать трансцендентальное соответствие согласно своим потребностям и интересам. Боги не результат созерцания вселенной, а помощники и товарищи высшего порядка во время бед и трудов земной жизни. Поскольку эта жизнь зависит от сил природы и их проявлений, представления такого рода могут войти в религиозные концепции. Если люди верят в бога огня, то только потому, что необходимость и польза его присутствовала в сознании верующих. Процесс добывания огня, методы контроля и опасность, исходящая от него, вынуждали человечество подчиняться правилам и действиям, чтобы получить желаемый эффект. Отношение людей к огню хотя и было практичным по своему назначению, оно же подкреплялось магическими практиками и религиозными концепциями. Из-за этого чрезвычайно трудно, особенно в более сложной и изощрённой религии, провести грань между верой в огонь как элемент природы и религиозным отношением к одной из самых важных человеческих потребностей. В большинстве случаев огонь не субъект, а объект. Его надо приобрести и после возжигания в очаге с ним следует обращаться осторожно. Огонь сам по себе не божество, но легко представить его божественное происхождение. 

1 Vol. III, p. 162 sqq.

2 F.e. Wisen, Oden och Loke p. 69; A. Koch, Indogerm. Forschungen X, p. 90 sqq.; Herrmann, Nordische Mythologie p. 409; E. H. Meyer, Germanische Mythologie p. 278. 

3 L.c. p. 78—80. 

4 Festskrift Feilberg p. 567 note 2; cf. also Gering-Sijmons, Edda Kommentar ad Lokasenna 65. 

5 В качестве забавного примера объяснений природы Локи, не имеющих под собой какого бы то ни было реального основания из существующих традиций, хочу привести пример из книги Л. фон Шрёдера “Mysterium und Mimus im Rigveda” стр. 219: “Локи огонь в печи, совершенно стихийный и демонический, это опасная стихия, за которой необходимо следить и усмирять. Локи также и Солнце, поскольку оно светится и горит, опаляет своим зноем, иссушает воду, это его стихийная природа, свет его мучителен и губителен для людей и растений. С другой стороны Брисингамен – Солнце, сияющее как великолепный драгоценный камень небесной богини, восхищая богов и людей своей возвышенной красотой, и в то же время это огонь, пылающий на празднике солнцестояния, он представляет Солнце как священный и благородный символ, приветствует и укрепляет его силу на восходе. Вот почему Брисингамен в известном смысле ближе к Аполлону и Агни, а не к злобному Локи...” Вряд ли есть необходимость критиковать эти прекрасные сентенции, где слишком часто используются слова “hehr” [величественный, возвышенный] и “heilig” [святой, праведный]. Огонь очага не демонический и не опасный, он полезен человечеству. И что общего у Локи с палящим солнцем мне решительно непонятно. 

6 Festskrift Feilberg p. 569. 

7 L.c. p. 123.

В своей статье о тевтонском боге неба Р. Мух [1] считает, что имя Локи восходит к глаголу lukan (“закрывать/запирать”) и полагает, что это слово, которому также родственно loca (“тюрьма”), могло первоначально означать подземное место наказания, которое было отдельной частью мира мёртвых. Локи мог бы быть его правителем как первый и самый важный из тех, кого туда низвергли. Этот образ Локи, конечно, всего лишь Люцифер в скандинавском обличии. Если Мух утверждает, что эта идея развилась вне зависимости от иностранного влияния, то принять её непросто, и это не отменяет того, что Локи в таком случае чужероден для скандинавской религиозной системы. 

Однако, указания на хтонический облик Локи хоть и скудны, но не лишены оснований. В “Речах Многомудрого” упоминается оружие, которым можно убить волшебную птицу Видофнира, и зовётся оно Лэватейн. В стр. 26 говорится: 

«Зовут Лэватейн,

сделанный Лофтом,

выкованный за вратами смерти;

в ларе железном

у Синмары лежит

на девяти крепких запорах»

Загадок в этой строфе почти столько же, сколько имён собственных. Мы не знаем точных значений ни имени Sinmara, ни названия Lævateinn, ни названия сундука Sægiárn. Возможно это поэтические эпитеты поздних времён. Но ясно, что Лофт действительно выковал это грозное оружие, он сделал это с помощью магических рун, находясь за оградой Подземного мира. Пожалуй, нечему удивляться, что Локи или Лофт находится в мире мёртвых, неожиданно то, что он куёт оружие и пользуется магическими рунами. Келандер прав, когда говорит, что эти качества соответствуют характеру эльфийского существа, хотя из этого и не следует, что Локи можно причислить к альвам только на основании этого. [2] Лофт в этой строфе представлен как карлик, вероятно автор поэмы имел подобные представления на бога, поскольку там же в стр. 34 он упоминает Локи как строителя дворца Менглёд, перечисляя его наряду с другими строителями (Деллинг, Ори, Вар и т.д.)*.[3] Поэтому мы можем задаться вопросом, насколько это соотносится с оригинальной традицией. Строка, например Uni ok In, Ori ok Bari производит впечатление фонетической игры, а не имеет реальную мифологическую основу. Такие перечни имён, которые мы встречаем, например, в Эдде Снорри лишь отчасти содержат подлинный мифологический материал, изобретательный ум мифографов и поэтов, несомненно, многое добавил от себя. Локи, о котором в “Пряди о Сёрли” говорится, что он был ekki mikill voxtum [невысок ростом], был связан с эльфийскими существами, хотя изначально к ним не принадлежал. Но он был умным духом, склонным к озорству и проказам, он противостоял как богам, так и великанам, этого могло быть достаточно, чтобы сравнить его с гномами или иными эльфийскими созданиями. Описание в “Пряди о Сёрли” может рассматриваться как результат более позднего развития образа, что во всяком случае не является свидетельством о глубокой древности этой концепции. Но эта идея была на виду: если мы думаем о не слишком умном великане Торе с его огромным телом и силой, мы легко можем понять, что проницательный Локи, мелкий и ловкий, полная противоположность громовержца, мог представляться небольшого роста, но очень умным. 

Строфа из “Речей Многомудрого” не даёт убедительных доказательств образа Локи как демона смерти, как хочет убедить нас Шонинг. [4] Содержание её крайне подозрительно и более того, как отмечал фон Сюдов в своей работе о великанах, [5] в поэме говорится только о том, что Локи сделал оружие в Подземном мире, но не о том, что он имел обыкновение жить там. Вероятно, фраза о том, что Лофт выковал Лэватейн за вратами смерти, призвана внушить ужас перед этим оружием.

То же можно сказать о стр. 23 “Перебранки Локи”, где Один говорит: 

“…ты под землей

сидел восемь зим,

доил там коров,

рожал там детей,

ты — муж женовидный…” 

Если принять это за намёк на подлинный миф, мы не знаем о нём ничего кроме этих строк и не можем чётко описать образ Локи в нём, зная лишь то, что он был женщиной и доил коров в Подземном мире. [6] Вряд ли в этом случае его можно было бы считать хтоническим существом – Локи здесь совершил позорный поступок, доя коров в образе женщины, не из-за этого ли он скрылся под землёй, чтобы скрыть позор? 

Однако нельзя отрицать, что в языческой мифологии определённо была связь между Локи и Миром мёртвых. Мы знаем, что Хель зовут его дочерью, а это возможно лишь в том случае, если люди изначально видели в Локи хтоническое божество. Возможно то же можно сказать об Утгарда-Локи, т.е. Локи из Утгарда, мира за пределами населённого людьми. Но неясно, какими изначально были отношения между Локи и Утгарда-Локи. Последний может быть порождением более поздних времён, а его имя может указывать на его противоположность настоящему Локи. Утгарда-Локи принадлежит царству троллей и великанов, а не Смерти. С другой стороны, имя Локи может быть сокращённой формой от Утгарда-Локи, поэтому изначально они были идентичны. Мне трудно сделать выбор между этими концепциями, не приняв совершенно произвольного решения. Я склонен считать Утгарда-Локи формой Локи в его особой функции повелителя демонического мира, но в то же время убеждён, что это результат позднего христианского влияния, из-за которого развились представления об аде как о месте пыток и мучений. Древнегерманская религия, видимо, имела иные представления об этом месте, а сама богиня Хель лишь олицетворение подземной пещеры, где собирались мёртвые, когда им приходилось совершать troða helveg [путь в Хель]. 

Из всего этого очевидно, что в самой сути Локи должны были быть элементы, которые привели к такому развитию образа. Его тесная связь с Одином, выраженная в побратимстве, может быть объяснена через принадлежность обоих к Подземному миру. Но тогда мы не можем следовать аргументам Хильдинга Келандера о том, что связь Локи и Хель следствие того, что он является духом, который в древнескандинавских источниках фигурирует под названием альв. И здесь поздние народные представления путаются с языческой мифологией. Альв в древнескандинавских источниках это не проказливый дух народных сказок и не хитроумный кузнец средневековых романов, а дух мёртвых, тесно связанный с оплодотворяющими силами в недрах земли. [7] Но от доброжелательного полубога типа Олава Гейрстад-Альва или Барда Аса Снежной Горы до трикстера Локи, каким он предстаёт в источниках, очень далеко.

Мы приходим к выводу, который является лишь предварительным. Нет никаких сомнений в связи Локи и Подземного мира, но те скудные сведения, которые у нас есть, не позволяют нам понять её природу. 

1 Der germanische Himmelsgott p. 57. 

2 L.c. p. 120. 

3 Эти имена встречаются в “Прорицании Вёльвы” и “Перечне имён” в Эдде снорри. 

4 Dødsriger i nordisk hedentro p. 40. 

5 Jattarna p. 16. 

6 Я принимаю трактовку kyr molkandi как “доящего”, а не как “доильную корову”. (ср. Gering-Sijmons, Edda-Commentar I, p. 288), похожее мы находим в первой песни о Хельги Убийце Хундинга, стр. 43: þa er þu Gullnis geitr molkaðir (cf. E. .1. Kock, NN § 10). 

7 См. мою статью “Van Alven en Elfen” в (Dutch) Tijdschrift voor Volkskunde XXXVI (1931) p. 3—30. 

*В переводе Свириденко действительно мы можем видеть такой момент в стр. 34:

Уни и Ири, Вэгдразиль и Яри,

Барри и Деллингр и Вар,

Дори мостил его, Ори мостил его,

Локи лукавый мостил.

Примечание взято оттуда же: (34) Из асов, таким образом, участвовал в постройке двора только Локи; Деллингра иногда тоже причисляют к асам. Остальные имена — имена карлов. Все ответы Фйольсвидра относятся, опять-таки, не только к устройству чертога Мэнглод, но и к тайнам устроения Вселенной. Локи в данном случае — представитель Хаоса. С.

В строфе “Перебранки Локи”, упомянутой в прошлом параграфе, мы находим больше строк, которые были отвергнуты некоторыми исследователями как поздняя вставка: 

“...рожал там детей,

ты — муж женовидный…” 

Может быть эти строки изначально не принадлежат поэме, но их содержание вполне соответствует мнению автору “Перебранки”, поскольку он упоминает схожее оскорбление в стр. 33, которое произносит Ньёрд: 

“...хуже, что ас

женовидный, рожавший,

на пир наш пришел…”

Возмутительно оскорбление ergi подтверждается мифом о рождении Слейпнира, рассказанным в истории о великане строителе. Также в “Песни о Хюндле” стр. 40 говорится: 

“...а Слейпнир — сын Локи

от Свадильфари…”

Смутное воспоминание об этом мифе до сих пор сохранилось в фарерской народной традиции, согласно которой сам Локи признавался, что претерпел различные превращения, но худший пережитый им опыт был, когда он стал кобылой и забеременел от Грани. [1] 

Важно, что то же самое говорится об Одине. Локи отвечает ему в стр. 24 аналогичным оскорблением:

“А ты, я слышал,

на острове Самсей

бил в барабан,

средь людей колдовал,

как делают ведьмы, —

ты — муж женовидный…”

Один, бродящий среди людей в образе ведьмы и творящий позорное колдовство, ничем не лучше Локи и, возможно, нам следует прислушаться к совету Фригг из следующей строфы: 

“К чему говорить

о прежних делах,

о том, что свершали

вы, двое асов,

в давнее время;

что старое трогать!”

Само собой, эти мотивы слишком важны, чтобы обойти их молчанием. Превращение этих богов в женщин неоспоримый факт. Само по себе оно, по видимому, не является несовместимым с уважением, подобающим верховному божеству, ведь сам Один практикует это. Тем не менее, это не тот поступок, который приносит честь. Как только возникает желание подозревать бога в отвратительных преступлениях, это можно объяснить in malam partem. 

Как уже писал Аксель Ольрик, [2] самый важный из этих мифов, рассказ о рождении Слейпнира, не обязательно представляет Локи злым богом, здесь он обманщик тролля. Но, как я пытался доказать, возможно изначально этот миф существовал отдельно от мифа о строителе, и потому нам остаётся только принять во внимание тот факт, что Локи родил Слейпнира от Свадильфари. Но то, что этот миф изначально языческий, вызывает определённый сомнения. [3] Каарле Крон склонен [4] признать христианское влияние и обращает внимание на финскую сказку о Лемминкяйнене, который с презрением относится к слепцу за то, что тот вступил в сношение с кобылой, а в народных поверьях лошадь тесно связана с дьяволом. Но этих параллелей недостаточно, чтобы доказать, что миф о Слейпнире адаптация христианской легенды. Обилие имён собственных не доказывает обратное, ибо более поздние мифографы особенно либеральны в их придумывании. Но если Слейпнир как конь Одина это изначально конь смерти, то вовсе неудивительно, что должен быть миф о его рождении и неправильно было бы исключать в этом роль Локи. Вместе с другими проявлениями его ergi, миф о рождении Слейпнира может содержать крупицу истины о натуре Локи, что может быть полезным для нашего исследования. 

Наконец, мы можем добавить ещё несколько свидетельств о женской природе Локи. В мифе о Бальдре он дважды выступает в роли женщины: в первый раз, когда спрашивает Фригг о тайне неуязвимости Бальдра, во второй, когда в образе Тёкк не даёт Бальдру вернуться из мира Хель. Эти истории показывают нам Локи в той же ситуации, только менее жестокой, чем в эпизоде с беременностью под землёй. Это мы видим снова в неясной 41 строфе из “Песни о Хюндле”: 

Найдя на костре

полусгоревшее [5]

женщины сердце,

съел его Локи;

так Лофт зачал

от женщины злой;

отсюда пошли

все ведьмы на свете.

Эта строфа более поздняя относительно развития образа Локи, здесь он создатель всех злых существ и низведён до роли языческого дьявола. Однако, насколько плохо автор понимал действительный смысл мифических представлений, видно из следующей строфы, где рождение Фенрира и Слейпнира представлено как одинаково дурное деяние. Хотя текст песни носит сомнительный характер, сам миф, на который он указывает, нельзя так просто отбросить в сторону. Рейхборн-Кеннеруд говорит об этой истории, что она не имеет аналогов в скандинавских традиций, [6] но это не значит, что она не имеет аутентичного скандинавского происхождения. Аксель Ольрик упоминал литовскую сказку, в которой девушка съедает сердце сожжённого отшельника, а через два часа рожает чудесного мальчика, который тут же просит запрячь в карету лошадей. [7] Ольрик считает, что сходство между этой сказкой и “Песней о Хюндле” столь велико – сердце остаётся целым, хотя тело сожжено; когда его едят, от него беременеют; рождённый ребёнок проявляет те же качества, что и обладатель сердца – что он чувствует себя обязанным предположить между ними некую связь. История из эддической песни не теряет своей загадочности, если рассматривать её как пересказ популярной сказки из Восточной Европы. Но для такого предположения нет доказательств. Напротив, тот факт, что в литовской сказке сердце проглатывает девушка, а в скандинавской истории это делает Локи, показывает, что между ними есть существенные различия как по смыслу, так и по факту того, что мотив беременности от проглоченного предмета встречается по всему миру. Сердце это вместилище жизни, так что при желании перенять качества его владельца нет ничего проще, чем съесть его. Так сделал Сигурд, когда съел сердце дракона и обрёл знание птичьего языка. Вера в то, что можно забеременеть, съев какой-то плод, предмет, часть животного или что-то ещё, не нуждается в иллюстрировании примерами, поскольку они есть в каждом сборнике сказок. В огромном количестве таких историй беременность наступает от употребления в пищу рыбы. Яркий тому пример история Туана мак Карелла, который превратился в оленя, кабана, стервятника и рыбу, в рыбьем облике он был съеден женщиной и переродился ребёнком. [8][9] Ольрик продолжает развивать мысль в этом направлении, когда проглатывание такого важного органа как сердце имеет тот же эффект. Лапландский колдун, который согласно норвежскому сказанию [10] желал съесть сердца девятерых человек, чтобы обрести вечную жизнь и умение становиться невидимым, очевидно руководствовался теми же представлениями. Во всём мире существует убеждение, что при поедании сердца или другого важного органа человека или животного можно заполучить присущие ему качества. Поэтому неразумно есть сердце зайца тем, кто желает обрести храбрость, куда полезнее проглотить сердце медведя, льва или поверженного врага.

Но если допустить эту версию, факт остаётся фактом: сердце ведьмы наполовину сожжено, что удивительно схоже с литовской сказкой. Тем не менее я не верю, что это даёт нам право выводить истоки древнескандинавского мифа из народной традиции Восточной Европы. Ведьм и других отвратительных существ нужно было сжигать, если люди хотели от них избавиться, именно тем же способом уничтожали драугов. Легко могла возникнуть идея, что сердце, как главный орган и вместилище психических качеств, уничтожить сложнее всего, если его владелец исключительно одарён и хитёр. Сердце ведьмы поэт называет hugstein и, возможно, хотел выразить этим кеннингом то, что оно твёрже камня и даже огонь не способен ему навредить. Стоит ли тогда привлекать к исследованию позднюю балтийскую народную сказку, чтобы объяснить мотив, который и так мог легко возникнуть на основе самой скандинавской веры? Для установления связей между двумя традициями из разных мест и временных периодов недостаточно пары совпадений, особенно, если они касаются представлений, распространённых по всему миру. 

Хотя я и придерживаюсь мнения, что строфа “Песни о Хюндле” в конечном итоге может восходить к народным скандинавским верованиям, я не хочу делать вывод, что она является остатком подлинного языческого мифа. Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт. Возможно, безопаснее всего исключить этот пункт из нашей аргументации и считать чистой выдумкой, направленной на подтверждение злой натуры Локи. 

Превращение Локи в женщину и его беременность можно рассматривать как часть ранней стадии скандинавской религии, хотя в конечном итоге это и могло развиться в оскорбительные сюжеты об этом крайне скомпрометированном боге. Тот факт, что это касается и Одина, делает правдоподобным вывод о том, что мы касаемся очень древней части религиозных воззрений, где связь между Локи и Одином была куда более тесной.

Можно предложить два варианта решения проблемы. Ольрик уже сравнил повествование Тацита о Туисто, тевтонском создателе человечества. Общепринято считать, что он имел двуполую природу. [11] Ту же концепцию мы находим в древнескандинавском мифе об Имире, описанным Снорри в “Видении Гюльви”. Пока он спал, из пота под его правой рукой появились первые люди, а от трения ног родились хримтурсы. Индийский Яма и иранские Йима и Зерван тоже гермафродиты, аналогичные примеры можно привести и в других религиях. Поэтому становится возможным отнести Локи к этой группе богов, но есть серьёзное препятствие: скандинавская религия даёт первобытному двуполому существу имя Имир, а то, что эта концепция уходит  корнями глубоко в древность, подтверждено неоспоримой лингвистической связью между именами Имира (Ymir) и Ямы (Yama). Можно ли тогда отвести Локи место рядом с Имиром? 

Но есть и другие категории двуполых божеств, в основном связанных с плодовитостью. На Кипре была статуя Венеры Барбаты, которую Аристофан назвал Афродитоном. Мы слышим о божестве Луне, которому приносили жертвы мужчины, переодетые в женскую одежду, а женщины в мужскую. Нам также напоминают об Ахофории в Афинах, где избранных мальчиков наряжали в девушек и учили подражать женскому голосу и походке. [12] В Индии мы встречаем божественную пару Шивы и Кали, которые иногда представлены в едином образе как ардханаришвара. [13]

Эти представления были известны германцам. Тацит рассказывает о культе братьев Алки среди нахарнавалов, восточногерманского племени, обряды проводил жрец muliebri ornatu. Скандинавский бог Ньёрд, возможно, имеет те же черты, поскольку по утверждениям Тацита среди германцев на Кимврийском полуострове чтили богиню Нерту. [14] Нет сомнений в том, что германцам была известна концепция двуполых божеств плодородия в виде бога и богини близнецов. Когда Юнгер утверждает, [15] что среди скандинавов божество гермафродит не могло играть значимой роли, поскольку быть эрги одно из самых отвратительных преступлений, он не принимает в достаточной степени во внимание, с каким ужасом Грамматик описывает жертвоприношение в Упсале, известное как “effeminatos corporum motus scenicosque mimorum plausus ac mollia nolarum crepitacula”*. [16] Более того, в религиозных практиках некоторых народов разрешены и настоятельно рекомендованы вещи, которые в обычное время категорически запрещены как нравственные извращения. Отвращение к эрги не исключает того, что в культе божества плодородия могло и не быть смены пола. Сама идея о божестве, имеющего одновременно мужской и женский пол, не указывает на моральную извращённость. Сама Земля весной является женской, а осенью мужской, как заметил Андре Жолле в своей очень интересной статье о смене пола. [17][18] Что же тогда больше соответствует этому, как не бог растительности, имеющий двойственный характер? 

Можем ли тогда согласиться с тезисом Ф.Р. Шрёдера, [18] что Локи действительно был богом растительности и имел двуполую природу изначально? Мне кажется, в такой форме это утверждение слишком категорично, но мы должны оставить допущение, что Локи в какой-то период исторического развития скандинавских религиозных представлений о нём проявил особые черты, напоминающие о демонах растительности, но мы были бы слишком опрометчивы, если бы в своём заключении зашли настолько далеко, чтобы прямо назвать Локи гермафродитным богом плодородия.

1 H.C. Lyngbye, Færøiske Qvæder om Sigurd Fofnersbane og 

hans æt (Randers 1822) p. 21 note; communication of Pastor Schrøter. 

2 Festskrift Feilberg p. 559. 

3 F. Jonsson, Goðafræði p. 91 указывает на более позднее происхождение. 

4 Ubersieht über einige Resultate der Märchenforschung, FF-Comm. No. 96, p. 120—121. 

5 Первая строка, похоже, так или иначе искажена. Х. Пиппинг (Studier i Nordisk Filologi XVIII, 4 p. 46—52)  предлагает следующую поправку: Ioks af hiarta iviðu brendu, это действительно гениальная догадка, но её невозможно доказать.

6 Vår gamle trolldomsmedisin (Skrifter utgitt av Det norske Videnskaps-Akademi i Oslo, Hist.-Filos. Klasse 1927 No. 6) p. 24. 

7 Festskrift Feilberg p. 556 ff.; Мисс Грас l.c. p. 119 повторяет аргументы Ольрика, добавив лишь несколько поверхностных замечаний.

8 Cf. Bächtold-Stäubli, Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens II, col. 1032; Bolte-Polivka, Anmerkungen I, p. 544—545. 

9 D'Arbois de Jubainville, Le cycle mythologique irlandais p. 57. В Ирландии также ходили истории о женщинах, которые беременели, проглотив червей вместе с водой. См. MacCulloch, Celtic Mythology p. 140. 

10 Cf. Reichborn-Kjennerud 1. c. 

11 K. Müllenhoff, Deutsche Altertumskunde IV, p. 113. 

12 Farnell, The Cults of the Greek States II, p. 628 sqq. 

13 Sten Konow in the Festskrift Kjaer p. 58. 

14 Что касается богини Нерты, я могу сослаться на свои замечания к статье FFComm. No. 94, p. 37 и примечания 84, где подчёркиваю тот факт, что имя Нерта-Ньёрд означает бога-мужчину, что не исключает его двуполости, точно так же как факт того, что Венера Барбата носит женское имя, но в то же время является мужчиной. 

15 Gudinnan Frigg och Als härad p. 234. 

16 Lib. VI, edition Olrik-Rader I, p. 154. 

17 Geschlechtswechsel in Literatur und Volkskunde, Schriftenreihe der Societat »Jocosia» zu Leipzig, Heft 5, p. 160. 

18 Germanentum und Hellenismus, p. 115 sq. 

*”...женоподобные движения тел, театральные кривляния мимов и потрескивание погремушек…”

Хотя семейство скандинавских богов не безупречно в моральном отношении, Локи производит неблагоприятное впечатление, из-за чего среди других божеств находится в несколько изолированном положении. Разумеется, дьявольский образ Локи развился под влиянием христианства, где представление о противнике Бога и вечном враге человечества было так распространено, что не могло не привлечь такую фигуру как Локи, о котором и так ходили дурные слухи. Но даже во времена, когда христианское влияние было незначительным, он уже был связан с такими зловещими созданиями как Хель и Фенрир. 

Мифы представляют его главным образом как злодея. Я попытался продемонстрировать в § VII, 2, что его удивительно колеблющаяся между демоническим и божественным позиция не ставит его на роль прямого противника Асов. Во многих мифах он является спутником богов, способным вовлечь их в конфликт с троллями, но неизменно обязанным исправить совершённое им зло. Виды дурных поступков различаются. Как один из главных противников в Рагнарёке Локи проявляет наихудшие черты, а когда он передаёт Идунн в лапы великана, оставив богов без молодильных яблок, то причиняет им огромное зло. С другой стороны, отстричь волосы Сив, обмануть бедного карлика Брокка или украсть украшение у Фрейи это скорее проделки непослушного мальчишки, чем демона. 

Если мы назовём его вором и обманщиком, у нас есть масса материалов, которые только подтвердят это. Но я думаю, что лучше дать определение, как это сделал МакКуллок: он был воплощением трикстера, столь распространённого во всех состояниях общества, чьё злодеяние приносила больше вреда ему самому, чем другим. [1] Я не хочу рассматривать это как изначальную концепцию, на основе которой был разработан столь сложный образ Локи, но это вполне можно считать центральной точкой, от которой исходят все остальные взгляды на него. Или, возможно, нам стоит выбрать другое сравнение, которое предложил профессор Андре Жолле во время нашего с ним разговора об этом: мифическое предание о Локи производит впечатление воронки, которая способна вместить непомерное количество сказаний и идей. Вероятно Локи обладал огромной притягательной силой, раз вокруг него столько мифов и фольклорных историй, но магнитом, который привлекал внимание людей, и была его натура трикстера.

Если мы хотим объяснить религиозный феномен, который в древнескандинавской традиции носит имя Локи, мы должны начать с этой характеристики коварного хулигана. Она не может быть дополнительным элементом, она должна составлять суть концепции. Более того, возможно нам придётся искать объяснение его двуполой природы через натуру трикстера. Однако скандинавская традиция не даёт нам ключей для решения этой проблемы, а значит нужно искать дополнительную информацию в других областях научных исследований, т.е. в этнологии и фольклоре. 

1 J. A. MacCulloch, Eddie Mythology (Boston 1930) p. 149.

Ян де Фрис, "Проблема Локи", 1932

Перевод: Лофтрун