КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Страшные русские сказки. Глава 8
– Беда, барин, просыпайтесь! – крепкий бородатый мужик в чистой серой рубахе и коротких домотканых штанах, подвязанных черным кушаком, энергично тряс за плечо храпящего Фёдора Белова. – Да, просыпайтесь же, Фёдор Иннокентьевич, кикимора вас раздери!
– Чего ты ко мне привязался Егорыч? Рань-то какая! Дай поспать! – едва открыв сонные глаза, стал возмущаться Белов. – Только два часа как уснул! Сам же знаешь, что я на оборотня охотился – два дня не спал. Чего тормошишь меня? Какая беда? Поросята из свинарника сбежали? Или Дашка своей игрой на скрипке всех из дому снова разогнала, включая бедную тётушку?
– Тётушка ваша в Париж уехала, – на секунду задумался мужик и вновь принялся неумолимо трясти молодого человека. – Просыпайтесь! С Петром, братом вашим, беда приключилась. И с бабой евоной. С колдуньей энтой, прости меня пресвятая Богородица, Марией!
– А ну-ка рассказывай всё по порядку, – Фёдор резко сел на кровати и схватился рукой за резную шифоньерку, стоящую рядом, чтоб не свалиться.
Вследствие полученного вчера ночью мощного удара в голову от полуживого оборотня, у Фёдора до сих пор всё плыло перед глазами. Благо хоть удар по касательной прошёл, иначе один из братьев Беловых уже бы с предками на том свете общался. Небрежно наложенная повязка съехала с большой, налитой кровью шишки, и молодой человек отшвырнул её в сторону, посчитав бесполезной.
– Беда случилась, Фёдор Иннокентьевич. Ой, простите, вы же велели вас Федей, как в детстве звать. Но тётка ваша бранится, когда не по имени-отчеству вас величаю, барином приказывает называть, – теперь Егорыч виновато мялся у кровати Белова и нервно мял в руках синюю холщовую шапку.
– Да говори ты уже, не тяни. Петька на плёвое дело с тобой отправился. Покойника, докучающего крестьянам в Нижней Тополинке, умиротворить. Потом вроде как к Марии собирался после работы, а ты вернуться в имение должен был, – собрался с мыслями Фёдор, зная манеру брата разыгрывать его. – Какая беда? Неужто Мария его на себе поженила?
– Да какие там свадьбы, барин, – возбужденно забормотал Егорыч, не переставая душить несчастную шапку. – Дело и вправду плёвое было, мертвяка они вдвоём с Марией мигом прогнали, а потом…
– А как Мария там оказалась? Что за ерунда! – взволновался и вспыхнул Белов, вспоминая добрые деньки в ведьминой избе, после трёпки, заданной ему призрачными медведями.
Брат тогда уехал на несколько дней по делам, оставив раненого родственника на попечении Марии. Тут у них любовь и случилась. Но быстро и остыла. После этого и сама прекрасная ведьма металась между обоими парнями, не зная кого выбрать и как не обидеть соперника. Однако с течением времени, сосредоточила своё непобедимое женское очарование на Петре, после того как застала Фёдора пьяным в обнимку с ядреной полуголой девицей, отмечающего в кабаке удачную охоту на волка-людоеда. Формальный повод был найден, и девушка, наконец, разрешила для себя сердечную проблему, хотя Пётр, как и брат, тоже, порой, не гнушался случайных связей.
Расстаться-то расстались, но у обоих: и у Фёдора, и у Марии, на душе осталась некая недосказанность. Они старательно прятали взгляд друг от друга, когда судьба сводила их в очередном деле. А учитывая, что ведьма немало помогала Беловым в борьбе с нечистью, пересекались они довольно часто. И сердце отвергнутого князя каждый раз предательски сжималось и ёкало. Потому сейчас, после слов Егорыча о беде, Фёдор одинаково распереживался за них обоих.
– Ещё раз говорю, рассказывай все по порядку, покуда одеваюсь и собираюсь. Поедем прямо сейчас туда, – вскочил Белов и заметался по комнате, натягивая одежду и распихивая по карманам нужные вещицы. – Ты чего убёг-то оттуда, ежели беда приключилась? Помощь им отправил? Живые они, Петька и Машка?
– А как же – отправил. Целую полицейскую исполнительную команду отправил, как указано в бумаге, губернатором вам подаренной. Да только пользы с этих помощников, как с козла молока, – отчитался мужик, наконец, нахлобучив мятую шапку на патлатую шевелюру. – Не найдут никого они. Да и нам спешка не нужна. Нам бы с кем знающим посоветоваться. Дело-то такое – непонятное. Стой, не мельтеши, Федя. Дай с мыслями собраться.
Белов послушно остановился посреди комнаты, выказывая безграничное внимание вспоминающему недавние события Егорычу. Мужик уселся прямо на смятую кровать хозяина имения и начал свой рассказ:
– Прибыли мы с Петром в Тополинку на усталых лошадях, как раз к вчерашнему вечеру. Чтобы ночи долго не ждать и покойничка, народ тревожащего, по-быстрому отвадить. Походили по селу, поспрошали. Людишки там, стало быть, запуганные. Даже здоровые мужики, богатырски сложенные, и те по углам испуганно жмутся. Говорят, мертвяки не впервой у них под селом появляются, детей и пьяных утаскивать норовят. Мужики, завидев нечисть в последний раз, попа позвали. Ну, приехал поп на повозке – неживого увидел и дёру дал. А до мертвяка за год и упыри хаживали, и чёрные птицы-лебеди налетали, что детей уносят. И до того года, каждые лет пять, неприятности учинялись, покуда самые дряхлые помнят.
Говорю я Петру: «Слышь, барин, что-то тут дело нечистое и опасное чрезвычайно. Не могёт в одном месте, без весьма серьёзной причины, такая толпа нечисти людей тревожить и так долго хозяйничать. Надобно разобраться и братца вашего позвать, а ещё лучше – тётушку из Парижа дождаться и совета просить».
Смотрю, Пётр Иннокентьевич призадумался, мысль мою, светлую, в голове крутит. Уразумел и даже на лошадь обратно взбираться стал – за помощью родственной в имение ехать собрался. И тут – на тебе! Девка эта непутевая, ведьма рыжая, заявилась! С лошади, как гусар, по-молодецки спрыгнула и к Петру обниматься побежала. Ох, и не люблю я её, окаянную! Была бы моя воля, я бы эту су…
– Не отвлекайся, Егорыч, – перебил его Фёдор, зная неприязнь рассказчика к Марии и то, как долго он может её поносить, ни разу не повторяясь в самых изощренных ругательствах.
– Ага. Дальше вот что было, – продолжил, слегка поостыв, Егорыч. – Погост от края Тополинки саженях в ста, на пригорке. Виден из села, как на ладони. Место мрачное, постылое. Леса вокруг погоста почти нет, трава низкая, квёлая, пожелтевшая вся. А на дворе и близко осень ещё не наступила, чтоб трава желтела и сохла. Ох, чуяло моё сердце, неладное. Мария, значит, Петра за руку схватила и потащила его в последнюю избу, заваленную и нежилую. На меня прицыкнула, чтобы я факелы и светильники приготовил, а потом снаружи сторожил мертвяка, как он с погоста начнет к селу спускаться. Меня, стало быть, на страже поставили, а сами в избу юркнули – хихикают там, обжимаются. Ну, прям отроки несмышленые, а не серьёзные люди на опасном деле. Сижу я, на завалинке, возню их слушаю, да нежить ожидаю. Луна поднялась, да яркая такая, что видно как днем. Долго я сидел. Закурить захотел, уже кисет достал. Гляжу – идёт, родимый, в нашу сторону: покачивается, на одну ногу припадает, голова как у куклы тряпичной болтается при каждом шаге. Эхма, не первый раз, Егорыч с вами на дело ходит, а страшно мне стало. Покойничек-то не простой – не обычная гниль поганая, которую едва вилами ткнешь, разваливается. А почти целёхонький, шустрый. Он светом голубым заискрил, как только полпути к избе прошел. Ну точь-в-точь, как те волки, которые на вас напали, когда вы с братцем и со мной на лешего ходили. Помните, барин?
– Помню, – подтвердил Фёдор, сообразив, к чему клонит собеседник. – Тогда леший на нас волков натравил, едва отбились. Каждым волчьим движением ловко управлял. Впрочем, дело тогда миром обошлось. Даже пару штуковин интересных у лешего сменяли.
– А тут не обошлось! – рассердился вдруг Егорыч. – Кликнул я Петра – выскочили они с девкой из избы, взъерошенные, полуодетые. Петька с саблей, ведьма с посохом своим, дьявольским. По факелу схватили и рванули к мертвецу. Соревнование, значит, устроили, кто первый укокошит нежить. И вот тут началось странное. Труп от них наутек пустился, да с такой скоростью, будто конь галопом скачет. Сроду не видал, чтобы мертвяки так бегали. Мышцы-то у них гнилые, того гляди разорвутся. Бродят они медленно, обычно только слабых, застывших со страху или пьяных схватить могут. Машка с Петром за ним побежали. Я едва поспевал – не угонишься за молодежью.
Так мы до самого погоста дружно и добежали. Труп в провал в земле юркнул, как лисица. Провал большой, размером с посудный шкаф на нашей кухне. Петька бомбу туда сначала, с красным огнём, сбросил, а как светиться и громыхать в провале перестало, сам сунулся в дыру, проверить для очистки совести, что работа доделана. Ждем мы его, ждём, снаружи – нету Петра. В яму я посветил – конца и края не видно ей. А потом вой оттуда такой раздался, что у меня волосы на всем теле зашевелились. Из провала – рык, вопли, ругань, слышно как сабля Петрова сечёт с присвистом кого-то. И гулкое бормотание, вроде как на русском языке, а вроде как и странно звучащем. Ничего не разобрал, да и некогда было разбирать. Ведьма в провал прыгнула и я тоже. В длинном подземном коридоре мы очутились, мшистым камнем вымощенным. Пол того коридора останками мерзкими людскими и звериными выстлан. По стенам факелы багровым огнем полыхают. Из коридора, через каждые шагов десять, повороты в другие коридоры или залы. Насилу поняли, в каком из отводов Пётр с нежитью схватился, и на помощь поспешили. Вот тут мы его и увидели…
– Петра? – не выдержал Белов, присев на стул возле комода и вновь вскочив с него.
– Нее, не Петра, а Кощея, – отрицательно замотал головой Егорыч. – От Петра мы только ноги в красных итальянских сапогах узрели, когда его нечисть пленила и в дальнюю залу потащила. Много нежити барин порубал, а всё-таки одолели они его, саблю вышибли и поволокли в темноту. А нам с Марией Кощей дорогу преградил. С мечом полуторным в одной руке, размером в мой рост, и шаром белым, горящим магическим пламенем. Сам высокий, худющий, на полсажени выше меня, патлы седые, комьями на плечи свисают, лицо без плоти, череп, считай, один, и глазницы адским огнем горят. Да так отродье это сквозь меня смотрело, что, кажется, душу чуть не вытянуло. Ну, тут надо должное ведьме отдать, баба она смелая, не убоялась Кощея. Шваркнула она его дважды молнией из посоха, я едва не ослеп от вспышки. А Кощею хоть бы хны. Только парок пошёл лёгкий от плаща, золотом и каменьями расшитого. Он в ответ Марью мечом ударил, та еле успела посохом закрыться. Посох в щепы, девка без чувств! На землю упала, едва я её успел подхватить и попытался к выходу потащить. И тут вражина шар огненный поднимает и хохочет злобно. От того шара свет магический меня с Марией на руках охватил. Ведьма позеленела, лицо вытянулось, как у ящерицы, да сама стала такой большой, скользкой и тяжелой, что не смог я её удержать. Выронил девицу из рук, хотя держал так крепко, что лоскут кожи с её плеча у меня в ладони остался. Вот он.
С этими словами Егорыч достал из-за кушака аккуратно завязанный узелок. Осторожно развязал его, развернул несколько слоев вложенных тряпок. Глазам пораженного рассказом Фёдора предстал кусок бородавчатой зелёно-коричневой кожи, едко пахнущей и покрытой прозрачной слизью. Впрочем, Белов взирал на предмет недолго. Кожа, реагируя на дневной свет, лишенная своего магического носителя, тут же с шипением растворилась и протекла грязноватой лужицей сквозь тряпки на кровать, безнадежно испортив роскошное постельное белье.
– Меланья! – крикнул прислугу Егорыч, пока Белов переваривал рассказанное и увиденное. Дверь в спальню Фёдора тут же распахнулась, словно девка стояла под хозяйской комнатой и подслушивала. Водилась за ней такая дурная привычка.
– А что было после того, как уронил ты её? И как сам оттуда выбрался? – засыпал вопросами Егорыча молодой человек, задумавшись и подойдя к полкам с книгами и свитками.
– В чудище она превратилась, а потом засветилась белым огнем и исчезла. А я дёру дал, за мной никто не гнался, словно, специально отпустили. Кощея бы я сам не одолел, а вот вам рассказать куда важнее глупой смерти. Пусть и геройской. С силами соберёмся и брата вашего выручим, – мужик снова виновато сдёрнул шапку с лохматой головы.
– Всё верно сделал, Егорыч, – отозвался Фёдор, поглядывая, как шустрая служанка сгребла в охапку испорченное постельное белье и выбежала с ним за дверь. – Теперь, мне лошадь приготовь, а сам езжай к монаху Давиду в обитель. Всё расскажи ему, обстоятельно. Хоть он с нашими делами и завязал, а Петьке поможет, думаю. Встретимся в Тополинке вечером у той избы, где Петька с Марией были.
На последних словах Белов запнулся. В его голосе прозвучали нотки ревности, хотя он давно сам себе пообещал придушить чувства к обворожительной ведьме. Только вот чувства – разве их спрячешь надолго?
Егорыч ушёл, оставив молодого князя копаться в пожелтевших свитках из узорчатого деревянного сундука. Как только князь откинул массивную крышку, по спальне тотчас распространился специфический едкий запах. Многовековые свитки были пропитаны специальным составом, защищающим древние материалы от разрушения. Состав этот, специально для важных документов императорского музея, изобрел покойный отец братьев Беловых. Он имел довольно неприятный запах, но функцию свою выполнял превосходно.
При мыслях об отце, Фёдор помрачнел ещё больше. Прошло больше восьми лет, когда после страшной схватки с зеркальным демоном, в живых из пяти человек осталось только трое: Пётр с Фёдором да офицер гвардейский, Мишка Платонов, после того случая ставший монахом Давидом. В тот злосчастный день, в заброшенном особняке – обиталище демона – старший Белов и один из полицейских чинов, посвященных в дела семьи, были до неузнаваемости обожжены и изувечены монстром из другого мира. Чудовище взорвалось, когда его попытались выдворить через зеркало из земной яви. Собственно, потому трое и выжили, поскольку ждали за дверью, как было велено, пока отец Беловых и полицейский схватились в отчаянном бою с чудовищем. Вроде бы, и не виноваты были братья – действовали по строгому указанию, – а тётка им до сих пор не может простить смерти Белова-старшего. А теперь и один из сыновей оказался в беде и неизвестно был ли жив.
– Таак. Кикимора, карачун, клетник, кликуша… – копался в нужном отделе сундука Фёдор, осторожно, в перчатках, разворачивая один свиток за другим и разговаривая сам с собой. – Корс… Во, Кощей. Бессмертный, само собой.
Он улыбнулся, ознакомившись с содержанием свитка, мало чем отличавшегося от сюжета старой народной сказки, которой нянька стращала его в детстве. Его всегда смешила образность описания чудовищ и методов борьбы с ними в древних сказаниях. Например, «бессмертный» вполне могло означать лишь то, что с монстром было проблематично совладать. Описанный там же, «матрёшечный» способ «смерти кощеевой» с участием зайца, утки и яйца с иглой, свидетельствовал лишь о вынесенном за грань физического тела сверхъестественного существа неком предмете, уничтожив который можно было действительно прикончить магическую тварь. Такой сложной защитой обладали только самые опасные из встреченных Беловыми монстров. Тот зеркальный демон, лишивший отца Петра и Фёдора, колдун заезжий из Испании, да вот Кощей теперь на пути попался. Так себе опыт – небогатый.
Ничего, начитанный до безобразия Мишка, то есть ныне монах Давид, разберётся со «смертью кощеевой». До Тополинки полдня быстрой езды, а значит, у Фёдора было ещё время перекусить, подготовить оружие, помимо того, что нагрузит на его коня Егорыч, и даже поспать пару часов. Вдобавок голова у молодого человека продолжала побаливать, хотя отвар ромашки с кипреем, принесённый Меланьей и выпитый залпом, должен был снять это досадное неудобство.
Пихнув свиток в кожаный тубус, а тубус в дорожную сумку, Фёдор двинулся в арсенальную комнату, спрятанную в подвале особняка Беловых. Это был целый подземный этаж, под которым находился ещё один тайный уровень, запертый толстым чугунным люком с хитроумным шестеренчатым замком и искусно выгравированным на крышке архаичным двуглавым орлом. На тайный уровень, братья получили доступ только после смерти своего отца. До сих пор наследники не знали смысла применения многих магических приспособлений и странных инструментов, собранных в комнатах тайного этажа. Туда братья спускались только вдвоем, так как в завещании родителя было сказано: «В одиночку в хранилище не соваться, и о посещении места сего ставить в известность надёжных людей». Из «надежных» людей, помимо тётушки, о секретном подземелье знали только Егорыч, Даша и монах Давид.
На сей момент Фёдору и не нужно было хранилище. Всё, что ему требовалось для похода на Кощея, он нашёл в арсенальной комнате. Приготовленное, он аккуратно уложил в удивительно вместительную переметную сумку. Туда влезли четыре бомбы с красным огнем, кривой серебряный кинжал в кожаных ножнах, два запасных кремневых двуствольных пистолета с переворачивающимся стволом, шесть флаконов с искристыми порошками и несколько гренадерских гранат с коротким фитилём. Сумка получилась настолько увесистой, что пару гранат и одну стеклянную магическую бомбу пришлось вернуть обратно на стеллажи.
– Ну, кажется всё, – с облегчением выдохнул Белов и поднялся в дом.
Разыскав на кухне Меланью, готовящую пирожки с капустой и гусятиной, он осторожно опустил сумку на пол, уселся за дубовый стол, заставленный едой, и принялся поглощать аппетитную выпечку.
– Далеко собрался? – прервала трапезу молодого князя симпатичная стройная девушка в синем приталенном платье. Это была Дарья – та самая девочка, спасенная однажды братьями из имения сумасшедших Вяземских, вскармливающих жуткую тварь человеческими телами.
Тихонькую девчушку, попавшую в прошлом году в смертельный переплёт, нынче было не узнать. Осведомленная по воле случая об опасной работе Беловых, Даша за год повзрослела и похорошела. Будучи грамотной, девушка перечитала всю княжескую библиотеку, набралась храбрости и каждый раз рвалась на дело с Петром или Фёдором, возмечтав собственноручно прикончить какого-нибудь монстра. Братья её оберегали, словно младшую сестренку, и старательно избегали её общества в опасных походах, задабривая обещаниями и откладывая на потом её участие в бою с нечистью. Чтобы развлечь Дарью, ее заняли обучением стрельбе и владению шпагой, а из тетушкиных «дамских занятий» обучили двум иностранным языкам и игре на скрипке. Последнее стало ужасным просчетом: не обладая хорошим музыкальным слухом, Даша принялась каждый вечер безбожно фальшивить на музыкальном инструменте, доводя до белого каления хозяев и прислугу дома Беловых.
– Не особо далеко, вот на поимку упыря съезжу и вернусь, – неумело попытался соврать Фёдор, предчувствуя намерения Даши. Затем он стал усердно жевать пирожки, не желая больше разговаривать с привязчивой собеседницей. Вот только обмануть последнюю было непросто.
– На упыря? С гранатами, пистолями и красным огнём? Не многовато ли добра с собой берёшь? – Даша с подозрением уставилась на Белова, с требовательным видом опершись обеими руками на стол. – Всё рассказывай! Где Петя и куда Егорыч, как сумасшедший, поскакал?
– Вернусь – расскажу, – сделал последнюю попытку отвадить Дарью молодой князь, но та была неумолима.
– Не расскажешь и не возьмешь с собой – украду лошадь и за тобой поеду! Говори, мне ещё в охотничий костюм переодеться надо, не в этом же туалете ехать! – дерзкая девица ткнула пальцем на атласный подол собственного платья.
Она и впрямь была способна украсть лошадь и без разрешения последовать за Беловым. Братья дважды возвращали её домой с половины пути к приключениям, грозившими выпасть на её привлекательные ягодицы. Сейчас же у Фёдора не было ни времени, ни желания возиться с девушкой или следить, чтобы та за ним не увязалась самостоятельно. К тому же, Даша уже многое умела и могла присоветовать чего полезного. На Кощея следовало бросить все силы, хотя остальные такого решения не одобрят. Особенно тётушка, когда вернется из заграничной поездки. Ну и пусть.
Дожевав пирожок, Фёдор рассказал ей всё без утайки. Девушка сидела молча, не перебивая его. Её карие глаза загорелись знакомым братьям охотничьим огнём. Ещё бы! Вот она – долгожданная возможность попробовать себя в настоящем деле, и доказать Беловым, что их работа под силу не только мужчинам!
Через час, вооруженная до зубов парочка, покинула имение и, подняв пыль от копыт резвых скакунов, понеслась по Земскому тракту в сторону Нижней Тополинки, где у заваленной избы их уже должны были ждать Егорыч и бывший офицер. В нужное место путники прибыли как раз ко времени закатного солнца. Собственно, раньше там и делать было нечего. Проход в кощеево подземелье открывался только тогда, когда ненавистное древнему чудовищу дневное светило уступало место надвигающейся темноте.
На окраине села их действительно ожидали два человека. Егорыч, с воинственным видом курящий трубку и старательно елозящий точильным огрызком по лезвию небольшого топорика с посеребренным лезвием, кое-где покрытый узором с устюжским чернением. Вторым был молодой мужчина среднего роста, одетый в странного вида короткую рясу с капюшоном, ушитую с боков и без подрясника, с узкими рукавами. Он с радостью бросился обнимать Фёдора, привязывающего лошадей к остаткам плетня. Михаил Платонов почти не изменился с того времени, когда Фёдор видел его последний раз. Всё тот же весёлый взгляд серых прищуренных глаз, лёгкость движений, выдающая в монахе ловкого и быстрого бойца, разве только густая борода, отросшая на половину аршина за время отшельничества, несколько меняла привычный вид друга детства братьев Беловых.
– Господи Боже, а женщину-то зачем притащил? – выпустив Фёдора из медвежьих объятий, Михаил вытаращился на выглянувшую из-за спины Белова Дарью. – Неужели мужики на деревне перевелись?
Егорыч молчаливо согласился с его вопросом и сокрушенно покачал головой, тоже выказывая неодобрение участию Даши.
– А что, женщина тебе не ровня, монах? – рассерженно вскинулась на вопрошающего девушка, притопнув от гнева стройной ножкой в изящном сапожке. – Я, может быть, побольше твоего в военном деле и всяких тварях смыслю. Меня Пётр и Фёдор обучали и говорили, что такой талантливой ученицы не бывало ещё у них. Так ведь, князь?
Дарья обращалась «князь» к Фёдору, только когда была очень сердита.
– Истину девица говорит, - улыбнулся во весь рот молодой человек. – Не ерепенься друг, а то она тебе на скрипке опосля сыграет. Вовек не забудешь такой чудесной игры.
Егорыч при словах о чудесной игре на скрипке аж выпустил изо рта дымящуюся трубку, рассыпав горячий пепел себе на штаны и даже пропалив их в одном месте. Кому как не ему, жившему через стенку от комнаты Даши, было лучше всех знать о её невыносимых музыкальных стараниях. Или, вернее сказать, страданиях…
– Пусть идёт, – буркнул Егорыч, вставая с завалинки и отряхивая от пепла одежду.
– Чудны дела твои, Господи, – промолвил монах цитату из Откровения Иоанна Богослова. – Ну, раз все согласны, то так тому и быть. Пойдем, уже совсем стемнело, спросим с Кощея за Петра и Марью. Петьку он точно живым где-то держит, как приманку для тебя, князь. По моим размышлениям, не нравитесь вы, Беловы, нечисти. Обоих прикончить хотят, разом. Потому Егорыча и отпустили.
– Погоди, друг. Ты знаешь, как убить этого гада? Я тут немалый арсенал прихватил, – остановил Фёдор двинувшегося к погосту монаха. – Может, слова магические нужные какие-то? Я свиток прихватил, глянь-ка…
– Бесполезен твой свиток, – фыркнул монах. – В нем всё то же самое, что и в сказке. Только между строк читать нужно, Федя. Точнее – последние строки. Про хрустальное яйцо и иглу. Старый как мир принцип яйца, как символа жизни. Игла – жизнь Кощея в спрятанной хрупкой оболочке. Разбей оболочку и игла, то есть жизнь, выскользнет и прикончит хозяина яйца. Зато рубиться с самим колдуном можно до посинения, рано или поздно он нас перебьет. Он силён сам и вдобавок управляет мертвыми. Избегать его нужно. Значит, нужно разделиться: двое пойдут искать Петьку, а другие двое – смерть Кощееву, то есть яйцо. Он должен держать пленника и самую ценную для себя вещь, неподалеку, чтобы контролировать его и слуг. Мыслю, что всё что нам нужно, мы найдём в радиусе сорока-пятидесяти саженей от того места, где Петька с Кощеем сцепился. Когда найдём, то...
– А Маша? Ты думаешь, она погибла? – не скрывая волнения, перебил бывшего офицера Фёдор. – Егорыч сказал, что он её в чудище обратил? Может быть, можно ещё что-то сделать?
– Он не просто её обратил. Магическая полиморфия – всего лишь полбеды. И рецепт обратный есть, весьма простой. Пострадавшего, нужно лишить сознания или усыпить возле только что умершего человека, чтобы истинную суть высвободить, – скривил губы монах. – Но тот огненный шар, коим воспользовался Кощей – портал в один конец, в другое время, чтоб уж наверняка от врага избавиться и с выдумкой. Стать бездумным монстром в чужом краю и в чужой эпохе – участь хуже не придумаешь. Нет у нас возможности такой, надо хотя бы Петьку спасти. А если смерть кощееву не найдем при этом, то со спасенным собратом нужно удирать, при первой возможности.
– Да, понял я, – смиренно ответил ему Фёдор. – Спасаем Петьку, ищем яйцо. А как Машу разыскать, потом придумаем.
– Я с тобой в паре, князь, за Петькой пойду, раз в прошлый раз потерял его, – Егорыч деловито пихнул топорище за кушак и, встряхнув, навесил на каждого участника маленькие масляные фонари, которые тут же разожглись, разогнав вокруг людей начавшую сгущаться темноту.
Уникальная вещь эти фонарики. Ещё дед Беловых придумал занимательную конструкцию из медных шаров со специальным маслом, наглухо завинчивающимися пробками и стеклянными окошками для света. Хоть швыряй навесные светящиеся шарики в воду, хоть как угодно тряси и переворачивай в бою с монстрами – всё одно будут освещать на пару саженей вокруг себя. Одной заправки масла на пять с половиной часов хватает. Бесценное изобретение для ночной охоты. После раздачи светильников, Егорыч распределил между всеми бомбы с красным огнем, флаконы с ослепляющим порошком и гранаты. Пистолеты достались Фёдору. Князь и девушка, помимо того, были вооружены саблями, покрытыми магическими письменами, точь-в-точь, какой рубил Петька мертвецов в первой стычке.
– Ну, тогда я с девицей, – улыбнулся в бороду монах, поигрывая посохом. – То бишь, с Дарьей, не знаю как её там по батюшке.
– Нет у меня батюшки, – огрызнулась Даша, недовольная тем, что ей не удастся пойти в паре с князем.
– Мишаня, головой мне отвечаешь за неё, – посерьёзнел Белов, кивая в сторону девушки.
– Давидом меня называй. Такое теперь моё имя, – твёрдо проговорил монах и побрел в сторону погоста. Даша зашагала вслед за ним.
– Ну, с Богом, Федя, – Егорыч перекрестился, похлопал по плечу Белова и двинулся вслед за двумя светящимся силуэтам.
– Хоть бы раз Бог помог в схватке с нечистью, – буркнул, топая за Егорычем молодой князь. – А то демонов, чертей и прочей падали пруд пруди, но ни ангела, ни святого духа, днём с огнём не сыщешь для помощи.
– Не ворчи, князь, – услышал его недовольство мужик. – Они незримо нам помогают. Может быть, оттого и живы мы, после стольких лет войны с тварями, что нас Бог оберегает.
– Ну да, ну да, – продолжал недовольствовать молодой человек, неслышно ступая по примятой траве, кажущейся белой в мягком свете фонарей. – Надо было тебя к Мишане, тьфу, к Давиду, определить. Как раз компания достойная, помолились бы с ним вместе, глядишь, и нечисть в ужасе разбежалась бы.
При последних словах Фёдора, Егорыч обернулся к нему, хотел что-то сказать, но махнул рукой и снова побрел к погосту. Спорить сейчас ему совершенно не хотелось. Тем самым, каждый остался при своём мнении.
Четвёрка людей, тихо переговариваясь, упорно поднималась по склону к угрюмому холму, ощерившемуся остатками старых, давно сгнивших и повалившихся крестов. С ночного пасмурного неба, заволоченного густыми тучами, начала падать мелкая, холодная морось. Где-то, недалеко за селом, сверкнула и ударила в трухлявую, давно умершую, берёзу паутина молнии. За горизонтом начало сильно погромыхивать. Люди ускорили шаг – начавшийся дождь размочил глинистую почву под их ногами, затрудняя подъем к вершине погребального холма.
Через пять минут, все четверо, изрядно промокшие и продрогшие, стояли у края входа в негостеприимное подземелье. Провал словно приглашал их спуститься внутрь синеватым свечением, струящимся из его недр. Ни одной живой и неживой души не попалось Фёдору и компании, вступившей в центральный коридор подземелья. Владения Кощея выглядели неестественно пустыми, особенно после рассказа Егорыча о десятках тварей, напавших на них в прошлый раз.
Фонари в этот раз не пригодились. Тьма подземелья растворилась в неестественном синем свечении от медленно ползающих по стенам, потолку и полу тысяч фосфоресцирующих гусениц. Неуклюжие насекомые иногда срывались со склизкого потолка и стен, падая на поверхность пола крохотными синими огоньками. Попадали они и под подошвы обуви идущих людей, лопаясь и оставаясь яркими кляксами. Постоянный, хоть и не слишком частый, дождь из гусениц и неровный свет дезориентировали пришедших, заставляя каждое мгновение держать оружие наготове. Это довольно быстро выматывало людей, заставляя их зрение выхватывать несуществующие образы из движущихся теней, при полном отсутствии врага.
Ныне, только небольшая лужица мутной слизи, не испарившаяся с сырой почвы, да обожжённая волшебной молнией часть стены, свидетельствовали о правдивости истории участника схватки с Кощеем.
Когда группа дошла до многочисленных отводов в прочие подземные полати и ответвления из главного коридора, то люди, как было условлено, разделились на пары. В живом, дрожащем синеватом свете, кроме них и необычных насекомых, казалось, не было никого. До того момента, пока пары не разомкнулись на полсотни саженей друг от друга в лабиринте ходов и пустующих залов.
– Сзади! – завопил Фёдор, когда они с Егорычем миновали очередной коридор и выбрались в большой круглый зал, заставленный каменными статуями давно сгинувших богов и героев.
За спиной мужика, прямо из стены, вырывая комки плотной почвы, высунулась клыкастая драконья пасть с горящими красными глазами на отвратительной чешуйчатой морде. Пасть распахнулась и щёлкнула клыками на том месте, где только что стоял Егорыч. Значительный кусок стены обвалился и из образовавшейся дыры обоих людей атаковало бочкообразное существо на шести толстых лапах. Его уродливая голова быстро перемещалась в воздухе на длинной, тонкой шее, нанося укусы и тут же отстраняясь назад к туловищу, минуя удары оружия охотников. Впрочем, длинная шея была одновременно и слабым местом чудища. Исхитрившись, Егорыч, ловко отпрянул в сторону от попытки очередного укуса и рубанул топором по вытянувшейся в миг атаки шее, одним махом отсекая опасную голову. Обезглавленное шестилапое туловище тут же завалилось на спину, суча в воздухе всеми конечностями. Проявляя невероятную живучесть, отсеченная часть ещё некоторое время извивалась на обрубке шеи, норовя цапнуть Егорыча за ногу. Новый удар топора пресёк щёлканье пасти.
Одновременно с нападением на Фёдора и Егорыча, Дашу и монаха атаковали целые сонмы оживших мертвецов, как только они ступили в объемное помещение с огромным монолитом посередине. Эта часть подземного царства освещалась уже настенными факелами, а не ползающими гусеницами. Завертелась отчаянная пляска людей и всё прибывающей из потайных нор нежити. К гниющим трупам, распространяющим невыносимый смрад, тянущим тлеющие руки к людям, присоединились и попавшие в мир мёртвых хищники: облезлые волки и рычащие полуистлевшие медведи. Грязные остатки шерсти гроздьями висели на рёбрах грудных клеток и впавших боках давно почивших животных. Девушка и Давид без устали разили нечисть, отсекая отвратительные головы и конечности, и постепенно отступали к середине помещения, к громадному монолиту идеальной квадратной формы, с круглыми каменными шишками по углам.
В зале, где только что расправились с шестилапым зверем Фёдор и Егорыч, происходила новая трансформация. Дальняя часть стены зарябила и заколебалась, потом стала жидкой словно вода и схлынула на каменный пол, утекая потоком сквозь щели между плитами. К общей радости людей, за исчезнувшей стеной, показался толстый деревянный столб с крепко привязанным к нему Петром. Молодой человек был босым, одетым в одни подштанники, глядящим мутным безумным взором, израненным, но живым. Он поднял голову, увидев своих спасителей и предостерегающе вскрикнул: «Засада!». Но его не слушали. Фёдор и Егорыч подбежали к нему, перерезали впившиеся в тело верёвки. Фёдор стащил с себя боевую куртку и одел на посиневшего от холода брата. Тот едва стоял на ногах от слабости и потери крови.
– Засада, засада! Бегите… – снова и снова повторял Пётр, когда брат и Егорыч поволокли его к выходу из зала со статуями.
Оглушительная ударная воздушная волна смела всех троих с ног, расшвыряв между каменными истуканами, как только они миновали середину зала. Лишь по счастливой случайности люди отделались синяками при падении. Затем, перед ними вырос из полутьмы хозяин подземелья. Посреди обсыпающегося проёма, ведущего к выходу, стоял Кощей, почти касаясь золотой короной, насаженной на лысый череп, высокого свода пещеры. Огромный меч, в рост рослого человека, вмиг вырос из-под золотистого плаща и стальной змеей прочертил в воздухе мерцающую полосу, снеся несколько статуй и едва не прикончив, откатившегося в сторону Фёдора. Егорыч потерял при падении свой топор, а на изнемождённого пленом и оглушенного падением Петра и вовсе рассчитывать не приходилось. Фёдор бросил короткий взгляд на своих безоружных соратников, выхватил саблю и вскочил на ноги, изготовившись к тяжкой драке.
Тем временем, Давида и Дашу плотная масса чудовищ прижала к самому монолиту. В охваченном боем помещении заскрипели тайные люки и крышки в стенах и полу, открывая путь всё новым и новым монстрам. Кощей сражался с Фёдором и одновременно поднимал всё своё воинство, чтобы расправиться с пришельцами.
– Надо прорываться к выходу! Нам их не одолеть! – крикнул девушке монах, треснув по черепу слишком близко подступившего мертвеца. Оживший покойник повалился на своих неживых сотоварищей, внеся сутолоку и ненадолго остановив наступление зловонной армии.
Дарья собралась что-то ответить, но случайно опёрлась рукой на шишкообразный выступ на углу монолита. Казавшийся цельным алтарь заскрежетал, разделился и начал сдвигаться верхней частью в сторону. По мере отодвигания каменной крышки из глубины оказавшегося пустым алтаря, начал медленно подниматься вверх, попеременно сверкая всеми цветами радуги, округлый предмет. Полностью прозрачный и постоянно меняющий цвет, хрустальный сосуд, вогнал озверевшую нежить в полнейшую панику. Нечисть, обступившая было отчаявшуюся парочку, с визгом и рёвом кинулась прочь от пульсирующих ярких вспышек, стремясь укрыться в норах и потайных ходах. Но не успела. Из магического сосуда вслед каждой твари мгновенно протянулся тоненький лучик, заставляющий вспыхивать пожирающим огнем то или иное чудовище. Лишь нескольким удалось спастись в затхлой темноте глубоких нор от убийственных лучей.
Даша раздумывала недолго. Как только очередной луч сжег удирающего со всех ног упыря, она схватила блистающую сферу и занесла её над головой, приготовившись разбить о крышку алтаря.
– Стой! – крикнул ей разгоряченный боем спутник. – Заберём её с собой. Пригрозим смертью и заставим Кощея вернуть Марию!
Даша на секунду опешила, но сферу, занесенную для удара, опустила. Она улыбнулась монаху и согласно кивнула. Почему бы и не исполниться такому плану? Кощей, хоть и опаснейшее чудовище, однако разумное и дорожащее собственной бессмертной жизнью.
– Дело говоришь, друг, – девушка протянула сферу монаху и добавила. – Раз идея твоя, то ты и переговоры будешь вести.
Монах осторожно принял гудящую и теперь светящуюся ровным синим цветом хрустальную штуковину из девичьих рук, завернул её в серую тряпицу. Потом подумал и отхватил сапожным ножом часть рясы, решив завернуть бесценный трофей в ещё один слой. Грохот мощного магического удара, сбившего с ног их соратников, освободивших пленника, донёсся до их слуха, когда Давид заканчивал кутать хрупкую сферу. После грохота и короткого затишья, с той же стороны раздались и звуки схватки.
– Быстрее, бежим туда, пока Кощей их не прикончил! – воскликнул монах и рванул в сторону лязганья стали, воплей и магических отзвуков.
Даша едва поспевала за бегущим по бесконечным коридорам Давидом, удивляясь, как ему удается не сбиться с нужного направления в запутанной сети проходов и сквозных комнат.
Бой между Беловым и Кощеем разгорелся не на шутку. Молодой князь вертелся ужом, уклоняясь от страшных ударов полуторного меча Кощея, которые сокрушали всё на своем пути, ничуть не задерживаясь даже при задевании каменных статуй. Только скорость и звериная ловкость спасала Фёдора от того, чтобы быть разрубленным на части оружием Бессмертного. Найдя в суматохе драки свой неизменный топор, к драке присоединился и Егорыч, правда, ненадолго. Очередная магическая волна впечатала его в стену и оставила бойца без сознания, полузаваленным, едва дышащим под грудой осыпавшихся камней. Таким образом, бой снова перерос в дуэль между Беловым и Кощеем. Дуэль неравноправную и нечестную. Молодой человек уже трижды пронзил тощее тело колдуна и один раз даже снёс костяную голову. Протыкание заговорённой сталью на Кощея не произвело никакого впечатления, а отрубленная голова заставила монстра на мгновение отшатнуться и отрастить за время щелчка пальцами новый череп, не менее уродливый, чем предыдущий. К справедливости нужно отметить, что на новой голове не было роскошной короны, что открывало миру копошащихся трупных червей во внушительном проломе черепной коробки. Стеклянная бомба с красным огнем лишь разъярила непобедимого врага. Магическую волшебную волну, сбивающую с ног противников, существо больше не применяло. Ему было достаточно громадного меча, неутомимости и бессмертия. Фёдору же, каждое движение давалось со всё большим трудом, сабля норовила выскользнуть из уставшей руки, дыхание сбивалось.
Князь без особой надежды выпалил из пистолета в оскаленное лицо Кощея, угодив точно в сверкающий непомерной злобой глаз. Кощей заревел, попытался достать Фёдора хлёстким ударом, однако снова промахнулся. Теперь на чудовищном лице пламенел яростью только один багровый глаз, восстановить утраченный у колдуна почему-то не получилось. В этот момент сражения в зал вбежали монах и девушка.
Кощей тут же потерял интерес к запыхавшемуся Фёдору и воззрился уцелевшим оком на увесистый свёрток в руках монаха. Яркие сполохи временами проблёскивали и через двойной слой ткани.
– Эй, тварюка! – заорал монах. – Выпусти нас всех отсюда и Марию верни в прежнем виде! Не то, клянусь Богом, разобью смерть твою!
– Невозмошшшшно вернуть, – прошипел Колдун, замерев и не сводя взгляда со свёртка. – Друххое время. Она там. Отдай шар и уххходи шшшивой…
– А, ну раз невозможно, тогда получай нечисть! – воскликнул Давид и хрястнул, что было мочи, свёртком об обломок щербатой статуи.
После удара последовала ослепительная вспышка, за ней – тонкий, мелодичный звон. Из разбившейся сферы выскользнул сгусток светящейся плотной энергии размером с кулак, запрыгал вверх-вниз и стрелой метнулся к Кощею, впившись в единственную зрячую глазницу. Колдун ослеп, завыл волком, закрыл костлявой ладонью пораженное место. Его тощее тело изнутри пробили лучи света, сжигающего магическую сущность. Золотой плащ вспыхнул лиловым огнём и неумолимое пламя принялось пожирать Кощея. Но монстр не сдавался. Собрав всю оставшуюся силу и ненависть к людям, он нанёс последний, смертельный удар непомерно длинным клинком по девушке, склонившейся над ворочающимся Егорычем…
За мгновение до того, как лезвие опустилось на Дашу, к девушке метнулся монах, заслонив собой жертву Кощея. Бывший офицер поднял посох, защищая себя и Дашу, однако тяжелое лезвие разрубило древко, словно спичку, и проломило череп Давида, рассёкши его до самой шеи. Монах уберёг жизнь девушки, но не свою…
Фёдор с яростным кличем ринулся на убийцу, но от Кощея уже осталась лишь небольшая кучка дотлевающего бесформенного тряпья, от которого исходил лёгкий дымок. Древний враг был повержен, но какой ценой? Забрызганная кровью Даша рыдала над бездыханным, изуродованным телом незнакомого ей человека. Постанывал раненый Пётр, едва сумевший подняться на ноги и вот-вот готовый вновь лишиться сознания. Егорычу, наконец, удалось выбраться из-под каменного завала. А Белов стоял, совершенно опустошенный и раздавленный смертью друга, не зная, что предпринять.
Прийти в себя людям помогли гул обрушивающегося свода, разбежавшиеся по стенам сети трещин и падающие плотным светящимся дождем синие фосфоресцирующие гусеницы. Царство поверженного Кощея разваливалось, крушилось, и было готово похоронить вместе с собой победителей чудовища. Уцелевшие люди потащили Петра Белова по пыльным, полутёмным коридорам к выходу из лабиринта бесконечных проходов. Тело павшего соратника они взять с собой не могли, спасать нужно было живых.
Участники похода на Кощея прекратили свой бег, спустившись со скорбного холма, вершина которого ходила ходуном, дышала и проваливалась, засыпая подземные пустоты, больше не поддерживаемые никакой магической силой. Фёдор и заплаканная Даша помогли Петру взгромоздиться на лошадь убитого монаха, а Егорыч мрачно поигрывал любимым топориком с серебряным лезвием, перебрасывая его из руки в руку. Он успел таки схватить его при бегстве.
– Жаль Мишку и Марию, – слабо проговорил Пётр, с трудом удерживаясь в седле.
Его съедала вина за потерю друзей, и он не поднимал глаза на товарищей по опасному ремеслу. Ведь стоило ему проявить осторожность, а не бравировать погоней за странным покойником, и всё могло пойти по-другому. Впрочем, старая русская пословица гласит: «Знал бы, где упасть, соломки бы подостлал». И с этим правилом бессмысленно спорить.
– По коням, – мрачно скомандовал Фёдор. – Наш друг пал в бою, как герой. Такая у нас работа. Жалеть будем обо всех, если доживём до старости. А Машу ещё рано списывать из мира живых. Если колдун нашел способ забросить её в другое время, и она там сумела выжить, то мы её обязательно вернём. Дождемся тётку, расспросим всех людей и разумных нелюдей, как такое дело провернуть. Чай, не глупее Кощея, будем. Обязательно вернём…
– Чего ты ко мне привязался Егорыч? Рань-то какая! Дай поспать! – едва открыв сонные глаза, стал возмущаться Белов. – Только два часа как уснул! Сам же знаешь, что я на оборотня охотился – два дня не спал. Чего тормошишь меня? Какая беда? Поросята из свинарника сбежали? Или Дашка своей игрой на скрипке всех из дому снова разогнала, включая бедную тётушку?
– Тётушка ваша в Париж уехала, – на секунду задумался мужик и вновь принялся неумолимо трясти молодого человека. – Просыпайтесь! С Петром, братом вашим, беда приключилась. И с бабой евоной. С колдуньей энтой, прости меня пресвятая Богородица, Марией!
– А ну-ка рассказывай всё по порядку, – Фёдор резко сел на кровати и схватился рукой за резную шифоньерку, стоящую рядом, чтоб не свалиться.
Вследствие полученного вчера ночью мощного удара в голову от полуживого оборотня, у Фёдора до сих пор всё плыло перед глазами. Благо хоть удар по касательной прошёл, иначе один из братьев Беловых уже бы с предками на том свете общался. Небрежно наложенная повязка съехала с большой, налитой кровью шишки, и молодой человек отшвырнул её в сторону, посчитав бесполезной.
– Беда случилась, Фёдор Иннокентьевич. Ой, простите, вы же велели вас Федей, как в детстве звать. Но тётка ваша бранится, когда не по имени-отчеству вас величаю, барином приказывает называть, – теперь Егорыч виновато мялся у кровати Белова и нервно мял в руках синюю холщовую шапку.
– Да говори ты уже, не тяни. Петька на плёвое дело с тобой отправился. Покойника, докучающего крестьянам в Нижней Тополинке, умиротворить. Потом вроде как к Марии собирался после работы, а ты вернуться в имение должен был, – собрался с мыслями Фёдор, зная манеру брата разыгрывать его. – Какая беда? Неужто Мария его на себе поженила?
– Да какие там свадьбы, барин, – возбужденно забормотал Егорыч, не переставая душить несчастную шапку. – Дело и вправду плёвое было, мертвяка они вдвоём с Марией мигом прогнали, а потом…
– А как Мария там оказалась? Что за ерунда! – взволновался и вспыхнул Белов, вспоминая добрые деньки в ведьминой избе, после трёпки, заданной ему призрачными медведями.
Брат тогда уехал на несколько дней по делам, оставив раненого родственника на попечении Марии. Тут у них любовь и случилась. Но быстро и остыла. После этого и сама прекрасная ведьма металась между обоими парнями, не зная кого выбрать и как не обидеть соперника. Однако с течением времени, сосредоточила своё непобедимое женское очарование на Петре, после того как застала Фёдора пьяным в обнимку с ядреной полуголой девицей, отмечающего в кабаке удачную охоту на волка-людоеда. Формальный повод был найден, и девушка, наконец, разрешила для себя сердечную проблему, хотя Пётр, как и брат, тоже, порой, не гнушался случайных связей.
Расстаться-то расстались, но у обоих: и у Фёдора, и у Марии, на душе осталась некая недосказанность. Они старательно прятали взгляд друг от друга, когда судьба сводила их в очередном деле. А учитывая, что ведьма немало помогала Беловым в борьбе с нечистью, пересекались они довольно часто. И сердце отвергнутого князя каждый раз предательски сжималось и ёкало. Потому сейчас, после слов Егорыча о беде, Фёдор одинаково распереживался за них обоих.
– Ещё раз говорю, рассказывай все по порядку, покуда одеваюсь и собираюсь. Поедем прямо сейчас туда, – вскочил Белов и заметался по комнате, натягивая одежду и распихивая по карманам нужные вещицы. – Ты чего убёг-то оттуда, ежели беда приключилась? Помощь им отправил? Живые они, Петька и Машка?
– А как же – отправил. Целую полицейскую исполнительную команду отправил, как указано в бумаге, губернатором вам подаренной. Да только пользы с этих помощников, как с козла молока, – отчитался мужик, наконец, нахлобучив мятую шапку на патлатую шевелюру. – Не найдут никого они. Да и нам спешка не нужна. Нам бы с кем знающим посоветоваться. Дело-то такое – непонятное. Стой, не мельтеши, Федя. Дай с мыслями собраться.
Белов послушно остановился посреди комнаты, выказывая безграничное внимание вспоминающему недавние события Егорычу. Мужик уселся прямо на смятую кровать хозяина имения и начал свой рассказ:
– Прибыли мы с Петром в Тополинку на усталых лошадях, как раз к вчерашнему вечеру. Чтобы ночи долго не ждать и покойничка, народ тревожащего, по-быстрому отвадить. Походили по селу, поспрошали. Людишки там, стало быть, запуганные. Даже здоровые мужики, богатырски сложенные, и те по углам испуганно жмутся. Говорят, мертвяки не впервой у них под селом появляются, детей и пьяных утаскивать норовят. Мужики, завидев нечисть в последний раз, попа позвали. Ну, приехал поп на повозке – неживого увидел и дёру дал. А до мертвяка за год и упыри хаживали, и чёрные птицы-лебеди налетали, что детей уносят. И до того года, каждые лет пять, неприятности учинялись, покуда самые дряхлые помнят.
Говорю я Петру: «Слышь, барин, что-то тут дело нечистое и опасное чрезвычайно. Не могёт в одном месте, без весьма серьёзной причины, такая толпа нечисти людей тревожить и так долго хозяйничать. Надобно разобраться и братца вашего позвать, а ещё лучше – тётушку из Парижа дождаться и совета просить».
Смотрю, Пётр Иннокентьевич призадумался, мысль мою, светлую, в голове крутит. Уразумел и даже на лошадь обратно взбираться стал – за помощью родственной в имение ехать собрался. И тут – на тебе! Девка эта непутевая, ведьма рыжая, заявилась! С лошади, как гусар, по-молодецки спрыгнула и к Петру обниматься побежала. Ох, и не люблю я её, окаянную! Была бы моя воля, я бы эту су…
– Не отвлекайся, Егорыч, – перебил его Фёдор, зная неприязнь рассказчика к Марии и то, как долго он может её поносить, ни разу не повторяясь в самых изощренных ругательствах.
– Ага. Дальше вот что было, – продолжил, слегка поостыв, Егорыч. – Погост от края Тополинки саженях в ста, на пригорке. Виден из села, как на ладони. Место мрачное, постылое. Леса вокруг погоста почти нет, трава низкая, квёлая, пожелтевшая вся. А на дворе и близко осень ещё не наступила, чтоб трава желтела и сохла. Ох, чуяло моё сердце, неладное. Мария, значит, Петра за руку схватила и потащила его в последнюю избу, заваленную и нежилую. На меня прицыкнула, чтобы я факелы и светильники приготовил, а потом снаружи сторожил мертвяка, как он с погоста начнет к селу спускаться. Меня, стало быть, на страже поставили, а сами в избу юркнули – хихикают там, обжимаются. Ну, прям отроки несмышленые, а не серьёзные люди на опасном деле. Сижу я, на завалинке, возню их слушаю, да нежить ожидаю. Луна поднялась, да яркая такая, что видно как днем. Долго я сидел. Закурить захотел, уже кисет достал. Гляжу – идёт, родимый, в нашу сторону: покачивается, на одну ногу припадает, голова как у куклы тряпичной болтается при каждом шаге. Эхма, не первый раз, Егорыч с вами на дело ходит, а страшно мне стало. Покойничек-то не простой – не обычная гниль поганая, которую едва вилами ткнешь, разваливается. А почти целёхонький, шустрый. Он светом голубым заискрил, как только полпути к избе прошел. Ну точь-в-точь, как те волки, которые на вас напали, когда вы с братцем и со мной на лешего ходили. Помните, барин?
– Помню, – подтвердил Фёдор, сообразив, к чему клонит собеседник. – Тогда леший на нас волков натравил, едва отбились. Каждым волчьим движением ловко управлял. Впрочем, дело тогда миром обошлось. Даже пару штуковин интересных у лешего сменяли.
– А тут не обошлось! – рассердился вдруг Егорыч. – Кликнул я Петра – выскочили они с девкой из избы, взъерошенные, полуодетые. Петька с саблей, ведьма с посохом своим, дьявольским. По факелу схватили и рванули к мертвецу. Соревнование, значит, устроили, кто первый укокошит нежить. И вот тут началось странное. Труп от них наутек пустился, да с такой скоростью, будто конь галопом скачет. Сроду не видал, чтобы мертвяки так бегали. Мышцы-то у них гнилые, того гляди разорвутся. Бродят они медленно, обычно только слабых, застывших со страху или пьяных схватить могут. Машка с Петром за ним побежали. Я едва поспевал – не угонишься за молодежью.
Так мы до самого погоста дружно и добежали. Труп в провал в земле юркнул, как лисица. Провал большой, размером с посудный шкаф на нашей кухне. Петька бомбу туда сначала, с красным огнём, сбросил, а как светиться и громыхать в провале перестало, сам сунулся в дыру, проверить для очистки совести, что работа доделана. Ждем мы его, ждём, снаружи – нету Петра. В яму я посветил – конца и края не видно ей. А потом вой оттуда такой раздался, что у меня волосы на всем теле зашевелились. Из провала – рык, вопли, ругань, слышно как сабля Петрова сечёт с присвистом кого-то. И гулкое бормотание, вроде как на русском языке, а вроде как и странно звучащем. Ничего не разобрал, да и некогда было разбирать. Ведьма в провал прыгнула и я тоже. В длинном подземном коридоре мы очутились, мшистым камнем вымощенным. Пол того коридора останками мерзкими людскими и звериными выстлан. По стенам факелы багровым огнем полыхают. Из коридора, через каждые шагов десять, повороты в другие коридоры или залы. Насилу поняли, в каком из отводов Пётр с нежитью схватился, и на помощь поспешили. Вот тут мы его и увидели…
– Петра? – не выдержал Белов, присев на стул возле комода и вновь вскочив с него.
– Нее, не Петра, а Кощея, – отрицательно замотал головой Егорыч. – От Петра мы только ноги в красных итальянских сапогах узрели, когда его нечисть пленила и в дальнюю залу потащила. Много нежити барин порубал, а всё-таки одолели они его, саблю вышибли и поволокли в темноту. А нам с Марией Кощей дорогу преградил. С мечом полуторным в одной руке, размером в мой рост, и шаром белым, горящим магическим пламенем. Сам высокий, худющий, на полсажени выше меня, патлы седые, комьями на плечи свисают, лицо без плоти, череп, считай, один, и глазницы адским огнем горят. Да так отродье это сквозь меня смотрело, что, кажется, душу чуть не вытянуло. Ну, тут надо должное ведьме отдать, баба она смелая, не убоялась Кощея. Шваркнула она его дважды молнией из посоха, я едва не ослеп от вспышки. А Кощею хоть бы хны. Только парок пошёл лёгкий от плаща, золотом и каменьями расшитого. Он в ответ Марью мечом ударил, та еле успела посохом закрыться. Посох в щепы, девка без чувств! На землю упала, едва я её успел подхватить и попытался к выходу потащить. И тут вражина шар огненный поднимает и хохочет злобно. От того шара свет магический меня с Марией на руках охватил. Ведьма позеленела, лицо вытянулось, как у ящерицы, да сама стала такой большой, скользкой и тяжелой, что не смог я её удержать. Выронил девицу из рук, хотя держал так крепко, что лоскут кожи с её плеча у меня в ладони остался. Вот он.
С этими словами Егорыч достал из-за кушака аккуратно завязанный узелок. Осторожно развязал его, развернул несколько слоев вложенных тряпок. Глазам пораженного рассказом Фёдора предстал кусок бородавчатой зелёно-коричневой кожи, едко пахнущей и покрытой прозрачной слизью. Впрочем, Белов взирал на предмет недолго. Кожа, реагируя на дневной свет, лишенная своего магического носителя, тут же с шипением растворилась и протекла грязноватой лужицей сквозь тряпки на кровать, безнадежно испортив роскошное постельное белье.
– Меланья! – крикнул прислугу Егорыч, пока Белов переваривал рассказанное и увиденное. Дверь в спальню Фёдора тут же распахнулась, словно девка стояла под хозяйской комнатой и подслушивала. Водилась за ней такая дурная привычка.
– А что было после того, как уронил ты её? И как сам оттуда выбрался? – засыпал вопросами Егорыча молодой человек, задумавшись и подойдя к полкам с книгами и свитками.
– В чудище она превратилась, а потом засветилась белым огнем и исчезла. А я дёру дал, за мной никто не гнался, словно, специально отпустили. Кощея бы я сам не одолел, а вот вам рассказать куда важнее глупой смерти. Пусть и геройской. С силами соберёмся и брата вашего выручим, – мужик снова виновато сдёрнул шапку с лохматой головы.
– Всё верно сделал, Егорыч, – отозвался Фёдор, поглядывая, как шустрая служанка сгребла в охапку испорченное постельное белье и выбежала с ним за дверь. – Теперь, мне лошадь приготовь, а сам езжай к монаху Давиду в обитель. Всё расскажи ему, обстоятельно. Хоть он с нашими делами и завязал, а Петьке поможет, думаю. Встретимся в Тополинке вечером у той избы, где Петька с Марией были.
На последних словах Белов запнулся. В его голосе прозвучали нотки ревности, хотя он давно сам себе пообещал придушить чувства к обворожительной ведьме. Только вот чувства – разве их спрячешь надолго?
Егорыч ушёл, оставив молодого князя копаться в пожелтевших свитках из узорчатого деревянного сундука. Как только князь откинул массивную крышку, по спальне тотчас распространился специфический едкий запах. Многовековые свитки были пропитаны специальным составом, защищающим древние материалы от разрушения. Состав этот, специально для важных документов императорского музея, изобрел покойный отец братьев Беловых. Он имел довольно неприятный запах, но функцию свою выполнял превосходно.
При мыслях об отце, Фёдор помрачнел ещё больше. Прошло больше восьми лет, когда после страшной схватки с зеркальным демоном, в живых из пяти человек осталось только трое: Пётр с Фёдором да офицер гвардейский, Мишка Платонов, после того случая ставший монахом Давидом. В тот злосчастный день, в заброшенном особняке – обиталище демона – старший Белов и один из полицейских чинов, посвященных в дела семьи, были до неузнаваемости обожжены и изувечены монстром из другого мира. Чудовище взорвалось, когда его попытались выдворить через зеркало из земной яви. Собственно, потому трое и выжили, поскольку ждали за дверью, как было велено, пока отец Беловых и полицейский схватились в отчаянном бою с чудовищем. Вроде бы, и не виноваты были братья – действовали по строгому указанию, – а тётка им до сих пор не может простить смерти Белова-старшего. А теперь и один из сыновей оказался в беде и неизвестно был ли жив.
– Таак. Кикимора, карачун, клетник, кликуша… – копался в нужном отделе сундука Фёдор, осторожно, в перчатках, разворачивая один свиток за другим и разговаривая сам с собой. – Корс… Во, Кощей. Бессмертный, само собой.
Он улыбнулся, ознакомившись с содержанием свитка, мало чем отличавшегося от сюжета старой народной сказки, которой нянька стращала его в детстве. Его всегда смешила образность описания чудовищ и методов борьбы с ними в древних сказаниях. Например, «бессмертный» вполне могло означать лишь то, что с монстром было проблематично совладать. Описанный там же, «матрёшечный» способ «смерти кощеевой» с участием зайца, утки и яйца с иглой, свидетельствовал лишь о вынесенном за грань физического тела сверхъестественного существа неком предмете, уничтожив который можно было действительно прикончить магическую тварь. Такой сложной защитой обладали только самые опасные из встреченных Беловыми монстров. Тот зеркальный демон, лишивший отца Петра и Фёдора, колдун заезжий из Испании, да вот Кощей теперь на пути попался. Так себе опыт – небогатый.
Ничего, начитанный до безобразия Мишка, то есть ныне монах Давид, разберётся со «смертью кощеевой». До Тополинки полдня быстрой езды, а значит, у Фёдора было ещё время перекусить, подготовить оружие, помимо того, что нагрузит на его коня Егорыч, и даже поспать пару часов. Вдобавок голова у молодого человека продолжала побаливать, хотя отвар ромашки с кипреем, принесённый Меланьей и выпитый залпом, должен был снять это досадное неудобство.
Пихнув свиток в кожаный тубус, а тубус в дорожную сумку, Фёдор двинулся в арсенальную комнату, спрятанную в подвале особняка Беловых. Это был целый подземный этаж, под которым находился ещё один тайный уровень, запертый толстым чугунным люком с хитроумным шестеренчатым замком и искусно выгравированным на крышке архаичным двуглавым орлом. На тайный уровень, братья получили доступ только после смерти своего отца. До сих пор наследники не знали смысла применения многих магических приспособлений и странных инструментов, собранных в комнатах тайного этажа. Туда братья спускались только вдвоем, так как в завещании родителя было сказано: «В одиночку в хранилище не соваться, и о посещении места сего ставить в известность надёжных людей». Из «надежных» людей, помимо тётушки, о секретном подземелье знали только Егорыч, Даша и монах Давид.
На сей момент Фёдору и не нужно было хранилище. Всё, что ему требовалось для похода на Кощея, он нашёл в арсенальной комнате. Приготовленное, он аккуратно уложил в удивительно вместительную переметную сумку. Туда влезли четыре бомбы с красным огнем, кривой серебряный кинжал в кожаных ножнах, два запасных кремневых двуствольных пистолета с переворачивающимся стволом, шесть флаконов с искристыми порошками и несколько гренадерских гранат с коротким фитилём. Сумка получилась настолько увесистой, что пару гранат и одну стеклянную магическую бомбу пришлось вернуть обратно на стеллажи.
– Ну, кажется всё, – с облегчением выдохнул Белов и поднялся в дом.
Разыскав на кухне Меланью, готовящую пирожки с капустой и гусятиной, он осторожно опустил сумку на пол, уселся за дубовый стол, заставленный едой, и принялся поглощать аппетитную выпечку.
– Далеко собрался? – прервала трапезу молодого князя симпатичная стройная девушка в синем приталенном платье. Это была Дарья – та самая девочка, спасенная однажды братьями из имения сумасшедших Вяземских, вскармливающих жуткую тварь человеческими телами.
Тихонькую девчушку, попавшую в прошлом году в смертельный переплёт, нынче было не узнать. Осведомленная по воле случая об опасной работе Беловых, Даша за год повзрослела и похорошела. Будучи грамотной, девушка перечитала всю княжескую библиотеку, набралась храбрости и каждый раз рвалась на дело с Петром или Фёдором, возмечтав собственноручно прикончить какого-нибудь монстра. Братья её оберегали, словно младшую сестренку, и старательно избегали её общества в опасных походах, задабривая обещаниями и откладывая на потом её участие в бою с нечистью. Чтобы развлечь Дарью, ее заняли обучением стрельбе и владению шпагой, а из тетушкиных «дамских занятий» обучили двум иностранным языкам и игре на скрипке. Последнее стало ужасным просчетом: не обладая хорошим музыкальным слухом, Даша принялась каждый вечер безбожно фальшивить на музыкальном инструменте, доводя до белого каления хозяев и прислугу дома Беловых.
– Не особо далеко, вот на поимку упыря съезжу и вернусь, – неумело попытался соврать Фёдор, предчувствуя намерения Даши. Затем он стал усердно жевать пирожки, не желая больше разговаривать с привязчивой собеседницей. Вот только обмануть последнюю было непросто.
– На упыря? С гранатами, пистолями и красным огнём? Не многовато ли добра с собой берёшь? – Даша с подозрением уставилась на Белова, с требовательным видом опершись обеими руками на стол. – Всё рассказывай! Где Петя и куда Егорыч, как сумасшедший, поскакал?
– Вернусь – расскажу, – сделал последнюю попытку отвадить Дарью молодой князь, но та была неумолима.
– Не расскажешь и не возьмешь с собой – украду лошадь и за тобой поеду! Говори, мне ещё в охотничий костюм переодеться надо, не в этом же туалете ехать! – дерзкая девица ткнула пальцем на атласный подол собственного платья.
Она и впрямь была способна украсть лошадь и без разрешения последовать за Беловым. Братья дважды возвращали её домой с половины пути к приключениям, грозившими выпасть на её привлекательные ягодицы. Сейчас же у Фёдора не было ни времени, ни желания возиться с девушкой или следить, чтобы та за ним не увязалась самостоятельно. К тому же, Даша уже многое умела и могла присоветовать чего полезного. На Кощея следовало бросить все силы, хотя остальные такого решения не одобрят. Особенно тётушка, когда вернется из заграничной поездки. Ну и пусть.
Дожевав пирожок, Фёдор рассказал ей всё без утайки. Девушка сидела молча, не перебивая его. Её карие глаза загорелись знакомым братьям охотничьим огнём. Ещё бы! Вот она – долгожданная возможность попробовать себя в настоящем деле, и доказать Беловым, что их работа под силу не только мужчинам!
Через час, вооруженная до зубов парочка, покинула имение и, подняв пыль от копыт резвых скакунов, понеслась по Земскому тракту в сторону Нижней Тополинки, где у заваленной избы их уже должны были ждать Егорыч и бывший офицер. В нужное место путники прибыли как раз ко времени закатного солнца. Собственно, раньше там и делать было нечего. Проход в кощеево подземелье открывался только тогда, когда ненавистное древнему чудовищу дневное светило уступало место надвигающейся темноте.
На окраине села их действительно ожидали два человека. Егорыч, с воинственным видом курящий трубку и старательно елозящий точильным огрызком по лезвию небольшого топорика с посеребренным лезвием, кое-где покрытый узором с устюжским чернением. Вторым был молодой мужчина среднего роста, одетый в странного вида короткую рясу с капюшоном, ушитую с боков и без подрясника, с узкими рукавами. Он с радостью бросился обнимать Фёдора, привязывающего лошадей к остаткам плетня. Михаил Платонов почти не изменился с того времени, когда Фёдор видел его последний раз. Всё тот же весёлый взгляд серых прищуренных глаз, лёгкость движений, выдающая в монахе ловкого и быстрого бойца, разве только густая борода, отросшая на половину аршина за время отшельничества, несколько меняла привычный вид друга детства братьев Беловых.
– Господи Боже, а женщину-то зачем притащил? – выпустив Фёдора из медвежьих объятий, Михаил вытаращился на выглянувшую из-за спины Белова Дарью. – Неужели мужики на деревне перевелись?
Егорыч молчаливо согласился с его вопросом и сокрушенно покачал головой, тоже выказывая неодобрение участию Даши.
– А что, женщина тебе не ровня, монах? – рассерженно вскинулась на вопрошающего девушка, притопнув от гнева стройной ножкой в изящном сапожке. – Я, может быть, побольше твоего в военном деле и всяких тварях смыслю. Меня Пётр и Фёдор обучали и говорили, что такой талантливой ученицы не бывало ещё у них. Так ведь, князь?
Дарья обращалась «князь» к Фёдору, только когда была очень сердита.
– Истину девица говорит, - улыбнулся во весь рот молодой человек. – Не ерепенься друг, а то она тебе на скрипке опосля сыграет. Вовек не забудешь такой чудесной игры.
Егорыч при словах о чудесной игре на скрипке аж выпустил изо рта дымящуюся трубку, рассыпав горячий пепел себе на штаны и даже пропалив их в одном месте. Кому как не ему, жившему через стенку от комнаты Даши, было лучше всех знать о её невыносимых музыкальных стараниях. Или, вернее сказать, страданиях…
– Пусть идёт, – буркнул Егорыч, вставая с завалинки и отряхивая от пепла одежду.
– Чудны дела твои, Господи, – промолвил монах цитату из Откровения Иоанна Богослова. – Ну, раз все согласны, то так тому и быть. Пойдем, уже совсем стемнело, спросим с Кощея за Петра и Марью. Петьку он точно живым где-то держит, как приманку для тебя, князь. По моим размышлениям, не нравитесь вы, Беловы, нечисти. Обоих прикончить хотят, разом. Потому Егорыча и отпустили.
– Погоди, друг. Ты знаешь, как убить этого гада? Я тут немалый арсенал прихватил, – остановил Фёдор двинувшегося к погосту монаха. – Может, слова магические нужные какие-то? Я свиток прихватил, глянь-ка…
– Бесполезен твой свиток, – фыркнул монах. – В нем всё то же самое, что и в сказке. Только между строк читать нужно, Федя. Точнее – последние строки. Про хрустальное яйцо и иглу. Старый как мир принцип яйца, как символа жизни. Игла – жизнь Кощея в спрятанной хрупкой оболочке. Разбей оболочку и игла, то есть жизнь, выскользнет и прикончит хозяина яйца. Зато рубиться с самим колдуном можно до посинения, рано или поздно он нас перебьет. Он силён сам и вдобавок управляет мертвыми. Избегать его нужно. Значит, нужно разделиться: двое пойдут искать Петьку, а другие двое – смерть Кощееву, то есть яйцо. Он должен держать пленника и самую ценную для себя вещь, неподалеку, чтобы контролировать его и слуг. Мыслю, что всё что нам нужно, мы найдём в радиусе сорока-пятидесяти саженей от того места, где Петька с Кощеем сцепился. Когда найдём, то...
– А Маша? Ты думаешь, она погибла? – не скрывая волнения, перебил бывшего офицера Фёдор. – Егорыч сказал, что он её в чудище обратил? Может быть, можно ещё что-то сделать?
– Он не просто её обратил. Магическая полиморфия – всего лишь полбеды. И рецепт обратный есть, весьма простой. Пострадавшего, нужно лишить сознания или усыпить возле только что умершего человека, чтобы истинную суть высвободить, – скривил губы монах. – Но тот огненный шар, коим воспользовался Кощей – портал в один конец, в другое время, чтоб уж наверняка от врага избавиться и с выдумкой. Стать бездумным монстром в чужом краю и в чужой эпохе – участь хуже не придумаешь. Нет у нас возможности такой, надо хотя бы Петьку спасти. А если смерть кощееву не найдем при этом, то со спасенным собратом нужно удирать, при первой возможности.
– Да, понял я, – смиренно ответил ему Фёдор. – Спасаем Петьку, ищем яйцо. А как Машу разыскать, потом придумаем.
– Я с тобой в паре, князь, за Петькой пойду, раз в прошлый раз потерял его, – Егорыч деловито пихнул топорище за кушак и, встряхнув, навесил на каждого участника маленькие масляные фонари, которые тут же разожглись, разогнав вокруг людей начавшую сгущаться темноту.
Уникальная вещь эти фонарики. Ещё дед Беловых придумал занимательную конструкцию из медных шаров со специальным маслом, наглухо завинчивающимися пробками и стеклянными окошками для света. Хоть швыряй навесные светящиеся шарики в воду, хоть как угодно тряси и переворачивай в бою с монстрами – всё одно будут освещать на пару саженей вокруг себя. Одной заправки масла на пять с половиной часов хватает. Бесценное изобретение для ночной охоты. После раздачи светильников, Егорыч распределил между всеми бомбы с красным огнем, флаконы с ослепляющим порошком и гранаты. Пистолеты достались Фёдору. Князь и девушка, помимо того, были вооружены саблями, покрытыми магическими письменами, точь-в-точь, какой рубил Петька мертвецов в первой стычке.
– Ну, тогда я с девицей, – улыбнулся в бороду монах, поигрывая посохом. – То бишь, с Дарьей, не знаю как её там по батюшке.
– Нет у меня батюшки, – огрызнулась Даша, недовольная тем, что ей не удастся пойти в паре с князем.
– Мишаня, головой мне отвечаешь за неё, – посерьёзнел Белов, кивая в сторону девушки.
– Давидом меня называй. Такое теперь моё имя, – твёрдо проговорил монах и побрел в сторону погоста. Даша зашагала вслед за ним.
– Ну, с Богом, Федя, – Егорыч перекрестился, похлопал по плечу Белова и двинулся вслед за двумя светящимся силуэтам.
– Хоть бы раз Бог помог в схватке с нечистью, – буркнул, топая за Егорычем молодой князь. – А то демонов, чертей и прочей падали пруд пруди, но ни ангела, ни святого духа, днём с огнём не сыщешь для помощи.
– Не ворчи, князь, – услышал его недовольство мужик. – Они незримо нам помогают. Может быть, оттого и живы мы, после стольких лет войны с тварями, что нас Бог оберегает.
– Ну да, ну да, – продолжал недовольствовать молодой человек, неслышно ступая по примятой траве, кажущейся белой в мягком свете фонарей. – Надо было тебя к Мишане, тьфу, к Давиду, определить. Как раз компания достойная, помолились бы с ним вместе, глядишь, и нечисть в ужасе разбежалась бы.
При последних словах Фёдора, Егорыч обернулся к нему, хотел что-то сказать, но махнул рукой и снова побрел к погосту. Спорить сейчас ему совершенно не хотелось. Тем самым, каждый остался при своём мнении.
Четвёрка людей, тихо переговариваясь, упорно поднималась по склону к угрюмому холму, ощерившемуся остатками старых, давно сгнивших и повалившихся крестов. С ночного пасмурного неба, заволоченного густыми тучами, начала падать мелкая, холодная морось. Где-то, недалеко за селом, сверкнула и ударила в трухлявую, давно умершую, берёзу паутина молнии. За горизонтом начало сильно погромыхивать. Люди ускорили шаг – начавшийся дождь размочил глинистую почву под их ногами, затрудняя подъем к вершине погребального холма.
Через пять минут, все четверо, изрядно промокшие и продрогшие, стояли у края входа в негостеприимное подземелье. Провал словно приглашал их спуститься внутрь синеватым свечением, струящимся из его недр. Ни одной живой и неживой души не попалось Фёдору и компании, вступившей в центральный коридор подземелья. Владения Кощея выглядели неестественно пустыми, особенно после рассказа Егорыча о десятках тварей, напавших на них в прошлый раз.
Фонари в этот раз не пригодились. Тьма подземелья растворилась в неестественном синем свечении от медленно ползающих по стенам, потолку и полу тысяч фосфоресцирующих гусениц. Неуклюжие насекомые иногда срывались со склизкого потолка и стен, падая на поверхность пола крохотными синими огоньками. Попадали они и под подошвы обуви идущих людей, лопаясь и оставаясь яркими кляксами. Постоянный, хоть и не слишком частый, дождь из гусениц и неровный свет дезориентировали пришедших, заставляя каждое мгновение держать оружие наготове. Это довольно быстро выматывало людей, заставляя их зрение выхватывать несуществующие образы из движущихся теней, при полном отсутствии врага.
Ныне, только небольшая лужица мутной слизи, не испарившаяся с сырой почвы, да обожжённая волшебной молнией часть стены, свидетельствовали о правдивости истории участника схватки с Кощеем.
Когда группа дошла до многочисленных отводов в прочие подземные полати и ответвления из главного коридора, то люди, как было условлено, разделились на пары. В живом, дрожащем синеватом свете, кроме них и необычных насекомых, казалось, не было никого. До того момента, пока пары не разомкнулись на полсотни саженей друг от друга в лабиринте ходов и пустующих залов.
– Сзади! – завопил Фёдор, когда они с Егорычем миновали очередной коридор и выбрались в большой круглый зал, заставленный каменными статуями давно сгинувших богов и героев.
За спиной мужика, прямо из стены, вырывая комки плотной почвы, высунулась клыкастая драконья пасть с горящими красными глазами на отвратительной чешуйчатой морде. Пасть распахнулась и щёлкнула клыками на том месте, где только что стоял Егорыч. Значительный кусок стены обвалился и из образовавшейся дыры обоих людей атаковало бочкообразное существо на шести толстых лапах. Его уродливая голова быстро перемещалась в воздухе на длинной, тонкой шее, нанося укусы и тут же отстраняясь назад к туловищу, минуя удары оружия охотников. Впрочем, длинная шея была одновременно и слабым местом чудища. Исхитрившись, Егорыч, ловко отпрянул в сторону от попытки очередного укуса и рубанул топором по вытянувшейся в миг атаки шее, одним махом отсекая опасную голову. Обезглавленное шестилапое туловище тут же завалилось на спину, суча в воздухе всеми конечностями. Проявляя невероятную живучесть, отсеченная часть ещё некоторое время извивалась на обрубке шеи, норовя цапнуть Егорыча за ногу. Новый удар топора пресёк щёлканье пасти.
Одновременно с нападением на Фёдора и Егорыча, Дашу и монаха атаковали целые сонмы оживших мертвецов, как только они ступили в объемное помещение с огромным монолитом посередине. Эта часть подземного царства освещалась уже настенными факелами, а не ползающими гусеницами. Завертелась отчаянная пляска людей и всё прибывающей из потайных нор нежити. К гниющим трупам, распространяющим невыносимый смрад, тянущим тлеющие руки к людям, присоединились и попавшие в мир мёртвых хищники: облезлые волки и рычащие полуистлевшие медведи. Грязные остатки шерсти гроздьями висели на рёбрах грудных клеток и впавших боках давно почивших животных. Девушка и Давид без устали разили нечисть, отсекая отвратительные головы и конечности, и постепенно отступали к середине помещения, к громадному монолиту идеальной квадратной формы, с круглыми каменными шишками по углам.
В зале, где только что расправились с шестилапым зверем Фёдор и Егорыч, происходила новая трансформация. Дальняя часть стены зарябила и заколебалась, потом стала жидкой словно вода и схлынула на каменный пол, утекая потоком сквозь щели между плитами. К общей радости людей, за исчезнувшей стеной, показался толстый деревянный столб с крепко привязанным к нему Петром. Молодой человек был босым, одетым в одни подштанники, глядящим мутным безумным взором, израненным, но живым. Он поднял голову, увидев своих спасителей и предостерегающе вскрикнул: «Засада!». Но его не слушали. Фёдор и Егорыч подбежали к нему, перерезали впившиеся в тело верёвки. Фёдор стащил с себя боевую куртку и одел на посиневшего от холода брата. Тот едва стоял на ногах от слабости и потери крови.
– Засада, засада! Бегите… – снова и снова повторял Пётр, когда брат и Егорыч поволокли его к выходу из зала со статуями.
Оглушительная ударная воздушная волна смела всех троих с ног, расшвыряв между каменными истуканами, как только они миновали середину зала. Лишь по счастливой случайности люди отделались синяками при падении. Затем, перед ними вырос из полутьмы хозяин подземелья. Посреди обсыпающегося проёма, ведущего к выходу, стоял Кощей, почти касаясь золотой короной, насаженной на лысый череп, высокого свода пещеры. Огромный меч, в рост рослого человека, вмиг вырос из-под золотистого плаща и стальной змеей прочертил в воздухе мерцающую полосу, снеся несколько статуй и едва не прикончив, откатившегося в сторону Фёдора. Егорыч потерял при падении свой топор, а на изнемождённого пленом и оглушенного падением Петра и вовсе рассчитывать не приходилось. Фёдор бросил короткий взгляд на своих безоружных соратников, выхватил саблю и вскочил на ноги, изготовившись к тяжкой драке.
Тем временем, Давида и Дашу плотная масса чудовищ прижала к самому монолиту. В охваченном боем помещении заскрипели тайные люки и крышки в стенах и полу, открывая путь всё новым и новым монстрам. Кощей сражался с Фёдором и одновременно поднимал всё своё воинство, чтобы расправиться с пришельцами.
– Надо прорываться к выходу! Нам их не одолеть! – крикнул девушке монах, треснув по черепу слишком близко подступившего мертвеца. Оживший покойник повалился на своих неживых сотоварищей, внеся сутолоку и ненадолго остановив наступление зловонной армии.
Дарья собралась что-то ответить, но случайно опёрлась рукой на шишкообразный выступ на углу монолита. Казавшийся цельным алтарь заскрежетал, разделился и начал сдвигаться верхней частью в сторону. По мере отодвигания каменной крышки из глубины оказавшегося пустым алтаря, начал медленно подниматься вверх, попеременно сверкая всеми цветами радуги, округлый предмет. Полностью прозрачный и постоянно меняющий цвет, хрустальный сосуд, вогнал озверевшую нежить в полнейшую панику. Нечисть, обступившая было отчаявшуюся парочку, с визгом и рёвом кинулась прочь от пульсирующих ярких вспышек, стремясь укрыться в норах и потайных ходах. Но не успела. Из магического сосуда вслед каждой твари мгновенно протянулся тоненький лучик, заставляющий вспыхивать пожирающим огнем то или иное чудовище. Лишь нескольким удалось спастись в затхлой темноте глубоких нор от убийственных лучей.
Даша раздумывала недолго. Как только очередной луч сжег удирающего со всех ног упыря, она схватила блистающую сферу и занесла её над головой, приготовившись разбить о крышку алтаря.
– Стой! – крикнул ей разгоряченный боем спутник. – Заберём её с собой. Пригрозим смертью и заставим Кощея вернуть Марию!
Даша на секунду опешила, но сферу, занесенную для удара, опустила. Она улыбнулась монаху и согласно кивнула. Почему бы и не исполниться такому плану? Кощей, хоть и опаснейшее чудовище, однако разумное и дорожащее собственной бессмертной жизнью.
– Дело говоришь, друг, – девушка протянула сферу монаху и добавила. – Раз идея твоя, то ты и переговоры будешь вести.
Монах осторожно принял гудящую и теперь светящуюся ровным синим цветом хрустальную штуковину из девичьих рук, завернул её в серую тряпицу. Потом подумал и отхватил сапожным ножом часть рясы, решив завернуть бесценный трофей в ещё один слой. Грохот мощного магического удара, сбившего с ног их соратников, освободивших пленника, донёсся до их слуха, когда Давид заканчивал кутать хрупкую сферу. После грохота и короткого затишья, с той же стороны раздались и звуки схватки.
– Быстрее, бежим туда, пока Кощей их не прикончил! – воскликнул монах и рванул в сторону лязганья стали, воплей и магических отзвуков.
Даша едва поспевала за бегущим по бесконечным коридорам Давидом, удивляясь, как ему удается не сбиться с нужного направления в запутанной сети проходов и сквозных комнат.
Бой между Беловым и Кощеем разгорелся не на шутку. Молодой князь вертелся ужом, уклоняясь от страшных ударов полуторного меча Кощея, которые сокрушали всё на своем пути, ничуть не задерживаясь даже при задевании каменных статуй. Только скорость и звериная ловкость спасала Фёдора от того, чтобы быть разрубленным на части оружием Бессмертного. Найдя в суматохе драки свой неизменный топор, к драке присоединился и Егорыч, правда, ненадолго. Очередная магическая волна впечатала его в стену и оставила бойца без сознания, полузаваленным, едва дышащим под грудой осыпавшихся камней. Таким образом, бой снова перерос в дуэль между Беловым и Кощеем. Дуэль неравноправную и нечестную. Молодой человек уже трижды пронзил тощее тело колдуна и один раз даже снёс костяную голову. Протыкание заговорённой сталью на Кощея не произвело никакого впечатления, а отрубленная голова заставила монстра на мгновение отшатнуться и отрастить за время щелчка пальцами новый череп, не менее уродливый, чем предыдущий. К справедливости нужно отметить, что на новой голове не было роскошной короны, что открывало миру копошащихся трупных червей во внушительном проломе черепной коробки. Стеклянная бомба с красным огнем лишь разъярила непобедимого врага. Магическую волшебную волну, сбивающую с ног противников, существо больше не применяло. Ему было достаточно громадного меча, неутомимости и бессмертия. Фёдору же, каждое движение давалось со всё большим трудом, сабля норовила выскользнуть из уставшей руки, дыхание сбивалось.
Князь без особой надежды выпалил из пистолета в оскаленное лицо Кощея, угодив точно в сверкающий непомерной злобой глаз. Кощей заревел, попытался достать Фёдора хлёстким ударом, однако снова промахнулся. Теперь на чудовищном лице пламенел яростью только один багровый глаз, восстановить утраченный у колдуна почему-то не получилось. В этот момент сражения в зал вбежали монах и девушка.
Кощей тут же потерял интерес к запыхавшемуся Фёдору и воззрился уцелевшим оком на увесистый свёрток в руках монаха. Яркие сполохи временами проблёскивали и через двойной слой ткани.
– Эй, тварюка! – заорал монах. – Выпусти нас всех отсюда и Марию верни в прежнем виде! Не то, клянусь Богом, разобью смерть твою!
– Невозмошшшшно вернуть, – прошипел Колдун, замерев и не сводя взгляда со свёртка. – Друххое время. Она там. Отдай шар и уххходи шшшивой…
– А, ну раз невозможно, тогда получай нечисть! – воскликнул Давид и хрястнул, что было мочи, свёртком об обломок щербатой статуи.
После удара последовала ослепительная вспышка, за ней – тонкий, мелодичный звон. Из разбившейся сферы выскользнул сгусток светящейся плотной энергии размером с кулак, запрыгал вверх-вниз и стрелой метнулся к Кощею, впившись в единственную зрячую глазницу. Колдун ослеп, завыл волком, закрыл костлявой ладонью пораженное место. Его тощее тело изнутри пробили лучи света, сжигающего магическую сущность. Золотой плащ вспыхнул лиловым огнём и неумолимое пламя принялось пожирать Кощея. Но монстр не сдавался. Собрав всю оставшуюся силу и ненависть к людям, он нанёс последний, смертельный удар непомерно длинным клинком по девушке, склонившейся над ворочающимся Егорычем…
За мгновение до того, как лезвие опустилось на Дашу, к девушке метнулся монах, заслонив собой жертву Кощея. Бывший офицер поднял посох, защищая себя и Дашу, однако тяжелое лезвие разрубило древко, словно спичку, и проломило череп Давида, рассёкши его до самой шеи. Монах уберёг жизнь девушки, но не свою…
Фёдор с яростным кличем ринулся на убийцу, но от Кощея уже осталась лишь небольшая кучка дотлевающего бесформенного тряпья, от которого исходил лёгкий дымок. Древний враг был повержен, но какой ценой? Забрызганная кровью Даша рыдала над бездыханным, изуродованным телом незнакомого ей человека. Постанывал раненый Пётр, едва сумевший подняться на ноги и вот-вот готовый вновь лишиться сознания. Егорычу, наконец, удалось выбраться из-под каменного завала. А Белов стоял, совершенно опустошенный и раздавленный смертью друга, не зная, что предпринять.
Прийти в себя людям помогли гул обрушивающегося свода, разбежавшиеся по стенам сети трещин и падающие плотным светящимся дождем синие фосфоресцирующие гусеницы. Царство поверженного Кощея разваливалось, крушилось, и было готово похоронить вместе с собой победителей чудовища. Уцелевшие люди потащили Петра Белова по пыльным, полутёмным коридорам к выходу из лабиринта бесконечных проходов. Тело павшего соратника они взять с собой не могли, спасать нужно было живых.
Участники похода на Кощея прекратили свой бег, спустившись со скорбного холма, вершина которого ходила ходуном, дышала и проваливалась, засыпая подземные пустоты, больше не поддерживаемые никакой магической силой. Фёдор и заплаканная Даша помогли Петру взгромоздиться на лошадь убитого монаха, а Егорыч мрачно поигрывал любимым топориком с серебряным лезвием, перебрасывая его из руки в руку. Он успел таки схватить его при бегстве.
– Жаль Мишку и Марию, – слабо проговорил Пётр, с трудом удерживаясь в седле.
Его съедала вина за потерю друзей, и он не поднимал глаза на товарищей по опасному ремеслу. Ведь стоило ему проявить осторожность, а не бравировать погоней за странным покойником, и всё могло пойти по-другому. Впрочем, старая русская пословица гласит: «Знал бы, где упасть, соломки бы подостлал». И с этим правилом бессмысленно спорить.
– По коням, – мрачно скомандовал Фёдор. – Наш друг пал в бою, как герой. Такая у нас работа. Жалеть будем обо всех, если доживём до старости. А Машу ещё рано списывать из мира живых. Если колдун нашел способ забросить её в другое время, и она там сумела выжить, то мы её обязательно вернём. Дождемся тётку, расспросим всех людей и разумных нелюдей, как такое дело провернуть. Чай, не глупее Кощея, будем. Обязательно вернём…
Автор: Дмитрий Чепиков
