Ярра Бьёрнвард. Зарисовка о персонаже.

По мелководной Этбе крупные корабли не ходили. Да и на снеккаре здесь особенно не развернуться – так только, на небольшой лодке проплыть. И те нанимали в портовой Орфе нечасто – куда проще было добраться до поселений Кфарана или Варфарра на лошадях, по хорошей, укатанной дороге. На лодке разве что с товаром или грузом удобнее. Или если кому-то очень хочется вспомнить былые годы, глядя на лесистые берега и луга, мимо которых неторопливо лились воды Этбы.

Лодка совсем замедлила свой без того неспешный ход, и остановилась у маленькой деревянной пристани. Лодочник ловко набросил толстую пеньковую веревку на кнехт, пришвартовывая своё небольшое судёнышко. Пассажиров было совсем немного. Пожилой пасечник с женой и двумя внушительными тюками, юноша – совсем еще мальчишка – похоже, их младший сын или внук. И девица. Рыжая. Явно чужая и семье пасечника, да и всем здесь, пожалуй. Хоть и было для лодочника что-то знакомое в ней, в том, как она держит спину, как склоняет голову, рассматривая береговой пейзаж. Одета она была удобно, по-дорожному. Расшитая рубашка с зашнурованными манжетами, свободные штаны, заправленные в высокие сапоги, кожаный жилет, украшенный медными чеканными пластинками, легкий плащ с тонкой меховой оторочкой – всё это, как и то, что она расплатилась серебром не торгуясь, говорило о том, что девица при деньгах. А короткий меч в поясных ножнах, на рукояти которого уверенно покоилась её рука, подтверждал, что деньги свои – равно как и всё остальное – девица защитить сумеет. Дождавшись, пока семья пасечника высадится на берег, путешественница неторопливо прошла с носа лодки, где провела всю поездку, до кормы, слегка поклонившись лодочнику, ловко закинула небольшую дорожную торбу на плечо, и легко выбралась на пристань.

Дорога от пристани вела вверх, на холм, где находилось поселение Варфарр. Здесь, кажется, ничего особенно не изменилось за последние семь лет, что были проведены вдали от дома. На «большой земле», в столице империи Эледов, да и за ее стенами, жизнь кипела, менялась, и каждый день мог принести что-то новое – увлекательное или даже опасное. А здесь всё по-старому. Те же деревья, камни, те же горы вдалеке. И те же неприветливые, суровые взгляды. На таких, как эта рыжая путешественница, вовсе не чужая для этих мест, всегда смотрят косо, пренебрежительно называя «нгирдиг». Нгирдиг – заноза для всего рода, позор семьи, о котором не хотят говорить. Ребенок родителей, принадлежащих к разным кастовым классам. Вечный изгой, которому только одна дорога – вон из родного селения. Раньше, говорят, такие и до совершеннолетия не доживали. Не было выхода – хоть в омут кидайся, хоть с горы, хоть медведю в лапы. Теперь, после мира с Эледами, стало проще. Нет места в родном доме – отправляйся искать Судьбу-работу подальше от Норхтаров. И чем дальше уйдешь – тем для всех лучше. Но, как и любой другой член общества, отправившийся искать жизни вдали от своей родины, раз в семь лет должен вернуться, воздать почести предкам, поклониться главе своей семьи, и рассказать о том, что было за эти семь лет достигнуто, что увидено, и куда путешественник принес веру и традиции своего народа. А семь дней спустя можно было вновь оставить свой дом здесь, и отправиться странствовать дальше, или вернуться в другую страну к своей собственной, новой семье. Если успел её создать…

Навстречу, весело щебеча о своем-девичьем, шли две молодицы. Каждая несла в руках по большой плоской корзине с травами и кореньями – на засушку. Целительницы. Будут по осени растирать эти травы в порошки, распевая монотонные ритуальные песни, рассыпать по мешочкам да склянкам. Матушка рыжеволосой путницы тоже была целительницей. Отец о ней рассказывал. Но вот он целителем не был… Молодицы, увидев старую знакомую, сперва застыли, едва ли не раскрыв рты, забыв о своем разговоре. А потом заторопились прочь по своим делам. Как же! И любопытно, и завидно. И одежда-то на путешественнице не из дешевых, и гордо плечи расправлены – по всему видно, что поднялась там, на этой «большой земле», да ещё повыше, чем они. И не стыдно ей, жалкой нгирдиг? Нет, не стыдно. Всего, что у неё было, добилась она честным трудом и службой. Меч ее был верен, сердце твёрдо. И оплата за это была щедрой.

Улица казалась пустой. Никого не было видно во дворах, обнесенных
глинобитными заборами. В такой час все заняты работой – внутри домов, в амбарах, в поле, в лесу. Разве что собака где залает или скот домашний зашумит. Но безлюдные улицы были рыжей путешественнице даже на руку. Она остановилась возле одного из домов. Когда-то этот дом был так же ладен, как и остальные в селении. Но сейчас и забор кое-где нужно бы подновить, и с травой во дворе разделаться – слишком уж она разрослась, колодец едва видно. Только узкая тропка ведет от ворот к нему, да к порогу дома под высокой двускатной крышей. Путница открыла дверь в дом, ступая от летнего света в полумрак большой, пропахшей дымом и жиром, комнаты. У высокого, квадратного очага, который давно стоило бы уже заменить хорошей печью с дымоходом, сидел, ссутулившись, поседевший мужчина. Его немигающий взгляд был устремлен на еле теплящийся огонёк в очаге. Когда-то этот мужчина и сам был статным, высоким и гордо носил на своих широких плечах алый плащ, а грудь его закрывали от вражеского удара доспехи доблестного воина. Но эти доспехи не смогли уберечь его сердца от коварства запретной любви к женщине из другого наследного сословия… Суховатые пальцы правой руки мужчины медленно перебирали шерсть на загривке большого, черного пса, покорно сидящего рядом с хозяином. Пёс первым отреагировал на вошедшую в дом путницу, потянул носом в её сторону и радостно завилял хвостом. Хозяин дома улыбнулся тонкими губами, поворачиваясь на гостью в пол-оборота. Незрячие глаза его заполнила радость.

- Ярра, - сказал он, поднимаясь во весь рост, - я ждал твоего возвращения!

- Мир тебе, отец, - отозвалась рыжеволосая путешественница. - Мир теплу твоего дома.