Гера для Зевса. Часть 9 (черновик)
— Снова один, — мама мельтешила вокруг, нервируя. — Почему Тамару не взял с собой?
Начался блядский процесс разведки ситуации, как это называл Гера. Наводящие вопросы и инквизиторские взгляды.
— Она не смогла, — коротко отозвался он.
Поджатые губы и недовольный взгляд — а это уже начало возможного спора, участвовать в котором ему было пиздец как лень.
— Ты её хоть удосужился пригласить? — всё ж не выдержала маман.
Повторение — мать учения:
— Она не смогла.
— Но как так… а отметить?
— Вон, — качнул он головой в сторону пакетов, тут же удостоившихся внимания. — Это вам.
Герасим отсортировал все «подарки», разделив на то, что ему могло пригодиться, что можно продать, пристроить друзьями и что родителям отдать. Ещё была одна категории товаров, которые он с удовольствием закопал бы в лесу, но влом было пёхать — вдруг остановят? Что везёте, Герасим Григорьевич?
В этом случае лучше б дурь нашли, чем кучу разных дилдаков — всех цветов и размеров. Герасим будто секс-шоп обнёс, блядь. А теперь вёз товар в лес, чтоб устроить там схрон или точку какую — для особо озабоченных. Не надо Герасиму такого счастья.
— Джем, — мама с улыбкой поставила тот. — И ещё… — перевела она взгляд.
Ага, дятел этот закупился и клубничным, и малиновым, и абрикосовым, и черничным, и сраным персик-манго. Всех вкусов, в общем, по какой-то только ебанатику понятной системе приобретения — никакой, скорее всего. Герасим не стал сразу всё тащить к родителям: вопросы лишние были не нужны. Взял половину.
— Ты ж торты печёшь — пропитки всякие, — как можно нейтральнее пояснил Гера.
— Здоровый лоб, — вздохнула мама, — а не соображаешь: Тамаре бы отвёз — ребятёнку её. Нам-то с отцом зачем столько?
Вот и у Герасима вопрос к пацану: нахуя ему столько? Жопа слипнется. Тогда хрен ему даже в перспективе — мыслей, которых в целом не должно было быть.
— И ей отвезу, — угрюмо пояснил он.
— Тебе зарплату, что ль, повысили, — окинули его пристальным взглядом, — за протирание дома штанов?
И достали масло оливковое, за ним — форель, икру кабачковую — аж пять банок, — которую Герасим на дух не переносил, кофе молотый, оливки, томатную пасту… Да, всё то, что было в пакетах и тухло на полках.
— Продуктовый грабанул, — пояснил он с мрачным весельем.
— Гера!
— И не только продуктовый, — добавил он, замечая, как маман достаёт из пакета сковороду и прочую мелкую утварь, которую пацан посчитал нужным вручить ему.
После того, как она поставила на стол новый тостер, уставилась на него взглядом инспектора ГАИ в момент, когда Герасим бы мимо проезжал с контрабандой розовых пиписек на присосках.
Блядь.
— Выиграл я это. Сотрудникам раздают… маленькие такие фиговины, с которых серебристую краску соскабливаешь? — Герасим задумался. — Скретч-карты — во! Лотерея — все дела. Выиграл всё это… И дома ещё есть.
— Ты меня за дуру-то не держи, — прищурилась мама, подбоченившись.
— Правду говорю…
— Герасим!
— Раз в жизни повезло и сразу «Герасим!», — с наигранной обидой пробубнил он.
Гера понимал, о чём она помогла подумать: сдался её сын на милость прошлого, которое существовало разве что во влажных — тьфу ты! — фантазиях тётки, которые со временем и в её голову проникли. Словно так просто было обчистить гипермаркет: натянул чулок, вошёл, набрал корзину и вышел, тыкая дулом во всех. Естественно, всё, чтоб украсть джем, сковороду и сраный тостер.
Герасим скривился. Представил почему-то, как тыкает сраным дилдаком и орёт:
— Сдавайтесь!
А затем берёт тостер в заложники. А ведь маман всё так и представляла. Разве что без главного инструмента давления на работников магаза.
— Ты что, сразу все призы выиграл — это ты мне хочешь сказать? — допытывались у него.
— Ну или у меня богатая любовница появилась — спонсирует меня тостерами. На выбор, — попытался пошутить он.
Почти правда. Почти. Потому что пацан, во-первых, не баба, а во-вторых, ещё и не любовник ему.
— Герасим! — снова воскликнула мама. — Ты в своём уме? А если б Тамара услышала?
— Я про Тамару и говорю, — усмехнулся он. — Поесть-то что дашь или будешь дальше в Штирлица играть?
— В тюрьму буду тебе подачки таскать, — заявила она, поджала губы и чуть не долбанула ему по спине дверцей холодильника.
Кухня крохотная, а Герасим сам — размером со старенький Шарп.
«И в кого такой балбес здоровенный уродился», — небось у мамы в голове сейчас именно эту пластинку заело.
Гера по взгляду понимал. А по запаху узнал голубцы — любимые.
— Кого-то пугали дедом Бабаем, а вот меня — тюрьмой, — проворчал он, слюни подбирая.
И мысли невесёлые отступили.
Вспомнилось даже, как в очередной посылке оказался вантуз, а в другой — ёршик. Пацан — тот ещё оригинал. Или без царя в голове. Хотя где дилдак и где вантуз? Если соединить, то оружие массового поражения получится.
— Всё-таки не дело это, Гера, — вмешался в его мысли голос мамы.
Та снова открыла дверцу холодильника, заставив его прижаться к столу и забыть, как дышать, и достала сметану.
— Подарки от Тамары принимать? — уточнил он.
И получил подзатыльник.
— Не умничай мне тут.
Сколько бы лет ни проходило, а ощущение, что ему всё так же шестнадцать. Как пацану. Тому чутка больше, естественно, но Гера как-то упустил из виду, что Зевс — вчерашний школьник. Вот же ж хрень. Школьник… ЕГЭ только сдал — если сдал. А он смотрит на него, как на парня и сам черту лопатой выкапывает обращениями: шкет, пацан… пиздюк. Потому что Зевс — это как-то солидно звучит. Смешно в их реалиях, но всё же солидно. И вроде в то время они уже были молодняком, а эти — всё ещё дитяти. Так почему взгляд на пацана меняется? Почему приходится заставлять видеть в нём завтрашнего студента?
Странный он какой-то — этого не отнять. Даже по меркам странностей подобного сорта людей.
— …Ешь давай, — вернула его с небес на землю маман.
Тарелка уже стояла, в неё же плюхнули хорошую порцию сметаны. Чем больше, тем лучше.
Послышался вздох, а Герасим уже напряг булки: знал, что за этим красочным вздохом последует.
— Только тебя и кормлю: некого больше, — причитания не заставили себя ждать. — Были б у меня внучата… И чего я к Варе не прислушалась? Рожать надо было второго.
— Папаня снова худеет? — спросил он, облизываясь.
— Что? — перевела на него взгляд мама.
— Худеет ли папа, спрашиваю, — покрутил ложкой Герасим. — Раз некого, кроме меня, кормить.
— Остряк, — буркнули ему в ответ. — Ты прекрасно знаешь, о чём я.
Знал Герасим — ещё бы. Ему каждый визит этим мозги ебали: тяжкими вздохами, фразами в стиле «Вот бы мне тоже показывать фото внучат… У Раисы уже третий родился, у Вали — второй». «Связала бы что-нибудь: носочки или шарфик… Платьице!».
Словно он мог взять и родить сам, блядь. Или что ему сделать — презик проколоть, чтобы Тамара залетела? От одной мысли становилось не по себе. Словно своими же руками приговор подписать собирался.
На хрен всё это.
— Ничего сказать не хочешь?
— А что мне сказать? Ты ещё молодая, и папаня тоже не лыком шит. У вас всё получится, — заявил Гера с воодушевлением и отправил в рот сразу половину голубца, получив второй подзатыльник.
— Ты такой вредный стал, — проворчала маман.
Герасим промолчал, наблюдая, как она убирает принесённое им добро. Когда вернулась на кухню, удостоила тем-самым-взглядом, нацеленным показать то, насколько он проебался, и начала яростно единственную грязную чашку в раковине натирать.
— Вот появись я на пороге с ребёнком, ты б обрадовалась? — спросил Гера, мысленно хмыкая.
— Разумеется.
— Понял — принял: на следующей неделе подгоню. Выберу только похожего мальца.
Маман тут же обернулась:
— Герасим!
— Что? — невинно захлопал он глазами и сунул последний голубец в рот. — Магаз я уже обнёс, теперь черед детского сада, — протолкнув еду в желудок, выдал он.
— Не дай бог, Тамара тебя услышит, — махнули на него тряпкой.
Поседеет прям.
Герасим едва глаза не закатил. У Тамары чувство юмора вроде было, в отличие от некоторых.
Повисла напряжённая тишина, тяжесть которой маман первой и не выдержала:
— Но если ты найдёшь девушку помоложе, против я не буду.
Вот они — двойные стандарты.
— Это слушать я не намерен, — покосился на неё Герасим.
— А что я такого сказала?
— А если тебя Тамара услышит? — задал он её же вопрос.
Маман тут же насупилась.
— Это я так… К слову пришлось. Мало ли.
Да-да. Каждый раз. Словно Тамара — это дно, от которого Гере следует отталкиваться. Потому что дальше только лучше: моложе, в смысле.
— Мне хорошо с Тамарой, — поставил он точку.
Это было почти что-то правдой.
Как минимум с Тамарой спокойно.
— Видела я, как тебе с ней хорошо, — едва различил он шёпот, а после и различать ничего не надо было. — Чтоб ребёночка зачать, спать надо вместе, Гера. А вы что? Вы даже не живёте вместе. Видитесь, словно… не знаю кто.
Она что-то ещё бубнила, а он отвлёкся на телефон. Достал его, глянув на экран.
«Ты когда дома будешь?»
Да, такому вопросу впору принадлежать теме их обсуждения, то бишь Тамаре. Но сообщение было от пацана.
«Никогда», — ответил он коротко средним пальцем.
Через секунду пришла картинка. На беду, Герасим её открыл. Сраную гифку того, как один мужик активно засаживает другому.
Он подскочил и тут же прижал экран к ноге.
— Это Тамара? — коршуном налетела мама.
— Н… М, да, — выдохнул Герасим.
Блядьблядьблядь!
Надо заблокировать пацана, и дело с концом!
«Я правильно понял эмодзи?»
Нет, сука, неправильно!
«На хуй иди, я имел в виду», — отправил Герасим, удерживаясь от того, чтобы не начать скрежетать зубами на всю квартиру.
Присутствующий Штирлиц не поймёт внезапного накала страстей.
«Тебе на моём больше понравится, уверяю», — в ту же секунду прилетел ответ.
Герасим всё же заскрежетал. Открыл вкладку и замер пальцем над опцией «Заблокировать».
— Кекс будешь?
— Чего? — поднял он взгляд на маму.
И едва не переспросил: какой, блядь, секс, ма?!
— Маковый, Гера, — любимый твой, — настороженно глядела на него маман.
— Буду… — выдохнул он.
Так ничего и не поменял в списке контактов — не сейчас.
Потом заблочит. Как-нибудь.