Гера для Зевса. Часть 7

— Что за припиздень? — поинтересовался Вадик, переводя вопросительный взгляд со Свята на него.

— Да дурной один: перепутал магаз и ресторан. Сядет на заморозку и начинает жрать мороженое. Или ещё лучше — мясо прямо из упаковок.

— Курицу, что ли?

— Не настолько дурной.

— Конина?

— Тартар.

— А-а-а, — протянул с видом знатока Вадик.

Герасим виду не подал, что ему только сейчас — вечером свободной от пацана недели — не хватает трындеть о нём и его закидонах, целью которых явно был… Гера. Так и беду можно накликать.

И так не знал, что думать: каждый день доставка. Сначала он не понял, кто и что, поэтому принял и расписался. Затем распечатал, а там тёмный футляр; в футляре — часы. И не просто какие-то там часы: глянул в инете, и тут же поплохело от ценника.

Если пацан может спускать столько бабла, то всё куда хуже, чем Герасим себе представлял. На часах потому что ещё гравировка была: «Гере от Зевса» А внизу приписано: «Каждая минута без тебя — мука». Герасиму даже выразить было некому своё душевное состояние благим матом — пацана-то не было поблизости, чтобы выслушать всё, что он о нём и его подарках думает. Оставалось только бубнить, разговаривая со стенами. Бежать, разыскивать его и возвращать подарок не собирался: если пиздюк не знал, в какой унитаз деньги спускать, Гера-то не виноват. Но это было только начало: большие тары, маленькие упаковки и даже простые конверты — к нему весь день катались посыльные как к себе домой. После часов он от всего отказывался. И чем больше отказывался, тем настырнее был этот ебанатик. Ощущение создалось, что тот сидел где-то поблизости и наблюдал: если посыльный покидал парадную с коробкой, то сразу запускал к нему другого. И так, мать его, без остановки.

Казалось, что Гера действительно скоро с катушек слетит.

Вчера к родителям сбежал на полдня, уверенный в том, что доставка так и катается: туда-обратно. Сегодня с друзьями созвонился, шатаясь весь день. Но чего у пацана не отнять, так это упрямства.

Напор-то какой… И ради чего, главное?

Не, цель была ясна теперь — вопрос снят. Но… чего в Герасиме особенного?

Зевс не урод, да и богатый — видный жених, как заявила бы маман. Так чего видный женишок прилип к нему как банный лист? Герасим-то не невестушка: зеркало у него было и в него он смотрел, ни хуя не понимая, чё у пацана со вкусом. Ну тело крепкое — да, этого не отнимешь, — следовательно, и фигура хорошая. Вот только сомнительно, что Зевс на телеса его запал: сколько таких людей на свете болтается? Вон Свят — покрепче его будет. Так чего не к нему пристал, а к Гере?

Этот вопрос никак не снимался.

Сколько бы ни смотрел в отражение, Гера не понимал, чего пацану неймётся. Сам он уже давно бы махнул рукой, получи отказ, да ещё и в такой резкой форме, а этот продолжает дятлом долбиться в закрытую дверь…

Вместе с ним в дверь стучались и выводы.

Может, на понт его берёт? Или спор какой — молодёжь любит эти дела. Бабки некуда девать — вот и спорят на всё что угодно. Узнал это тоже по опыту. Пацан также мог поспорить: компашкой ткнули пальцем в первого встречного и загадали чего до хуя дебильное.

Или дело принципа.

Как он там сказал? Не отказывали ему ещё? А Гера вон — никак не хочет задницу расчехлять. Для этого у него достаточно причин: первая причина — это сам пацан. С такими долбоклювами, как бы они внешне ни нравились, Герасим не любил иметь дел. Язык у них как помело; всерьёз ничего не воспринимают. Даже если бы он рискнул переспать с другим мужиком, а не со своим дилдаком, то выбрал бы кого-нибудь… посолиднее — нет, не то слово, но другое на ум не приходило, — что ли, чем этот любитель гавайских рубах.

Вторая причина — сама жизнь. Чуйка у него была развита отменно, чтоб понимать, как всё полетит к хренам, стоит единожды переступить черту. Тот самый губительный запретный плод — тащить в рот всякое не стоит: потом с толчка не слезешь. Герасим предвидел, что его это коснётся. Попробует разок, а потом… потом будет сложно продолжать питаться полуфабрикатами. Не все перемены к лучшему, что бы там ни говорили.

Третья — Тамара.

У них были странные отношения, но они всё же были. Любые его решения затронут и её: потому что спать с кем-то, а потом идти к ней он не хотел. Непорядочно как-то. Сначала стоило с ней расстаться, а потом… потом… Что потом? Тот самый вопрос, который задаст мама: что ты планируешь делать, Гера? Она будет ждать невесту, которую он никогда не приведёт — потянет до пенсионного возраста. Дай бог, живи маман и тогда, всё равно скажет: любви все возрасты покорны — ищи!

— Борька Станиславов — слышал чё?

Герасим хлебнул пива, в два глотка допив кружку, и кивнул.

— Баба с возу — кобыле легче, — хохотнул Свят.

— Да ну-у-у… Видел бы ты его — прям сильно расстроен разводом. Я думал, он давно хотел, а оказалось, что Алиса первой документы подала.

Гера называл такие разговоры фоновым шумом. Обычно друзья сплетничали, он кивал и подкреплял кивок новой порцайкой тёмного пива. Как-то так получалось, что Вадик всегда был в курсе всего — рассказывал им про чью-то жизнь, — у Свята была насыщенная своя, о которой он и травил байки, а у Герасима… был телик. Пересказывать, что транслировали там, казалось дебилизмом — лучше молчать в тряпочку.

Так-то можно подумать, что у него совсем всё уныло.

— Ну а у тебя как с Тамаркой? Не созрела она ещё для фаты?

— В тебя что, моя мать вселилась? — пополнил кружку из графина Герасим, криво усмехнувшись.

Так всё и происходило: вспомнишь говно — вот и оно.

— А на хрена брак? — вмешался Свят. — Тамарка — идеальная баба. Мозги не ебёт, ничего не требует, не ноет, что зарплата хреновая и перспектив нет никаких… Я тут познакомился неделю назад, так сразу требований, будто, блядь, императрица до меня снизошла: список того, чем я должен её баловать, на второй день уже был шестизначным.

Герасим чуть пивом не подавился.

За каким-то хером в голову пришло, сколько посылок он за эту неделю получил от пацана.

— Я тоже чуть не подавился, — скривился Свят. — Поэтому и говорю: Тамара твоя — во, — показал он палец вверх.

Герасим кивнул; мысленно же он вздохнул.

Согласен полностью: за это он её и ценил. За то, что не лезла к нему. Вообще. Ну почти. Об этом ни Вадик, ни Свят, конечно, не знали. Вряд ли поняли бы его воодушевление:

— А весь смак, что Тамарке нет дела до секса!

— Э… — уставились бы на него вдвоём.

— Фригидная, что ли? — уточнил бы Вадик, чтобы потом пустить слух дальше — по кругу.

— Или это ты у нас пидрила? — осклабился бы Свят.

Герасим бы тогда заржал и сказал:

— Да пошутил я… Что пошутить уже нельзя? В постели Тамарка тигрица… Так обскакивает меня, — а сам бы вспоминал, как скачет на сраном дилдаке.

Хотелось вздыхать и продолжать цедить пиво. Поэтому Герасим и предпочитал молчать, слушать и почти не говорить о своих «насыщенных» буднях. Теперь стало на одно событие больше, которым он снова не мог поделиться.

Даже воображение это рисовало хреново:

— Кстати, о пиздюке с магаза — он меня преследует.

— С хрена ли? — тут же бы набычился Свят.

— Хочет от тебя чего? — тут же спросил бы охочий до сплетен Вадик.

— Трахнуть предлагает, сосиски варит, подарками задаривает… Вот пасусь с вами, потому что сраный дин-дон задолбал — сил моих нет, бля.

Всё бы снова свелось к голубятне.

Герасим вздохнул.

Друзья-то у него имелись, но он никогда не был ни с кем откровенным. Никогда. Даже с родителями. Тем более с ними. Представлял, что мама скажет: «Ты ошибся, Герочка. Просто тебя по голове много били… Говорила ведь Варя».

Били-били да пидораса вылепили — ага, именно так это и происходит. Ещё лучше, если мама в детстве головой вниз уронила и у него сраный переключатель щёлкнул. Но если с собой он мог быть откровенным, что-то в последнее время случалось постоянно — сто процентов пацан виноват, — то с другими никогда. Герасим не думал, что у друзей тоже чё-нибудь да щёлкнет в мозгу и они его примут с распростертыми объятиями. Скорее, выпрут с пинка и руку перестанут жать.

В таком мире Герасим жил, а в какой мультяшной вселенной витал Зевс — он не понимал. И не хотел понимать. Видел только, что для того, видимо, в привычке вещей: клеиться к прохожим, сорить деньгами, не уважать границы, клоунады устраивать, шантажировать… И ничуть не беспокоиться о том, что о нём подумают. Гера вот пиздец как беспокоился, потому что одно слово могло загубить всю жизнь.

Так на хрена экспериментировать?

— Ну что, ещё по одной и по домам? — перевёл взгляд с него на Вадика Свят.

Герасим просто кивнул и протянул в какой-то момент снова опустевшую кружку.