Гера для Зевса. Часть 10
Герасим вошёл в парадную с явным предубеждением, ожидая найти у двери или пацана во плоти, или же скопление посылок — а на хуя иначе вопросы сыпались в сообщениях?
Ожидания не оправдались.
То ли облегчение нужно было испытывать, то ли… облегчение. Никаких опций Гера себе не давал. Поспешил быстрее нырнуть в берлогу и закрыться на все замки, словно Зевс дежурил у его дома двадцать четыре на семь — такими темпами у него мания преследования начнёт развиваться.
Ничего не происходило.
Даже удивительно.
Герасим осознал, что сидит и ждёт, а чего ждёт — сам не знает.
Крыша начинала течь, а всё пацан виноват — дыру в черепице пробил. Надо бы срочно подлатать, но Герасим медлил. Даже немного наслаждался этим, о чём ни одна живая душа не должна была прознать.
Ноги ступали по скрипучему полу; взгляд цеплялся за мелочи: старый торшер с висюльками, дырки, оставшиеся после снятых картин, в паре мест расходящиеся швы обоев, след от прожога на болотной обивке дивана, нервное отражение в телике… Погасший экран телефона, валяющегося на столе.
Гера остановился.
Внутри блядски зудело — вытравить это чувство можно было тренировками, но и переусердствовать в таком состоянии легче лёгкого. Потому что на эмоциях. На волне какой из них был он сейчас — сложно сказать. Вроде всё по-прежнему, вроде ничего толком не изменилось: жизнь та же, он — тот же. Только расписание слегка поменялось, но он и раньше брал отпуск: летом например. На дачу к родителям ездили с Тамарой и ребятёнком. Герасим отдыхал и телом, и душой — всё было нормально. Спокойно ему было. Сейчас же внутри будто боевая пружина вот-вот должна была привести в движение курок, и нечем его было фиксировать, пока не поздно: не было шептала — Гера искал; усердно искал.
Экран засветился, и он, заставляя себя двигаться без лишней спешки, подошёл.
Снова грёбаные ожидания.
Блокировка смахнулась — пришлось ответить:
— Да?
— Ты занят? — спросила Тамара.
Пришло ли время для того самого?
Герасим вернулся на кухню и пробежался глазами по датам на календаре. Да, блядь, он точкой отмечал день, когда они трахались в последний раз, и примерно отсчитывал время до следующего — чтоб быть морально готовым к этому.
— Нет, не занят, — ответил он, опускаясь на табуретку.
— Тогда я подъеду…
— Лучше я, — вмешался в планы Гера.
— Тогда жду.
Не хотелось объяснять склад в спальне; не хотелось рисковать, чтобы, пока Тамара будет здесь, снова явился пацан с громкими заявлениями и скомпрометировал его.
Собирался Гера быстро, но не торопился — словно тянул. А когда уже было собрался, раздался звонок в дверь.
— Блядь, — вырвалось на выдохе.
Если это пацан, то…
В глазок смотрел он со страхом и одновременно в сраном предвкушении, а увидев Тамару, испытал куда более странную смесь эмоций.
Почему она здесь?
— Прости… Мимо проезжала и подумала, что ты будешь позже, чем я доеду до тебя, — стоило дверь открыть, извиняющимся тоном пояснила она.
Вошла, сняла пальто и огляделась.
— Ничего… — выдохнул Герасим.
Надо бы оперативно придумать, куда и как незаметно засунуть кучу упаковок, лежащих горой в спальне — такое не накроешь блядской простынёй и не сделаешь вид, что это просто гора мусора. Балкон и без Геры был завален каким-то хламом вроде банок, старых ламп и прочей фигни, которую ставить некуда и выбросить — жаль.
Тамара тем временем прошла на кухню, и он услышал звон чашек; когда вошёл, чайник уже закипал.
— Новый? — обернулась она на него.
Герасим кивнул.
— Гм… — Тамара присела, поглядывая на него.
Что-то было явно не так.
— Что-то стряслось? — спросил он как можно более нейтрально.
Тамара опустила взгляд.
Каштановые локоны были убраны в хвост; на лице смазался утренний макияж, и всё равно она выглядела прекрасно. Наверное. Герасим хреново разбирался в этих тонкостях.
— Нам надо поговорить, — наконец-то произнесла она.
Внутри завыла сирена.
«Если баба говорит «нам надо поговорить» — жди беды», — сказал как-то Свят.
Герасим насторожился, но уточнять ничего не спешил: ведь это ей надо поговорить — пусть и начинает первой.
— Я очень тебе благодарна, — глянула на него исподлобья Тамара, — за все те годы, что ты был рядом так, как мне было необходимо и… хотелось, — раздался вздох. — Я знаю, что это оказалось непросто: после Славы трудно было начать всё с чистого листа. Ты понимал это. Не давил… Я всегда ценила. И ценю — хочу, чтобы ты знал.
Что-то не нравились Гере эти вводные — так и хотелось перебить её: «Ближе к делу, Тамар». Однако он терпеливо ждал и слушал.
— Знал бы ты, какой ты чудесный, — её улыбка вышла натянутой, — но я понимаю, что удерживаю тебя подле себя. Я поступаю эгоистично по отношению к тебе, Гера. И это нехорошо: ты заслуживаешь большего, полноценную семью, а не то, что я могу тебе дать…
«Когда мне надо от кого-то безболезненно избавиться, всегда глаза в кучку, вид побитой собаки и фраза: «Ты лучше меня, Света, Вера, Аня… Ты заслуживаешь хорошего, порядочного парня, а не такого дебила, как я», — как-то Свят рассказывал, хохоча.
Герасим помнил и никак не мог отделаться от ощущения, что сейчас и ему заливают, блядь.
— Ты хочешь расстаться? — спросил он в лоб.
Тамара замерла — замялась. Всё выглядело так, будто Гера сейчас получит очередную порцию отговорок. Она поднялась, заливая чайный пакетик кипятком, достала сахар, ложкой по блюдцу постучала…
Сделала хуеву тучу лишних телодвижений.
— Дело не в тебе, правда. Я не могу иначе, — подняла она взгляд и вновь опустила его.
Чего он на дух не переносил, так это когда ему мозги пытались пудрить.
— Если ты хочешь расстаться, так и скажи, — сухо заявил Гера.
— Обстоятельства…
— Понял я — не тупой, — перебил он её.
Не совсем, по крайней мере.
Вот маман-то обрадуется новостям. То ли она накаркала, то ли сам Герасим, когда держался за Тамару в качестве до хуя весомого аргумента.
— Тогда всё?.. — выдохнула Тамара.
И ему показалось, даже с облегчением.
Герасим огляделся и не сдержался — хмыкнул. Ему нечего было забирать у неё из дома: зубную щётку можно просто выкинуть. Тамаре — тоже. Разве что банки её — шампуни, там маски всякие…
— Заберёшь косметику? — спросил он, глянув в сторону ванной.
— Можешь выкинуть, — откликнулась та, так и не притронувшись к чашке. — А ты что-нибудь оставлял?
— Вроде нет. Что найдёшь — можешь выбросить, — в тон ответил Гера.
Это было неправильно — чувствовать себя так.
— Как Светлана Юрьевна?
— А какая разница, Тамар?
Она пожала плечами, словно и правда никакой; вновь повисла грёбаная неловкая пауза.
— Ты ещё хотела что-то сказать? — Гера перевёл взгляд на окно.
Занавески местами распустились — нитки торчали. За ними по стеклу текли ручьи. Дождь начался недавно: когда Герасим возвращался от родителей, чуя запах надвигающейся грозы. Думал ночью лить будет, а вон оно как: небеса разверзлись прямо сейчас.
— Как Петьке все объяснишь? — уточнил он. — Не сошлись характерами?
И усмехнулся.
— Ты злишься? — раздался вопрос.
Будто провокация.
Ему полагалось злиться: его вроде как кидали — так? Но Герасим почему-то не чувствовал ничего, кроме пустоты; понимал только, что с мамой придётся сложнее. Она вооружится телефонной книжкой и начнёт пытаться его свести с каждой дочкой, внучкой, подругой подруги… Одна лишь мысль утомляла.
— А должен от счастья светиться?
Вопросом на вопрос — тактика, что никогда не подводила.
— Я не хотела расстроить тебя; не хотела, чтоб было больно, — она протянула руку, будто собираясь коснуться, но так и не сделала этого.
Постучала ногтями по столу и вздохнула.
— Тогда скажи, в чём причина.
— Я сказала…
— Ты про ту кучу отговорок? — Герасим дотронулся до волос, проведя рукой по макушке пару раз.
Раздался очередной вздох.
— Гера, думаешь, я не знаю, что между нами не всё ладно?
Герасим напрягся.
— Мы живём на два дома, видимся урывками… Это даже на гостевой брак не очень-то похоже. Мы словно любовники, но любовники, которые уже давно остыли друг к другу и видятся по инерции — в привычку вошло.
— Ты не любишь меня? — спросил он.
Потому что всё ещё не понимал: дело в сексе, дело в ней и её страхе наступить на одни и те же грабли, дело в нём — в чём, блядь, дело?
— Именно поэтому: потому что люблю; потому что ты чудесный, Гера, — слабо улыбнулась Тамара, — я понимаю, что мешаю тебе…
— Ты не мешаешь, — возразил он.
— Тебе так кажется, но наши отношения никогда не станут нормальными. Думаешь, я не знаю, чего твоя мать ждёт от меня? От нас?
Гера нахмурился.
— Да при чём здесь она?
— К тому, что права: тебе не до моих травм, и платить за грехи моего бывшего ты не обязан. А я не могу иначе. Мы всё это время находились в тупике. Мне было удобно, а ты ждал… Но сколько ещё я буду заставлять тебя ждать? Нет, Гера… Хватит.
Герасим бы возразил, мол, и ему было удобно, но понимал, что это может прозвучать странно, раз Тамара думала, что он — само воплощение терпения и понимания! — просто ждал, когда она созреет для чего-то более близкого.
— И больше нет причин?
— О чём конкретно ты спрашиваешь? — во взгляде мелькнула настороженность.
Гера вспомнил брошенные Святом слова.
— Моя работа, эта квартира, — спокойно обвёл он взглядом комнату. — У меня ничего нет… И перспектив тоже.
Пусть Геру всё устраивало, а её? Они ведь даже не заговаривали об этом. Возможно, Тамара просто поняла, что он… дефектный.
— Нет, дело не в этом, Гера. К тому же мы оба знаем, что ты обманываешь себя: перспективы у тебя есть, просто ты тоже привык к тому, что имеешь. У тебя нет амбиций и желания что-то менять, и я боюсь, что это по моей вине; что я удерживаю тебя в зоне комфорта.
— Нет… Дело не в тебе, Тамар, — устало вздохнул он.
Вот же ж срань: такая хрень свалилась на голову, когда он меньше всего ожидал. Действительно, если в чём-то Гера был уверен, так это в стабильности их отношений. Они были как часы.
Но отсутствие амбиций и желания что-то менять — тоже ведь весомые причины. Геру самого раздражали безынициативные люди: те, которые ни мычат, ни телятся. А получалось, что Тамара видела его таким же: застывшем на месте комаром в куске янтаря.
— Поэтому?
Она приподняла тонкие брови.
— Потому что у меня нет амбиций? — уточнил Герасим.
— Гера, — Тамара передёрнула плечами. — Это последствие, а не причина. Причину я тебе сказала.
Глаза в глаза.
Герасим медленно кивнул. И тогда только осознал окончательно, что его как бы бросили.
— Я не знаю, что сказать, — признался он.
Голос едва ли не звенел от напряжения.
— Всё в порядке, — внезапно всхлипнула Тамара и обняла его. — Мне правда очень жаль, что у нас ничего не получилось.
Гера втянул привычный запах шампуня и духов, приобнимая, и смотрел на трещины в затирке: большие и маленькие. Не первые его закончившиеся отношения — всегда было сложно. Приходилось притворяться, и с Тамарой он притворялся дольше прочих, потому что ей меньше всех надо было. Можно сказать, что он даже её полюбил — по-другому всё же. Привязанность… узы — они были.
А что теперь? Теперь он рыба, которую сняли с крючка и выпустили в гигантский пруд. Плавай не хочу. Снова, блядь.
Он не злился — в конце концов, ещё как посмотреть, кто из них двоих — пострадавшая сторона. Знала бы она о его слабости, о неправильности того, что он делал все эти годы, о чём думал и думает…
— …Очень жаль, — продолжала она повторять.
И Герасиму тоже было очень жаль.