Фанфик "Иуда". Глава 3

Фандом: шоу "Битва экстрасенсов", "Экстрасенсы. Битва сильнейших". 

Персонажи: Илья Ларионов, Олег Шепс, Александр Шепс, Елена Голунова, Софья Егорова, Виктория Райдос, Константин Гецати, Марат Башаров, Надежда Шевченко, Владислав Череватый, Дмитрий Матвеев, Лина Джебисашвили

Жанр: AU, ООС, драма, ангст.

Размер: макси.

Рейтинг: PG-13

Категория: джен.

Описание: Май 2023 года. Башкирия, село Буганак. Именно сюда, за двести пятьдесят километров от Уфы, прибыла тройка экстрасенсов, чтобы помочь местным жителям. Но, к сожалению, ни местные, ни экстрасенсы не подозревали, с какой силой им придётся столкнуться и чего будет стоить победа над ней.

Дисклеймер: Всё это не имеет ничего общего с действительностью. Все образы придуманы, все события, кроме тех, которые нам уже показали, вымышлены, все совпадения - случайны.     

Он просто стоял и смотрел, и каждая деталь намертво впечатывалась вечной татуировкой в его подсознание: блеск ритуального ножа, выпавшего из-за ослабевшей руки, приоткрытые и искусанные до крови губы, не моргавшие глаза, ровная, не вздымавшаяся и не опускавшаяся от дыхания грудная клетка. Илье сорок лет, и за свою жизнь он не раз уже видел смерть: приходилось хоронить родственников, однажды — даже друзей. Но сейчас он отказывался признавать то, что Александра Шепса, Саши, больше нет.

Слабый, затухающий голосок надежды умолял опуститься рядом с распростёртым на земле телом и проверить пульс, однако… однако слишком много крови впиталось в разрезанную футболку. Слишком долго Саша лежал неподвижно.

А лицо у него так и застыло маской из муки и последнего отчаянного порыва. Что бы тут ни происходило, Саша боролся. До самого своего конца боролся.

— Блядь, — выдохнул Коля.

Пятно света от камеры в его руках задрожало.

— Саш?!

Мгновение, не больше, и находившийся далеко впереди Олег очутился рядом. Младший Шепс, единственный теперь Шепс на «Битве», топтался на месте, метался взглядом между ними и при том, словно ребёнок, яростно отрицавший очевидное, никак не желал обернуться. Илья не мог смотреть на него такого. Из бешеного зверя Олег превратился в побитую собаку. Он заглядывал в глаза с мольбой домашнего питомца, которого хозяин из тёплой квартиры вывез зимой в лес умирать. Долго всё равно не продержался: развернулся, застыл и, будто сломавшись, рухнул на колени.

— Саша? Саша, что с тобой?!

Илья услышал собственный судорожный вздох и по тому, как заполыхала в груди боль, понял, что всё это время не дышал. Ему казалось, что прошли часы с момента появления медиума, а на деле-то, наверное, всего несколько секунд, и вот уже Олег, судорожно ощупав брата, вцепился ему в плечи, зовя его по имени и требуя очнуться.

— Сейчас, я сейчас, Саня! Всё будет хорошо!

Футболка Саши от одного движения окончательно разорвалась надвое, обнажив грудь и живот, бледные, но не белые — их наискось пересекал тонкий жуткий порез, ещё алый, кровь не успела свернуться. Она была повсюду и запачкала Олегу руки, когда он принялся делать искусственное дыхание. Раз, два, три — выдох, раз, два, три — выдох. И ничего. Илья отрешённо, не испытывая никаких эмоций, подумал, что Олег же делал всё неправильно, что он так брату рёбра сломает вместо помощи.

— Врача, пожалуйста, кто-нибудь! — повернувшись, выкрикнул тот. Выглядел Олег убийственно: по щекам не текли — лились слёзы, лицо было совершенно обескровленное, а губы синюшного цвета тряслись как у немощного, больного старика. Больше всего Илью пугали глаза. В них не было понимания. — Саше плохо, пожалуйста, позовите врача! Саня, Санечка!..

И вот это последнее «Санечка», совсем детское, милое и трогательное прозвище от Олега, которое он буквально прорыдал, выкрутило на максимум возможность ощущать, и Илья захлебнулся болью, отчаянием и мольбой о спасении, которыми фонил Шепс. Ноги не выдержали, он рухнул рядом с Сашей (с телом Саши), которого безуспешно и бессмысленно пытался откачать брат, словно в тумане протянул руку и сомкнул пальцы на запястье Александра. Под ещё тёплой кожей не чувствовалось биение крови. Господи, нет, не может быть… Илью обожгло. Олег делал неправильно искусственное дыхание, а он же изучал эпилепсию и первую помощь, вдруг ещё не поздно, вдруг Александра ещё можно вытащить…

Откуда-то взялась нечеловеческая сила оттеснить Шепса от брата — Олег же с такой силой вцепился в его тело, будто хотел прирасти к Саше, свои жизненные силы отдать, лишь бы тот снова задышал и очнулся. Однако сейчас он, жалкий и дрожащий, не протестовал, пока Илья укладывал тело Александра на землю, примеривался ладонями к грудной клетке, когда начал ритмично массировать сердце, надеясь его завести. Сухие строки из некогда пройденного курса первой помощи всплывали в голове сами собой, хотя Илья не учил их наизусть: давить нужно на глубину в пять-шесть сантиметров, от ста до ста двадцати раз в минуту, каждые тридцать раз — запрокинуть Саше голову, зажать нос и сделать два вдоха рот-ко-рту. От сильных, но монотонных действий вскоре заболели руки, все целиком, от запястий до плеч, и зашевелилось омерзительное чувство — желание сдаться. Сколько он уже делал искусственное дыхание? Александр уже так долго был без кислорода, люди не выживают обычно после такого… Илья мысленно отвесил себе пинка и с остервенением продолжил и дальше давить Шепсу на грудь.

— Илья, ему уже не помочь, — прозвучал над ним убитый голос Николая. — Илья, Олег... Пятнадцать минут прошло.

Пятнадцать минут. Илья осел на землю, безвольно уронив руки. Невозможно. Не может быть…

— Нет, Саше нужен врач, Саше плохо, надо врача, — забормотал Олег. Он снова навис над братом, продолжая реанимацию. — Вызовите скорую, ну, пожалуйста, кто-нибудь! Коля, вызови скорую!

И правда, мелькнуло у Ильи в голове, нужно позвать врачей. Никто из них не медик, а бывает же клиническая смерть, ну, бывает! Обернувшись, чтобы велеть Коле бросать всё и мчать звонить спасателям, он обомлел.

— Ты что, снимаешь?!

Илья не узнал собственный голос, хотел бы сказать, что и главного оператора шоу тоже не узнал или что от шока ему привиделись глюки. Он даже за руку себя ущипнул, но реальность от этого не изменилась: Коля как держал камеру, наведя её на Шепсов, так и продолжал держать. Красная лампочка записи мигала нагло и издевательски, как будто спрашивала: «Ну и что ты мне сделаешь?». У Ильи закружилась голова, и глаза заволокло туманом — уже не тем жутким, неестественно жёлтым, а кроваво-красной пеленой. Шепса больше нет! А Коля... Коля снимал? Снимал, как ни в чём не бывало, словно Олег не выл умирающим зверем, пытаясь привести брата в чувство.

— Выключи камеру! — проорал Илья. Внутри него будто одновременно взорвалось сто тысяч бомб. — Врача лучше позови!

— Нет, пусть снимает.

Из темноты в пятно света от фонарика выступила Наташа Аникина. Она была бледна, как луна на ночном небе, только ярко выделялись красные глаза с полопавшимися сосудами. На Олега и тело его брата она, чуть повернувшись, посмотрела с нечитаемым выражением лица, и Илью охватила ещё большая злость. Как так?! Человек умер, а ей плевать?! Лишь бы кадры потрясные получились, чтобы выпуск бомба был, да?!

— Будет, что полиции показать.

Полиции? Это слово вмиг остудило его пыл, подобно опрокинувшемуся на Илью ведру ледяной воды. Он растерянно заморгал, глядя на Наташу. При чём тут полиция? На кладбище же проклятие Иуды было, которое Саша снял... ценой своей жизни, получается. Что, ради Бога, тут расследовать полиции?! И как Наташа так быстро оказалась рядом с ними? Илья помнил, что он долго преследовал Олега и Колю, мучительно долго, час или два, — настолько, по ощущениям, растянулся этот полуночный и самый страшный его забег по кладбищу. Никогда в жизни он больше не зайдёт на погост, никогда!

— Так что пусть снимает, — повторила Аникина. Ей будто нечего было больше сказать, или страшно не хотелось говорить что-то другое. — А он точно...

— Мёртв, — выдохнул Илья, не веря, что произнёс это слово. И в отношении кого!

Живой человек за столько времени уже очнулся бы, особенно после того, как Олег столько тряс его и делал искусственное дыхание. Бешеную надежду, которая только что придавала Илье сил, враз поглотило чернющее отчаяние, и он задохнулся, потому что в голове его собственный голос повторял одно и то же: мёртв, мёртв, мёртв, Саша Шепс мёртв, Илья отпустил его одного проходить это грёбаное испытание, и он умер.

— Не смей так говорить!

Кто проревел эти слова, Илья не понял, не узнал. Его схватили за футболку, и натянувшаяся ткань с силой впилась в шею, вновь перекрыв дыхание; Илья не успел опомниться, как его опрокинули на землю.

— Саша не умер, ты слышишь?! — Кричал как будто бы не Олег, но это он нависал над Ильёй с блестящими безумными глазами и перекошенным ртом. Или нет? То ли Олег, то ли нет… вдруг все обознались, и это не Шепсы, а какие-то другие люди, просто похожие на них? — Саша не умер! Он не мог умереть, понимаешь?! Он бы не оставил меня!

Илья ощущал себя в чужих руках тряпичной куклой, с такой силой Олег его тряс. Лицо младшего Шепса, свет от фонарика камеры, силуэты Наташи и Николая, беспросветно чёрное небо — они прыгали перед глазами туда-сюда, не позволяя сосредоточиться, а вливавшиеся в уши крики ощущались как пощёчина за пощёчиной. Когда всё прекратилось, Илью вновь уронили на землю, и он распластался совершенно без сил под аккомпанемент чьих-то рыданий. Это всё какой-то бред, подумалось ему. Глупый, абсолютный бред, такое не могло случиться в реальности, только не с ними! Илья два года работал на съёмках «Битвы», всякое видел, но не это! Люди на «Битве» не умирают... не умирают люди!

— Илья, вставай. Давай помогу.

Голос Марьяны звучал глухо, потусторонне, словно откуда-то из иного мира. С помощью Романовой Илья кое-как сел; шаманка и сама опустилась рядышком на землю, сгорбилась, обхватила руками колени. Она не рыдала и даже не всхлипывала, но в белом искусственном свете фонарика, который неожиданно стал гораздо ярче, видны были следы от слёз на её лице. Илья почувствовал, что его щекам стало немилосердно холодно, провёл ладонью — она оказалась влажной. Он тоже плакал, оказывается, и не замечал этого.

— Возьми платок, руки вытри. Они у тебя в крови все.

На полном автомате Илья последовал её совету. Мысль, что на его руках — кровь Александра Шепса, ощущалась какой-то чужеродной, ненастоящей, слишком жуткой, чтобы осознать и принять её. Повернувшись в ту сторону, куда смотрела Марьяна, Илья закусил губу и подумал, что лучше бы младший Шепс вырубил его в потасовке. Не пришлось бы видеть, как Олег сидел, обнимая и прижимая тело брата к своей груди, слегка покачивая его, будто убаюкивая. В одно мгновение надежда снова полыхнула как костёр на ветру: да Саша спал! Он просто спал, а Олег, как заботливый младший брат, оберегал его сон… только от одного неосторожного движения рука старшего Шепса безвольно свесилась вниз. Не безвольно — безжизненно.

— Сашенька, вставай. Проснись, пожалуйста. Я больше не буду с тобой ругаться! — Плачущий Олег звучал жалобно и по-детски. — Ты прав, ты был прав, было тут проклятие, я такой черноты никогда не чувствовал, ты был прав, а я дурак, только проснись, пожалуйста, Саша! Ну, Саша, Санечка!.. Пожалуйста!

Не выдержав, Илья отвернулся. Его колотило, его, взрослого, сорокалетнего мужика! Никогда ещё смерть, свидетелем которой ему доводилось быть, не приходила так внезапно и сокрушительно, не была настолько опустошающей. Александра Шепса Илья знал всего ничего (в общей совокупности пара недель выйдет), и, наверное, не должен был так остро реагировать на гибель не друга, не приятеля, а всего лишь знакомца. Но слишком громко и отчаянно рыдал его младший брат, не желая верить в случившееся, слишком неожиданно, жутко и непонятно всё произошло. Меньше часа назад Саша был ещё жив! Взъерошен, напуган, на грани приступа, но жив... Вспоминая об этом, Илья всё сильнее и сильнее прикусывал губу, скребя пальцами по холодной и влажной после тумана земле. Под ногтями заболело от набившейся туда грязи, но мало было боли, мало, Илья заслуживал куда большего наказания. Он не должен был отпускать Шепса на ритуал в одиночку! Да, Илья бы ничем не смог ему помочь магически, но уж от приступа точно подстраховал бы! Если только Александра действительно погубил приступ... А ведь у него была наискось разрезана грудная клетка. Кто посмел?! В груди уже самого Ильи как будто случился ядерный взрыв, настолько стало жарко. Некто напал на Шепса, пользуясь тем, что медиум работал в одиночестве? Или же Саша сам себя полоснул, надеясь так получить больше сил? Той, что дал ему брат (на «отшибись» дал!) не хватило? Кровь для экстрасенсов много чего значит, Илья же не совсем ноль в эзотерике, кое-что смыслил! Господи, сейчас бы оказаться далеко-далеко отсюда, чтобы не слышать, как Олег уговаривал брата проснуться. Каждое новое его слово походило на стакан самой жгучей кислоты, и одновременно на огнестрел, удар ножа и прикосновение чистым пламенем — настолько всепоглощающе и нескончаемо было чужое горе.

— Вы что делаете? — перебил стоны младшего Шепса резкий окрик Наташи. — Прекратите снимать! Отойдите! Здесь не на что смотреть, отойдите!

Надеясь, что он ослышался, Илья обернулся и оторопел. В нескольких шагах от Шепсов за могилами скучковались местные, часть группы наблюдателей, что поехала сюда, на кладбище. И они... они стояли и снимали всё на телефоны! Да что же это делается?! Это как вообще, нормально, что за люди вместо соболезнований будут записывать на видео чужую смерть?!

То ли Наташа вызвала помощь по рации, то ли остальные сами догадались, что случилось неладное, но со стороны микроавтобусов появились водители, Матвей и Витя, и Володя-световик вместе со вторым оператором Никитой. Не дожидаясь команды, они, широко расставив руки и вытянувшись цепочкой, принялись оттеснять людей от могил. Виктор, от природы обладавший мощным голосом, открыто требовал отойти и не мешать. Прибежали и девочки-ассистенты; они все, как одна, видя Олега с братом на руках, ахали, закрывали рот рукой и шарахались в сторону, начиная плакать. Аникина злобно цыкнула на них и подозвала для каких-то указаний, но ни Алла, ни Софа, ни Вероника её и вовсе не услышали. С троицей редакторов, приставленных следить за экстрасенсами во время испытания, Наташе повезло больше: из них безутешно рыдала лишь Агния (ответственная как раз за старшего Шепса), а Сергей и Надя вроде готовы были и слушать, и действовать. До Ильи долетали отдельные слова Никитиной: «фельдшер», «успокоительное», «где-то была аптечка», «Романову». Собрать воедино из них что-то осмысленное не получалось. Ощущая себя человеком, который после многих лет в инвалидном кресле впервые поднимался на ноги, Илья, цепляясь то за ограждение одной из могил, то за сидевшую рядом Марьяну, встал. Он должен что-то сделать. Это желание полыхало ярчайшим светом и чернотой, жглось жаром и холодом, а когтями драло почище бешеного зверя. Илья не вмешался тогда, когда следовало: не отговорил Александра от ритуала, видя его ужаснейшее состояние, не убедил Олега помочь старшему брату, — так нужно хотя бы сейчас помочь. Только чем? Всё уже случилось. Саша умер, Олег… младший Шепс словно впервые столкнулся со смертью близкого человека и, несмотря на весь свой опыт работы с мёртвыми, никак не хотел принимать её.

— Ларионов! — вспомнила о нём Наташа. — Ты мне нужен. Бери Романову, успокойте местных.

— Успокоить… местных?

Соображалось с трудом, Илья никак не мог взять в толк, для чего вдруг это понадобилось. Он рвался помогать, конечно, но не таким образом! Что же, ему нужно поговорить с теми людьми, которые только что показали себя совершеннейшими свиньями? Которые записывали первые минуты после гибели Александра Шепса? Да Илья ни в жизнь к ним не подойдёт! Аникиной надо, пусть сама с кем угодно и общается.

— Да, блядь! — зашипела та. — У нас труп экстрасенса на проклятом кладбище, а ещё раньше нас всех какая-то херня невидимая чуть не придушила! Ты думаешь, наблюдатели после такого радуются, песни поют? Идите и угомоните их, пока им не примерещилось, что нас нужно Иуде в жертву принести, блядь!

Нервы у вечно непрошибаемой Аникиной вконец сдали, и последние слова она проорала Илье в лицо, не заботясь о том, что её все слышали.

— Тихо ты.

На плечо затрясшейся женщины легла рука. Марьяна... Её голос прозвучал так — хотя вроде и негромко, и без приказных ноток, — что сразу же захотелось подчиниться, появилась вдруг слабая уверенность, что Романова как-то сейчас всё исправит, разрулит. Она же экстрасенс, а экстрасенсы могли очень многое! Илья вновь устыдился того, что на сегодняшних съёмках испытания практически не обращал внимания на шаманку, витая в собственных мыслях.

— Не добавляй, Наташ, и без того тошно. Мы поможем, конечно, поможем. Поговорим. Людям нечего бояться, не осталось здесь проклятия. Всё закончилось.

Илья открыл рот для возражения, но не сумел ничего сказать. Закончилось? Да, только смертью, которой не должно было быть! Он стиснул зубы, борясь с тошнотой, что поднималась из желудка и мерзким привкусом оседала на языке. Илья был тем последним человеком, кто мог повлиять на Александра. Не Олег, что на эмоциях творил дичь похлеще старшего брата, не старшред с режиссёром, которым лишь бы картинка покрасивее, а сюжет — погорячее. Он, Илья Ларионов, который сам же выбивал для старшего Шепса передышку, пытался образумить обоих братьев, а самого главного и не подумал сделать — не остановил... Плевать, что Саша бы его не послушал, что по возвращении в Москву Илью бы вызвали «на ковёр» в редакцию и вкатили приличный штраф за самоуправство и срыв съёмок, он хотя бы попытался! А Илья ничего не сделал… не подумал даже, что следовало попробовать.

Поэтому-то Илья, больше не смея возникать, как телок на верёвочке поплёлся вслед за Романовой к наблюдателям, которых мужики оттеснили за ограду погоста. Взволнованные люди толпились, некоторые сжимали телефоны со включёнными фонариками, а значит, и камерами. Илью снова затошнило. Человек умер, а они кинулись снимать! Какие же это люди? Мрази самые настоящие! В чужой трагедии увидели только повод для хайпа! Не дойдя нескольких шагов, Илья посмотрел на кучку мужчин и женщин, выглядывавших из-за Романовой, с ненавистью; она пыхнула как пламя, в которое попал бензин. Как же он их всех презирал! Как хотел прогнать отсюда каждого! Шепс приехал в этот посёлок помочь им, погиб из-за них, а они не могли уважить его даже такой малостью, как скорбь. Да что же с людьми происходит, почему они разучились сопереживать?!

— Что такое? Что случилось?! Что произошло, скажите нам!

С того места, где он стоял (Илья физически не мог заставить себя подойти ближе, иначе бы опустился до рукоприкладства), слышно было, увы, всё очень хорошо. Беспокойные местные жительницы, забыв о том, что ещё недавно сражались между собой в словесной перепалке, теперь наперебой закидывали вопросами шаманку.

— Что с Александром? — одна из них, самая грузная и пожилая, наседала на Марьяну больше других. — Всё хорошо же будет? Он придёт в себя, да?

Она ещё и издевалась! Неужели же не понятно, не видно, что нет?! Илья обернулся: Олег по-прежнему сидел, убаюкивая мёртвого брата; он уже не выл и не кричал, но наверняка всё так же горько и беспомощно плакал.

— Пожалуйста, давайте оставим Александра и Олега в покое. Не нужно их трогать, хорошо? И, пожалуйста, не снимайте, нужно уважать чужие личные границы. — Марьяна говорила так уверенно, спокойно и задушевно, что Илья заслушался и в какой-то момент действительно поверил, что ничего ужасного не происходит. Ну, не происходит просто, и всё, а мёртвый Александр Шепс — это мираж, фикция, иллюзия. Розыгрыш какой-то дурацкий! — Главное, о чём вы должны думать, — проклятия больше нет. Ваш посёлок свободен от этой напасти.

— Точно? — прозвучал из группы наблюдателей недоверчивый голос, хриплый, как прокуренный. — Вешаться дальше не будем?

— Да погоди ты, Василич! Какое проклятие, не до него сейчас! С Александром что-то не так, плохо ему, видать, совсем. — Говорившая женщина (Илья прежде помнил её имя, но после проявления Иуды на кладбище забыл начисто) всё старалась заглянуть Марьяне за спину, но Володя с Никитой, Витей и Матвеем встали перед ней стеной, закрывая происходящее между могил. — Помощь какая нужна? Ой, а врачу, врачу уже позвонили?

Она так искренне, если судить по голосу, переживала, что Илья почувствовал, как загорелось лицо. Стыдно было, что он всего пару минут назад обвинял эту же женщину в том, что она не замечала очевидного, что своими замечаниями насмехалась над произошедшей трагедией. Теперь же Илья смотрел на неё, трогательно прижимавшую руки к необъятной груди и не понимал: как объявить, что Александра, за которого она беспокоилась, уже нет в живых? Ему никогда раньше не приходилось сообщать о чужой смерти, и потому сейчас Илья особенно порадовался — трусливо порадовался! — что Марьяна взвалила на себя бремя тяжелейших переговоров. Он, слабак, попросту не смог бы. Да и Марьяне было неимоверно тяжело: Илья видел, как она вздрогнула, услышав предложение помощи и вопрос про врача. Нет, ни доктора, ни экстрасенсы не умели возвращать из мёртвых.

Наконец Марьяна снова заговорила, всё тем же глухим, надтреснутым и будто посторонним голосом. Она мастерски обошла случившееся горе, не упомянув его ни словом, а заботливо, по-матерински ласково увещевала, что проклятие сняли, и бояться нечего, не будет в Буганаке новых ужасных смертей-повешений. Только Илья чувствовал, что и Марьяна, и Наташа Аникина, отправившая их сюда «успокаивать местных», крупно ошиблись. Со своей позиции чуть поодаль он мог видеть лицо каждого из остававшихся в этот час на кладбище наблюдателей и оттого чётко осознавал: никого из них не интересовало проклятие, они хотели узнать, что с Александром, с экстрасенсом, что произвёл на них наибольшее впечатление. А как сказать правду? И стоит ли? Или люди всё понимали, но, как и Олег, ещё надеялись на чудо?

— Ой! — вдруг громко произнесла одна из женщин, та предпринимательница, что владела местным магазином. — Надька-фельдшер идёт.

К их сборищу действительно направлялась молодая женщина в форменной синей куртке, на руках и груди которой холодным огнём то и дело вспыхивали светоотражающие полоски. Держа в руках объёмистую кожаную сумку, она пробиралась по кладбищу вслед за сопровождавшим её Сергеем. Странно, Илья думал, местный медработник будет женщиной в возрасте, ведь не рвались же молодые, во-первых, во врачи, а во-вторых, работать на селе. Однако зрение его не подводило: фельдшеру было немногим более тридцати, но лицо у неё было такое, будто она ненавидела всех и всё, скопом и по отдельности. От неё хотелось держаться подальше, однако Илья, забыв о словах Аникиной, двинулся следом за врачом. Его терзало мрачное предчувствие, что своим появлением эта женщина принесёт новый виток безумия в эту ночь.

И увы, он не ошибся. Добравшись до обоих Шепсов, фельдшер поставила на землю сумку и повернулась к Наташе Аникиной, безошибочно определив, что та здесь главная.

— Постороннего уберите, — сквозь сжатые зубы произнесла женщина. — Как я, по-вашему, работать буду?

Илья дёрнулся и приоткрыл рот от такой наглости. Он не ослышался?

— Это не посторонний, — тихо ответила Аникина, покосившись на Олега. — Это его брат.

— Да хоть отец! Мне как помощь оказывать? У него из подмышки?

Сука! У Ильи загорелись ладони от желания сомкнуться на шее врачицы. Всю свою жизнь он уважал женщин и ни разу не то что не поднял руку на представительницу слабого пола — даже помыслить об этом не мог, но он никогда ещё и не видел такого цинизма и презрения к чужому горю. Какой же сволочью нужно быть, чтобы грубить, зная, что тут только что умер человек? И эта сволочь носила униформу медицинского работника, фельдшера, она должна была спасать чужие жизни, а вместо этого добивала словесно!

Свершиться рукоприкладству не позволила Наташа: она пихнула его локтем и кивнула в сторону Олега.

— Помоги.

Вырванный из кровожадных мыслей Илья сглотнул скопившуюся слюну и с ужасом посмотрел на старшего редактора. В смысле, то есть, ему нужно оттащить младшего Шепса от брата? Разве это в принципе возможно? Олег не собирался отпускать тело Саши; он, прежде отчаянно звавший врача, которого на площадке в этот раз не было, словно не воспринимал происходящее вокруг, а только плакал и пытался дозваться до брата.

— Санечка, прости меня, это виноват. Прости меня, это всё я...

От Олега Илью разделяли всего шага три-четыре, но показались они непреодолимыми километрами.

— Олег, тут врач, — произнёс он неловко. — Ему нужно посмотреть Сашу, он может помочь. Ты же позволишь?

Медиум резко вскинулся, и от его взгляда, блеснувшего в свете камеры настоящим сумасшествием, Илью словно обдало кипятком. Он никогда ещё не видел у человека таких глаз, полных одновременно и жуткого понимания, и нежелания верить.

— Олег? Саше нужна помощь. Ты же сам просил доктора.

— Нет! Не позволю, — выдохнул тот, ещё крепче прижимая к себе безжизненное тело. — Я его не отдам вам, слышите?! Саша не умер! Он не умер! Он устал и спит!

— Никто и не говорит, что он умер, — соврал Илья.

Из глаз, выдавая его, потекли слёзы. Понятно уже, что Александра не спасти, что помощь пришла слишком поздно, но Илья не мог смириться с этим. Никогда, наверное, не смирится. Если бы он только пошёл с Сашей вместе, наплевав на его запрет! Если бы Олег не стал корчить из себя принципиального, обиженного младшего брата!..

— Олег, пожалуйста, отпусти его. Дай врачу посмотреть. Ты будешь рядом, никто у тебя Сашу не отнимает!

Младший Шепс посмотрел вроде на него, а вроде и мимо; Илья подумал, что тот либо не услышал, либо не понял, однако нет, понял: Олег обеими руками поудобнее перехватил брата. Его ладонь в защитном месте легла Александру на затылок.

— Саша не умер! — повторил Олег ожесточённо и отчаянно. — Саша не умер, понятно тебе?!

Илья беспомощно оглянулся на Аникину, возле которой со скучающим лицом стояла фельдшер. Что теперь делать? Отрывать Олега от Саши силой (а это было первое, что пришло в голову), казалось кощунственным, казалось безумием. Олегу и без того досталось! Нельзя с ним так! Однако, судя по прищуру и решительному виду Наташа, она считала иначе.

— Не надо… — сипло произнёс Илья, когда Наташа, собрав всех сотрудников, до кого смогла дозваться, приказала им оттеснить наблюдателей как можно дальше. — Пожалуйста, не надо!

Но он вновь, как и с проклятым ритуалом Александра, не смог ничего сделать. Володя и водители, взяв в качестве поддержки редактора Сергея, отпихнули Илью в сторону. Пока Матвей блокировал ему проход к младшему Шепсу, трое остальных приблизились к Олегу, выставив перед собой руки, как если бы ловили сбежавшего из психушки безумного пациента.

— Вы что? Прекратите! Остановитесь!

Пока надрывавшийся Илья боролся с оказавшимся неожиданно сильным Матвеем, Олега совсем уж взяли в кольцо. Его почти не было видно за чужими спинами, однако затем Витя и Володя вдруг шарахнулись в стороны

— Не трогай меня! — рассвирепевший Олег, почти не целясь, одной рукой метко врезал в нос Сергею. — Не подходите, ублюдки! Я вам его не отдам!

Местные ахнули при первых же признаках потасовки, сначала отпрянули назад и тут же мощно подались вперёд, снося и Романову, и девчонок-ассистенток. Послышался чей-то испуганный вскрик. Отвлёкшись на него, Илья пропустил всю драку, и когда обернулся, Олег уже, истерично ругаясь, лежал на земле, а Витя и Володя навалились на него, выкручивая руки. На фоне этого мракобесия фельдшер Надежда невозмутимо копалась в своей сумке.

— Прекратите! — ахнул Илья, увидев, как женщина достала шприц и непонятную ампулу. — Отпустите Олега! Вы что, совсем уже?!

— Отпусти, сука! — орал тот, барахтаясь, но держали его слишком крепко. Первый же вскрик, и Олега снова ткнули лицом в землю. Сергей в это время безо всякого пиетета, подхватив тело Шепса-старшего под мышки, оттащил его в сторону и уложил на свободное место между могилами. — Не трогай Сашу, долбоёб, я кому сказал, не трогай! Я тебя урою, слышь?! Не трогай его! Не смейте его забирать, он не умер! Суки вы все, я вас закопаю, каждого!

— Прекратите!

Илья кричал, заранее зная, что бесполезно. Тут, на кладбище, творилось подлинное безумие! Сначала — жуткий эксперимент Александра с яйцами и зародышами, затем его истерика, ссора с Олегом, пошедший ужасно не так ритуал, закончившийся смертью медиума, а теперь ещё его младшего брата скручивали, как опасного психопата! Господи, это закончится когда-нибудь или нет? Илья чувствовал, что был на грани того, чтобы сойти с ума. Он даже не знал, куда безопаснее смотреть: на врачицу, которая деловито набирала в шприц лекарство из ампулы, на вымазанного в земле Олега, не собиравшегося успокаиваться, или же на Сергея, который выпрямился над телом Шепса-старшего, как если бы только сейчас в полной мере осознал, что переносил труп.

— Что вы ему колете?!

Он не надеялся на ответ — Илью Ларионова как будто вообще перестали замечать! — однако эта мерзкая женщина всё-таки буркнула:

— Снотворное. Самое то для вашего психованного.

— Вы… да вы с ума сошли?! Нельзя же! Не смейте! Я жалобу подам!

— Подавай! — отбрила та с мерзкой ухмылкой. — Тогда я до приезда полиции ничего делать не буду! Я вообще с психами работать имею право только при полиции.

— Ларионов, да уймись же ты! — вдруг истерично воскликнула Наташа. — Не мешай! Самый умный выискался!

Повернувшись, Илья посмотрел на неё, белую-белую, перепуганную до смерти и непохожую на саму себя. Перевёл взгляд на Олега, брыкавшегося и извергавшего из себя ругательства вперемешку со слезами, а с него — на Сашино тело с раскинутыми руками... Перед его собственными глазами почернело, а звуки исчезли, словно ручку громкости выкрутили на самый минимум; Илья не знал, сколько пробыл в таком состоянии, он пришёл в себя уже на сидящим на земле. Почему-то болела левая щека, щипалась, как от пощёчины. На Илью в упор смотрела Агния, ответственная за старшего Шепса. На её грязном, в разводах земли, личике отчётливо были видны светлые дорожки от слёз.

— Илья, вы как?

Он не ответил — прикипел взглядом к тому, что происходило за спиной дрожащей девушки. Олег уже затих, превратившись в такое же безвольное тело, как и его брат, с той лишь разницей, что он-то ещё проснётся, а вот Саша...

— Олега перенесите в машину, укройте чем-нибудь, — скомандовала Аникина, и Витя с Володей, взяв того под мышки и за ноги, медленно двинулись в сторону микроавтобусов. — Пусть поспит. И мешать не будет, и... и ему лучше.

Наблюдатели отреагировали на случившееся потрясённым молчанием. Хотя нет, Илья слышал, как кто-то вполголоса причитал и молился, а, обернувшись, увидел, что пара женщин размашисто крестилась. И всё же они никуда не уходили, стояли и терпеливо ждали, чем всё закончится. Может, снова снимали втихаря, с них станется. Илья уже не верил в этих людей.

Фельдшер Надежда, расположившись возле старшего Шепса, деловито проверяла ему пульс, реакцию зрачков, мерила давление. Всё это и другие манипуляции она делала обстоятельно, но неторопливо — так и захотелось прикрикнуть, что же она копается, эдак человек и погибнуть может, не дождавшись помощи. Хотя какая уже разница...

— Ну что, мёртвый он, — равнодушно произнесла женщина, вытащив из ушей фонендоскоп. — ЭКГ я не сниму, но прочие признаки смерти налицо. В полицию уже сообщили?

Аникина кивнула и медленно спросила:

— А... а от чего он умер?

— Ясно. Мне тоже придётся позвонить. В полицию, в смысле. Вот же придумали, двойную работу делать. А почему умер? Экспертиза покажет.

— Ка-кая экспертиза?

— Обыкновенная. Её назначают, если тело на улице нашли, и обстоятельства смерти подозрительные, — снизошла до объяснения фельдшер, стягивая одноразовые медицинские перчатки. — А у вас тут ой как подозрительно. — Она обернулась и посмотрела на обступивших её членов съёмочной команды насмешливым взглядом. — Нормальные люди разве будут ночью по кладбищу шарохаться? Порезик ещё этот странный у него, через всю грудь… Он, кстати, чем-то болел?

Пришибленная происходящим Наташа обхватила себя за плечи и словно не услышала вопроса, поэтому ответила за неё Соколова:

— Эпилепсией.

— Хм. Алкаш, что ли, или наркоман? Так-то не похоже, по одежде вроде из богатеньких.

— Вы совсем с ума сошли? — выдохнул Илья, у которого от услышанного оскорбления глаза полезли из орбит. — Кто вам дал право такое говорить?! У Саши эпилепсия, потому что он с мёртвыми общается!

Эта ж... этот монстр равнодушно покосился на него и с издевкой заметил:

— Почитайте на досуге, что провоцирует эпилепсию. Наркотики и алкоголь — в первых рядах. Но вы можете утверждать, конечно, что он с духами общался, с Пиковой дамой там или с императором. — Не прекращая говорить, горе-врачица собрала все свои инструменты, которые до этого успела разложить, обратно в сумку и поднялась на ноги. — Где у вас тут обождать можно? Пока менты из Белорецка сюда доедут, утро уже настанет.

Будь воля Ильи, он бы выпроводил бессердечную женщину далеко за пределы кладбища, да ещё придал бы ускорение пинком, но он чувствовал себя слишком слабым и беспомощным, слишком опустошённым для этого. Фактически — мёртвым. Даже если Илья сейчас заставит её встать на колени и извиниться, ничего не изменится. Александр не восстанет из мёртвых. Всё случившееся этой ночью не сотрётся из памяти. Олег не…

— Надежда, пойдёмте, — опомнилась Соколова. — Я провожу.

Наконец раздражительница исчезла из поля зрения — местные, беззвучно обступившие место событий, так же беззвучно разошлись и пропустили что фельдшера, что режиссёра съёмочной команды. Илья смотрел в ту сторону, куда они ушли, ощущая, что внутри гигантскими скачками разрасталась всепоглощающая пустота. Господи, он не спал? Илье не снилось, что он на кладбище, рядом с мёртвым Александром Шепсом, которого только что оскорбила прибывшая оказать помощь (или, вернее, законстатировать смерть) местная врачица, а обезумевший от горя Олег в это время под воздействием лекарств лежал в отключке? И — как будто этого было мало — рядом стояла группа наблюдателей, часть которых наверняка уже сняла приличное количество видео вместо того, чтобы сочувствовать и сопереживать. Илья закрыл глаза рукой; его била жесточайшая дрожь. Может быть, он всё-таки сошёл с ума? Может, это галлюцинации? Кладбище же проклято, мало ли как оно на людей влияет. Он с силой ущипнул себя за шею, открыл глаза и надавил на один из них пальцем. Больно! Боль была настолько сильная, что не оставалось сомнений: Илья находился в полном сознании. Всё это — страшная реальность.

— Так, а вы...

Ужасно, но негромкий, нерешительный голос принадлежал Наташе Аникиной, их старшему редактору. Она больше не походила на ту непробиваемую девушку, которая решала проблемы буквально по щелчку пальцев и сохраняла бы хладнокровие, даже если бы ангелы вострубили. От Аникиной во все стороны фонило неприкрытой растерянностью, она то и дело оглядывалась по сторонам, как будто бы не знала, что делать. А ведь именно Наташа отвечала за участников съёмок, вообще за всё, что происходило на выезде. Прежде бывало всякое: и скандалы, и травмы, и полицию, как она рассказывала, случалось вызывать, — однако она со всем справлялась. Но никогда ещё на «Битве» не сталкивались со смертью... со смертью одного из своих.

— Вы пойдёте со мной, — решилась наконец Наташа. К ней, кажется, вернулось самообладание. — Мне нужна помощь. — И тут же, не дожидаясь ответа, она двинулась к наблюдателям, громко объявляя: — Граждане жители! Убедительная просьба — оставаться на месте до приезда полиции. Ваши показания могут быть важны!

Переглянувшиеся между собой ассистенты, растерянные и подавленные, всё же поползли следом. Однако Аникина, рассчитывавшая с помощью остатков съёмочной группы удержать людей, вполне могла бы обойтись и без помощи: услышав просьбу остаться и обладавшее поистине магической силой слово «полиция», местные тут же разделились и начали исчезать в темноте.

— Простите... нам надо...

— У меня ж внучата дома одни! А я тут! А случись что с ними там, как я дочке смотреть в глаза буду? Э нет!

— Не-не-не, на полицию я не подписывалась!

Илья только скрежетал зубами и бил кулаком по земле, на которой всё ещё сидел, слушая чужие оправдания. Этим людям вообще известно слово «стыд»? Экстрасенсы приехали помочь, один из них отдал свою жизнь, дабы справиться с проклятием, а эти струсили и сбежали. Чего боялись? Их никто ни в чём не обвинял! Такая, значит, у них благодарность?!

Глядя на своих коллег, которые тщетно пытались собрать расходившихся людей, Илья понял, что это всё, финиш. Венец тех хаоса, сумбура, безумия и человеческого равнодушия, что творились здесь. Местные, которые на словах переживали за поразившего их старшего Шепса, при первой же угрозе их благополучию (и то сомнительной!) испарились. Съёмочная команда, подчиняясь Наташе Аникиной, которая явно была не в себе, тоже бросила погибшего и занималась ерундой! С усилием Илья перевёл взгляд на тело, возле которого сидел. Ему вообще дико было думать о смерти старшего Шепса, видеть его неподвижным, не реагирующим привычно и живо на всё происходящее вокруг... видеть эти стеклянные невидящие глаза, обращённые к небу, видеть, что все о нём попросту забыли! Каждый решал какие-то свои задачи: кто-то убегал, кто-то ловил, — но никому, никому не было дела до Саши! Один Илья сидел рядом с ним, вновь давясь слезами от понимания, что Александр, существовавший (несмотря на все те слухи и сплетни, что болтали о нём) практически с душой нараспашку, после своей неожиданной гибели в ответ не получил и мизерной толики того, что делал для других. Илья знал, что прав. Пусть они с Шепсом были знакомы довольно мало, куда меньше, чем с Андрюхой, например, но Илья же менталист и — профессия обязывала, — чуточку психолог, он чувствовал людей. Александр реально был из тех, кто готов работать в ущерб себе, лишь бы помочь нуждавшимся в этой самой помощи. Тут, в Буганаке, будь он снова проклят, Саша именно так и поступил. И умер! Умер, борясь с проклятием, которое забрало уже столько человеческих жизней и чуть было не погубило ещё и съёмочную команду. А взамен что? Оскорбительные подозрения от незнакомой врачицы, наглое наплевательство тех, кого Александр спасал, и полный игнор от коллег. Господи, ему даже глаза не прикрыли, не то что его самого! Почувствовав укол в самое сердце, Илья протянул руку и, вновь не веря, что всё по-настоящему, опустил Александру веки. Противно не было, жутко — тоже, и тошнить Илью от прикосновения к мёртвому человеку не начало. Непривычно было только чувствовать прохладу кожи и осознавать, что это — не потому что Саша замёрз.

Помедлив, Илья стащил с себя кофту, запутавшись в рукавах. Оставшись в одной футболке, он осторожно закрыл своей одеждой лицо старшего Шепса. Может, у экстрасенсов имелись какие-то ритуалы на этот счёт, но Илья их не знал, а спросить было не у кого. Олег не в состоянии отвечать, Марьяна пыталась помочь Аникиной навести на кладбище подобие порядка. Илья остался наедине с Александром и со случившимся горем. Один, несмотря на множество тех, кому Шепс помог в этом посёлке и с кем приятельствовал из съёмочной команды. Неправильно. Несправедливо! Почему он вообще умер? Илья ни на йоту не верил словам этой обряженной в медицинский халат мерзавки, что Саша — алкоголик или наркоман, и в намёк, что смерть могла стать следствием приступа эпилепсии. Нет, то было проклятие, ритуал, на который Илья отпустил Александра в одиночку и в котором, не поверив, отказался помогать Олег. Как Саша и боялся, ему не хватило сил. Он справился с Иудой, но сам уже выкарабкаться не смог.

— Саш, прости. Прости, пожалуйста. Это всё мы виноваты.

***

Вынырнув из тягучего, неясного, но мучительно страшного сна, Илья в панике огляделся. Господи, хоть бы кошмар на кладбище ему привиделся! Хоть бы он сейчас оказался в спальне того загородного домика, где съёмочная группа разместилась по пути в Буганак, а шея болела и плечи затекли, потому что Илья заснул в неудобной позе... Надежда лопнула быстро, однако всё же успела отравить его собой. Проморгавшись, он понял, что сидел в одном из кресел микроавтобуса, который телеканал арендовал на эту съёмку. Внутри стояла отвратительная тишина, разве что кто-то странно дышал — то ли сопел, то ли плакал. Было уже довольно светло, салон машины можно было разглядеть без труда, а вот происходящее снаружи нет — стёкла за ночь запотели от дыхания. Так что Илья протёр небольшой кусочек окна ладонью.

Кладбище поутру казалось совсем не страшным, даже невинным — настолько, насколько это слово можно было вообще употребить к этому месту. О произошедшей трагедии напоминало только большое количество людей, которого погост маленького посёлка не видел уже очень давно. Приглядевшись, Илья обнаружил, что появилась ещё пара машин, а среди фигур режиссёра, старшего редактора и ассистентов мелькали люди в форме. Первый раз увидев мужчину в тёмной форме, Илья покрылся потом. Полиция. Значит, не сон...

— Проснулся, — негромко произнесла Романова, когда Илья, отлепившись от окна, осмотрел салон. Он сконфуженно поёжился, осознав, что не заметил женщину, которая сидела всего лишь через ряд. — Хотела бы я сказать «доброе утро», только оно совсем не доброе.

— Ты спала?

— Потише говори. — Марьяна мотнула головой в конец машины.

Обернувшись, Илья увидел Олега: тот лежал, скрючившись, на последнем ряду сидений. Лица его видно не было, зато стало ясно: те звуки, которые Илья до этого слышал и не понимал, — его всхлипывания. Олег плакал во сне.

— Не разбуди. Пусть поспит ещё. Потом-то ему совсем плохо будет.

— А то сейчас хорошо, — вздохнул Илья, но голос послушно понизил. — Как ты? Не спала?

— Какой тут сон. Прошлась, проверила ещё раз. Чистое кладбище, будто свежее совсем, никто начудить не успел. Саша всё на себя забрал.

У Ильи защемило сердце. Забрал. Да, конечно, в этом весь Шепс. Был в полувменяемом состоянии, боялся жутко, понимал, что последствия для него будут страшные, раз брат отказал в полноценной поддержке, а всё равно пошёл работать, ведь людям требовалась помощь. Вот и в этот раз забрал... только уже ценой своей жизни. Снова зашевелилось в груди что-то чёрное, вязкое и одновременно болезненное донельзя. Чувство вины? Совесть?

— Мне нужно выйти, — произнёс он с расстановкой, понимая, что эта чернота вот-вот полезет рвотой наружу. Как будто так можно было избавиться отвращения ко всем, кто поспособствовал такому ужасному происшествию: к себе, к Олегу, съёмочной бригаде, редакции.

Марьяна понимающе кивнула.

— Конечно. Загляни в соседнюю машину: Витя съездил за кофе и выпечку какую-то привёз. Перекуси. Мы тут надолго.

— Надолго?

— Ну да. Показания же со всех снимать будут.

Немного помедлив, Илья всё-таки вылез из микроавтобуса. Правда, чуть не упал — ноги заплелись на последней ступеньке, как у пьяного. Утро в Буганаке было уже не раннее: солнце прилично выглядывало из-за деревьев, запах ночной росы, влаги выветрился, а воздух постепенно нагревался. Небо-то какое раскинулось над кладбищем — красивущее, голубое, чистейшее. Отвратительно прекрасная погода для такого дня.

Он огляделся, зацепился взглядом за копошащуюся кучку людей в той стороне, где осталось тело Александра, и решительно обогнул машину, спрятался за её бортом. Да, спрятался! Да, Илья не хотел сталкиваться как можно дольше с новыми доказательствами, что ему всё это не снилось, и он не бредил. Он ощущал себя осуждённым на казнь преступником, который раз за разом придумывал несуществующие болячки, чтобы отложить наказание, и потому стыд и угрызения совести впивались ещё больнее в его душу. Клыки у них были острые, зазубренные, ядовитые…

В кармане джинсов завибрировал входящим звонком телефон. Илья вчера как поставил его на беззвучный режим перед началом съёмок, так и забыл потом переключить обратно. Чёрт, так он же Оле не позвонил! Это было их традицией: в каком бы часу ни заканчивали снимать, Илья всегда сообщал, что работа закончена, что они возвращаются. Но безумная ночь на кладбище заставила его забыть обо всём на свете, тем более, Илья не готов был разговаривать с женой, тащить в её жизнь то горе, с которым пришлось столкнуться.

Когда он вытащил на свет Божий разрывающийся мобильник, то лишился дара речи. Двадцать пропущенных вызовов! И это от одной только Оли! Ещё звонил Андрюха, и даже Марат... Поверх счётчика пропущенных вызовов куда больше шокировало количество непрочитанных сообщений в телеграме. Восемьсот шестьдесят три! Нет, уже восемьсот шестьдесят четыре… пять… И практически все — комментарии к его каналу, в котором при удачном стечении обстоятельств к одному посту ну сотня откликов набиралась, ну две. Но не восемьсот же!

Илья знал, почему это. Значит, те моральные уроды, кто вчера стал не оказывать помощь Шепсу, а снимать на телефоны его смерть, решили урвать свой кусочек славы и выложили видео в сеть. Больные ублюдки! Невозможно представить, что сейчас творилось в соцсетях, а это в Москве ещё около девяти утра, воскресенье, не все проснулись и посмотрели те видео.

— Илья, ты!.. — Послышалось из динамика вместо приветствия, стоило лишь принять вызов. Олечка, когда злилась на него, всегда называла полным именем вместо привычных «Илюша» или «Илюшка». — Я уже не знала, что думать! В интернете такое пишут! Почему ты мне не позвонил?!

— Прости, я... я... я не смог.

— Что у вас происходит? Только, я умоляю, скажи правду! Я такого начиталась! Я думала, что это с тобой что-то произошло, ты же всю ночь на звонки не отвечал, сволочь! — Она плакала. Илья думал, что расчувствуется вместе с ней, как не раз бывало, только слёз не было. Случившаяся трагедия выжала из него всё ещё вчера. — Ну что ты молчишь?! Скажи мне!

— Оль, — начал он было, но уверенность и решительность канули в лету после первого же слова. В этот миг, сокрушительное и неотвратимое, на него наконец обрушилось осознание. — Оль, Саша Шепс умер.