Фанфик "Вид истинный вернёт". Глава 9

Фандом: Гарри Поттер (книги&фильмы).

Персонажи: Джеймс Поттер / Лили Эванс, Северус Снейп / Лили Эванс, Сириус Блэк, Питер Петтигрю, мистер и миссис Эванс, Петунья Эванс и другие.

Жанр: AU, драма, приключения, романс.

Размер: макси.

Рейтинг: R.

Категория: гет.     

Описание: Джеймс Поттер - самый популярный парень Хогвартса. Он молод, он красив, и с ним Лили Эванс после выпуска ожидают блестящее будущее и счастливая семейная жизнь. Но когда внезапно начинается чёрная полоса, никогда не знаешь, с какой стороны какой человек откроется.

Дисклеймер: Все персонажи принадлежат Дж.К.Роулинг. Все события являются вымышленными, а совпадения случайными. Все персонажи, встречающиеся в данном тексте, являются совершеннолетними. Данный текст не призывает к насилию и/или нарушению законов.

Примечания: Таймлайн - времена Мародёров. Родомагия.

Слово автора: Сразу оговорю: я ни в коем случае не претендую на истину в первой инстанции, показывая Мародёров, особенно Джеймса и Сириуса, в таком ключе. Но всё же считаю, что такое поведение  "золотой молодёжи" магического мира куда более реально и ожидаемо, чем канонное.

— Джеймс, где ты?

— Отстань! — рявкнул он, передёрнувшись от отвращения. — Видеть тебя не могу!

За дверью кабинета всё смолкло, но Джеймс догадывался, что приставучая Энола Баккок, то есть Поттер, выглядевшая ужасно в мерзком бесформенном халате поверх пуританской ночной сорочки, вряд ли послушалась и убралась обратно в спальню. Глаза б её не видели! Джеймса при одном воспоминании о своей краткосрочной невесте и уже полноценной жене начинало выворачивать наизнанку. Не такой он видел свою супругу. Не та-кой! Его жена должна была быть стройная, красавица, с волосами до пояса, с милым личиком и в постели горяча, как те маггляночки из лондонских ночных клубов. Однако отец, прибыв вчера в Хогвартс, не оставил ему ни шанса: это при профессорах и следователей из ДМП он был заботлив и защищал Джеймса от несправедливых нападок лорда Блэка, но потом, после допроса, в приказном порядке забрал сына в поместье, где за один вечер сначала провёл обряд помолвки и тут же свадебный. Джеймс поднял руку, с ненавистью посмотрел на золотые линии магического брачного браслета и, плюхнувшись в кресло, плеснул себе полный стакан огневиски, который выпил залпом. В бутылке оставалось на донышке.

— Нолпи! — У стола в боязливом поклоне возник домовик. — Принеси ещё огневиски.

— Старший хозяин будет недоволен, — заламывая руки, забормотал эльф, — молодому хозяину нельзя столько пить.

— Я твоё мнение спрашивал? Выполняй приказ!

С заблестевшими от слёз глазами домовой эльф испарился, а через пару минут вернулся с полной бутылкой, которую Джеймс, отобрав, тут же почал. Поднёс полный стакан ко рту, но пить не стал. Душа не принимала, ему и без выпивки было тошно и мерзко, и гадко.

— Джеймс, почему ты пьёшь?

Как он и думал, новоиспечённая супруга замерла в дверях кабинета. Джеймс окинул взглядом её коренастую, совершенно неженственную фигуру в бордовом халате в пол, жиденькие волосёнки, обрамлявшие отвратительно пухлое, широкое лицо с круглым носом и маленькими глазками, и плюнул ей под ноги. Мерлин, за что ему такое наказание!

— Скоро обед, ты должен присутствовать за столом.

— Ну и вали жрать свой обед, ты, я смотрю, вообще приёмы пищи не пропускаешь!

Энола уставилась на него своими водянистыми глазками, и Джеймса затрясло. Мерлин, и с этой страхолюдиной он вчера ложился в одну постель и трахался! Да если бы не магия рода и ритуала, у него и не встало бы на такую корову!

— Джеймс, ты несправедлив, — произнесла та тихим, дрожащим голоском. — Я не желаю тебе зла, я...

— Не желала бы зла, не пошла бы под венец! Дура полная! Хочешь сказать, не знаешь, что я бы на тебя ни в жизнь не посмотрел?! Уродина! — с наслаждением выдал Джеймс в лицо за одну ночь осточертевшей ему жёнушке. Ничего, пускай привыкает. — Что, думаешь, легла под меня один раз, женой стала, так я на руках тебя носить буду? Кретинка! Привыкай, ты здесь никто, жирная уродливая дромарога. Жена наследника, тоже мне! Да если б не отец, я бы только в спину тебе плюнул, рожа жирная! Уйди с глаз, ненавижу!

Та выслушала его молча, только дрожала губами и мяла в руках пояс от халата, а потом и вовсе безропотно удалилась как какая-то служка — наклонив голову и спиной вперёд. Она даже пятилась медленно и нерешительно, так что Джеймс, в конце концов не выдержав, подскочил к двери кабинета и захлопнул её прямо перед жирным носом незадачливой жены. Достала! Моргот, как его уже достала эта жалкая, толстая, липкая девка! Что хуже всего, с такой уродкой Джеймсу теперь жить до конца его дней, если только Энола не окочурится раньше. Магические браки в принципе не расторгались, а отец выбрал ещё какой-то совсем замудрёный вариант ритуала, связывавший их накрепко, крепче, чем заклинание вечного приклеивания.

Посмотрев снова на огневиски, Джеймс зажмурился, залпом опрокинул в себя стакан и без сил опустился обратно в кресло. Как же до этого дошло? Всего месяц назад он был свободен, как сниджет, полон перспектив на счастье с Лили, а теперь Сириус мёртв, все считают его преступником, убийцей троих невинных магов, сам Джеймс женат... не на кобыле, а на форменной корове, которая и так не блистала ни умом, ни красотой, а как начнёт рожать спиногрызов (а такая начнёт, она же больше ничем не интересуется), так и вовсе перестанет через двери проходить. Он схватился за голову, изо всех сил борясь с желанием завыть в полный голос от жалости к себе. Баккок Джеймс знал, конечно, ведь они учились на одном курсе, но и в дурном сне представить не мог, что отец женит его на тугодумной хаффлпаффке, единственные достоинства которой — чистокровность и происхождение из плодовитой семьи. У Баккок было восемь старших братьев и сестёр, которые уже закончили Хогвартс, женились или вышли замуж и родили не по одному ребёнку. Отец вчера, давая им напутствие после ритуала, пожелал роду Поттер многочисленного потомства, а Джеймс пришёл в ужас, осознав, что родовая магия заставит его вновь и вновь укладывать законную супругу в постель и делать ей детишек. Мерзость какая! Так и придушил бы или траванул чем, всё равно же Баккок тупая и не заметит ни Напитка живой смерти, ни магловского мышьяка в чае. А если — Джеймса прошиб пот, — если его жена уже беременна? Ритуал проводился в родовом поместье, волей главы рода и с вполне определённым напутствием... О, Мерлин, за что?! И больше не убежать проветриться где-нибудь с Сириусом, потому что Сириус мёртв, и даже вспоминать его вслух нельзя: Джеймс собственноручно создал давнему другу славу Пожирателя смерти. Его даже родители не поймут, если вдруг Джеймс начнёт горевать по приятелю, отец с лордом Блэком и так с большим подозрением смотрели на него во время того злосчастного допроса. А уж про Лилс придётся забыть навсегда!

При одном воспоминании о ней Джеймс снова взялся за бутылку. Его мучила не совесть, а страх. То, что про беззаветную любовь Лили Эванс можно забыть, Джеймс понял, ещё когда они поругались в Запретном лесу. Гордячка бы не простила просто так его, а если бы и простила, то потом не раз припомнила бы случившееся. Но сваливать всю вину на неё Джеймс не планировал! У него не оказалось иного выбора. Скажи Джеймс, что сам позвал Лилс в Хогсмид, так точно не отделался бы от отца и, что хуже, от Блэков. Те бы пристали, как пиявки, или вообще провели какой-нибудь тёмный ритуальчик — и вуаля, Джеймс бы сам выложил, что Сири ему помогал, притворяясь Пожирателем. Да Блэки бы... кишки из него живьём выпустили и прокляли бы так, что смерть показалась бы избавлением. Что Джеймс должен был делать, по-гриффиндорски честно во всём признаться? Ага, и прожить после этого день-два, а то и меньше. Сириус всегда заявлял, что семье плевать на него, и потому платил им той же монетой, но из увиденного Джеймсом вчера следовало иное. Лорд Блэк готов был сравнять Хогвартс с землёй, и из обрывков подслушанных разговоров Джеймс узнал, что директору Дамблдору очень повезло, что авроры забрали его в Министерство на допрос раньше, чем в школу прибыли Блэки.

Надо бы почитать вчерашний «Пророк». Старик выкрутится, Джеймс не сомневался: он же всё-таки Великий чародей и победитель самого Гриндевальда. Проблемы старика его никогда не заботили, но для дела света это, конечно, большая потеря и пятно на репутации. Ещё и Сири — он был сильным магом и, подучившись немного в Аврорате, Пожирателей пачками бы скручивал и в Азкабан отправлял. А теперь всё, Джеймсу и самому из-под удушающей опеки родителей не вырваться: поженили против воли и посадили под замок в покоях наследника, детей делать, чтоб их! Лилс же... если повезёт, она отделается малой кровью, но что-то Джеймсу подсказывало, что не отделается, уж больно решительно настроен был отец. Вряд ли он, конечно, поверил, что идея с пикником принадлежала Лили, знал же об увлечении Джеймса грязнокровкой, однако, по крайней мере, его вранью не препятствовал. И на том спасибо, папочка!

Но как, как могла жизнь так перевернуться? Джеймс был влюблён в прекрасную, красивую девушку, собирался жениться, и чтобы компания его верных друзей гуляла на его свадьбе! И вот его самый лучший друг мертв, а потенциальная невеста оказалась виновной в попытке его обольстить. Джеймс пришлось соврать, что он ничего не знал про зелье плодородия, выставить дело так, будто это Лилс хотела от него забеременеть, а потом шантажировать, чтобы выйти замуж. Не поверить ему не могли, очень уж складно получилось: Джеймс — богатый наследник древнего рода, она — бедная грязнокровка, которой после Хогвартса светило максимум место официантки в кафе у Фортескью. Да любой согласился бы с тем, что это девица решила выгодно устроиться в магическом мире, а не Джеймс желал её заполучить любой ценой. Тут-то и становилось страшно. Лилс тоже будут допрашивать, и она наверняка не станет молчать и смиренно принимать удары судьбы. Нет, как же, гриффиндорская отличница и староста школы однозначно попытается восстановить справедливость, и Джеймс очень надеялся, что ей не хватит ума или духа обвинить во всём его. Ну, или что грязнокровку и слушать не станут. Кому интересны оправдания заведомо виновной ведьмы? Дай-то Мерлин!

— Нолпи, где сейчас отец?

Материализовавшийся домовик неуверенно переступил на месте.

— Старший хозяин и хозяйка с утра после завтрака отбыли в Хогвартс и ещё не возвращались.

У Джеймса ёкнуло и неприятно заныло сердце. Сегодня, скорее всего, разговаривали с Лили: вчера она, как говорили, чуть ли не сознание потеряла после того, как набрела в Запретном лесу на логово акромантулов. Допрос могли и перенести. Значит, сегодня всё и решится. Каким вернётся отец? После вчерашнего Джеймс боялся его до нервной трясучки, потому что ничего больше не мог противопоставить.

В пугающем, медленно тянувшемся ожидании он приказал домовику принести «Ежедневный пророк» за два дня и принялся изучать газеты. Лучше бы Джеймс этого не делал! Вчерашний «Пророк» пестрел жуткими колдографиями из Хогсмида, там имелся даже снимок мантии и пожирательской маски, которые всего несколько дней назад, смеясь, демонстрировал ему Сириус. Интервью с пострадавшими и свидетелями, доклад Главного аврора с выдержками из показаний Дамблдора, будто тот знал о деятельности вербовщиков Пожирателей смерти в школе, но думал на совершенно других людей. Обвинение Дамблдором Риддла — вот это правильно, хорош старик, что даже в такой ситуации направил людской гнев на истинного врага. Но в следующем выпуске обнаружилось заявление Тома Риддла — клятва магией, пикси его закусай! — что он со сторонниками к этим Пожирателям смерти не имеют никакого отношения. Джеймс недоверчиво трижды перечитал статью, однако ничего не поменялось, Риддл магии не лишился. Конечно, не лишился, ведь Сириус Блэк никогда не был Пожирателем, но, Мерлин, волшебники и Министерство поверили! Поверили, что этот темнейший маг действительно не монстр! В ярости Джеймс отшвырнул газету и снова схватился за голову.

Что он натворил! Что?! Маленькая и вроде бы невинная ложь в попытке и Лилс взять в жёны, и наследство сохранить, привела к тому, что Джеймс сам всё потерял, другим навредил, а тёмным магам, которых искренне ненавидел, вообще невольно помог, посадив пятно на репутацию Дамблдора. Да и Мордред с ней, с репутацией, Джеймс женат на нелюбимой женщине и находился в полной зависимости от отца, как от главы рода. Без шанса на побег и спасение. Да если бы он только знал, то никогда, никогда бы не начал эту заваруху! Объяснил бы всё Лили прямо, уж лучше бы она сразу влепила ему пощёчину и обозвала кретином и болваном. Того, что уготовили ей его родители, Лилс не заслуживала, но... если выбирать между нею и собственным благополучием, куда-то девалось всё гриффиндорское благородство. И сомнений в сделанном выборе почти не возникало, так что Джеймс задумался, а действительно ли он любил Лили, если сейчас легко, ну, относительно легко ею пожертвовал. Если и любил, то точно не так, как Нюниус, уж на коленях бы перед ней не стал ползать. Тогда что? Зачем Джеймс так боролся за девчонку, чувства к которой так быстро угасли после нескольких испытаний? Себя в ловушку загнал, превратился в жалкого труса и вруна, Бродягу погубил, и ради чего? Рука вновь потянулась к бутылке.

— Старший хозяин и хозяйка вернулись. Старший хозяин велел молодому хозяину немедленно явиться к нему в кабинет.

Джеймс растерянно посмотрел на домовика. Вчера, пока они шли из Хогвартса к границам антиаппарационного барьера, отец объявил, что Джеймс под домашним арестом, и покидать покои наследника ему разрешено только для совместных трапез. Даже волшебную палочку отобрал! Сердце предательски ухнуло вниз. Неужели отец дознался?

До его кабинета Джеймс полз со скоростью раненого флобберчервя. Дошёл и замер перед тяжёлой тёмной дверью, не зная, чего ожидать. Хоть бы отец хотел уточнить, как прошла первая брачная ночь или почему Джеймс довёл эту глупую Баккок до слёз!

— Садись, — услышал он, едва переступив порог. Отец стоял у окна, заложив руки за спину, и как будто не торопился поворачиваться. Проклиная собственную трусость, Джеймс опустился на один из стульев. — Я жду, сын.

— Чего?

— Объяснений.

Объяснений? Мордред, каких?

— Я никогда ни в чём тебя не ограничивал, пока ты рос, потакал любой твоей прихоти, ничего не запрещал. Закрывал глаза на выходки этой вашей компании М-Мародёров против того полукровки со Слизерина. Ты был нашим долгожданным ребёнком, и, видит Мерлин, мне стоило не идти на поводу у Юфимии, не баловать, а наказывать тебя должным образом. Всё, чего я хотел в ответ, Джеймс, — разумного, взрослого поведения и ответственности. Понимания твоей обязанности перед нами и своим родом. А что я получил взамен?

— Не понимаю, о чём ты. Ты вчера уже мне всё высказал, может, хватит это припоминать?

Развернувшись, отец швырнул на стол перед ним два пергамента.

— Это что? — Джеймс присмотрелся, но, кроме знакомой подписи того следователя из ДМП, ничего не узнал.

— Копия показаний одного из твоих друзей, Петтигрю, если не ошибаюсь, — елейным голосом произнёс отец, и у Джеймса волосы встали дыбом, — а заодно и твоей обожаемой грязнокровки. Думаю, ты прекрасно знаешь, что там, сын. Правда, которую ты предпочёл скрыть. Ты и в самом деле думал, что никто не дознается?

Джеймс сглотнул, с ненавистью посмотрел на свитки. Питер — сволочь! Что он наговорил следователю? Что знала эта крыса?!

— Я всё равно не понимаю.

— Вчера ты сказал, будто понятия не имел, что твой лучший друг Пожиратель смерти. Ещё ты сказал, что грязнокровка Эванс раздобыла зелье, чтобы опоить тебя и обольстить, хотя все в Хогвартсе знают, что это ты таскался за ней с первого курса. Во время того допроса я уже знал, что мой сын лжёт, но я поддержал тебя. Хочешь услышать почему?

Нет, Джеймс не желал. Отец, ставший совершенно неизвестной величиной, мог преследовать абсолютно немыслимые, неприемлемые ему цели.

— Я защищал доброе имя рода Поттер и своего ребёнка от гнева Блэков. Но сегодня я присутствовал на допросе твоей грязнокровки, и она не по-грязнокровному умно потребовала Веритасерум.

Джеймс мысленно застонал. Лилс приняла сыворотку правды, Мерлин! Морготова Эванс, что же она умная такая? Спасла свою шкуру, но погубила Джеймса!

— Ты позвал в Хогсмид эту девку, — тоном утвердительно произнёс отец, а Джеймс боялся посмотреть на него, так и пялился невидящим взором на пергамент. — И ты же раздобыл зелье плодородия, чтобы девица забеременела, а ты радостно женился на ней, не получив моего благословения. Это низко, Джеймс, очень низко и подло по отношению к нам с матерью. Я не таким человеком тебя воспитывал. Ты кричал о своем желании служить магическому миру и очищать его от тёмных магов, но совершил поступок, до которого и не каждый тёмный маг опустится.

— А что мне было делать? Я любил Лили, а ты и слушать меня не хотел! Я вам не гиппогриф, чтобы меня спаривать с кем попало для улучшения породы! — Джеймс вскочил. — Если кто и виноват, то только ты! Позволил бы мне жениться на Лилс, так ничего этого не было бы!

— Да, я виноват, — проговорил отец, помедлив, — я думал, что воспитаю тебя достойным волшебником, но сейчас вижу перед собой только истерящего избалованного юнца! Да, сын, юнца, который не получил того, чего хотел, и обиделся! Ты не взрослый совершеннолетний маг, ты — незрелый, нежелающий брать на себя ответственность мальчишка!

— Так уж и мальчишка!

— И ещё трус, — отчеканил отец самое ненавистное для Джеймса слово. — Да, трус! Даже та девчонка проявила благородство и ни в чём тебя не обвинила, хотя умна же, должна была сообразить, с какой целью её затащили в лес и опоили зельем.

— Да ты...

У Джеймса не было слов. Так Лилс не сдала его отцу? Он сам, как дурак, проговорился обо всём?

— Именно. Просто сложил два и два. А ты вместо того, чтобы, как полагается, прийти ко мне и всё обсудить, посчитал себя самым умным и в итоге сел в большую и грязную лужу.

Раздосадованный, чёрный от раздражения и обиды Джеймс снова упал на стул и махнул рукой.

— Можно подумать, ты бы меня послушал!

— Не послушал бы, это верно, но хотя бы объяснил, почему так важен брак с правильной невестой. Ты ведь знаешь, как долго мы с твоей матерью мучились, прежде чем зачали тебя. Баккоки — обильный на потомство род, они помогли бы и стабилизировать магию в твоих отпрысках и получить много детей...

— Лили бы тоже родила мне много детей! — горячо возразил Джеймс. — И с магией никаких проблем, мы же кровь бы разбавили.

— Но по расчётам от твоего брака с этой грязнокровкой с большой вероятностью родился бы только один здоровый и магически сильный ребёнок. Остальные были бы сквибы, а у моего внука потом были огромные проблемы с зачатием его собственных детей. Я не готов так рисковать будущим рода.

— Да, зато моей жизнью ты вполне готов распоряжаться!

— Мне пришлось так поступить, раз уж ты не пожелал осознать свою ответственность перед родом. Но не прибедняйся, сын. — Отец посмотрел на него как-то... ехидно, что ли, Джеймс не мог понять этот взгляд и от неуверенности, страха разозлился еще больше. — Ты ведь тоже лихо распорядился жизнью своего лучшего друга Сириуса. Это-то, я надеюсь, ты отрицать не станешь?

Отец не имел права так говорить. Бил по самому больному! За смерть Бродяги Джеймс никогда себя не простит. А всё грёбаный Питер! Правильно Джеймс решил держаться в этом году от крысюка подальше! Препираясь с отцом, он успел пробежаться глазами по показаниям Хвоста и готов был лично свернуть бывшему приятелю шею. Питер подробно и обстоятельно излагал, как Джеймс с Сириусом в последнее время часто общались, о чём договаривались и с какой целью сбегали из школы в Хогсмид. Что? «Розыгрыш» в Хогсмиде? Это-то откуда Питер узнал? Крыса! Гиппогрифье дерьмо! Предатель!

— Скажи мне правду, сын: Сириус раздобыл для тебя зелье? — устало спросил отец, когда Джеймс, пылая от злости, скомкал пергамент с показаниями Петтигрю. — Скажи мне!

— Зачем? Что это изменит? Вернёт Сириуса из мертвых или ты аннулируешь мой брак?

Тот отрицательно покачал головой, и впервые за этот полный криков и обвинений разговор Джеймс увидел, как дала трещину маска уверенности и превосходства на отцовском лице. От этого стало невообразимо страшно. Отец, как Джеймс на собственной шкуре выяснил, не считался ни с чьим мнением, никого не боялся и вдруг дал слабину... почему?

— Потому что лорду Блэку тоже направили копии показаний, которые ты только что прочёл. Как думаешь, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти к тем же выводам, что и я?

Осознавший услышанное Джеймс, побледнев и похолодев, вжался в спинку стула. Отбиваясь от отцовских обвинений, он совсем забыл о Блэках и о том, как рьяно они искали виновника гибели сына. Если эти показания попадут к ним, Джеймсу конец!..

— Говори. Иначе я буду вынужден применить вот это. — На столе оказался неподписанный флакончик, по самую крышечку заполненный каким-то зельем, но Джеймс мгновенно понял — Веритасерум. — Мне нужно знать заранее, чтобы придумать, как тебя защитить, сын. Блэки не посмотрят на то, что наш род древнее их и восходит к самим Певереллам.

— Ты… ты думаешь? Зачем им это нужно? Они же сами не горели желанием возвращать Сириуса в семью, когда он ушёл. Ненавидели и презирали, а теперь изображают заботливых родителей!

Его слова оборвались пощёчиной. Джеймс прижал ладонь к щеке, круглыми глазами уставившись на внешне спокойного, но взбесившегося вдруг отца.

— Запомни, мальчишка: для каждого родителя его ребёнок не перестаёт быть ребёнком, как бы сильно они ни ругались. А Блэки — это Блэки, они и за косой взгляд вызовут на дуэль и посчитают, что в своём праве.

Подействовала ли пощёчина или откровения о Блэках, но язык у Джеймса развязался. Отец молча выслушал недлинный рассказ, однако под конец с горящим от негодования взором воскликнул:

— Мерлин, какие идиоты! Какой ты идиот, сын! Ты убил своего лучшего друга!

— Почему я?!

— Ты отправил его на верную смерть, когда тот облачился в Пожирателя, а потом ещё и очернил его имя своим враньём. И после этого, ты ещё спрашиваешь, Джеймс?

— Но я и правда ничего не знал! Как я мог догадаться, что Сири переклинит, и он начнёт колдовать Аваду направо и налево?

В ответ он ничего не услышал. Напряжённо морща лоб, отец заложил руки за спину и принялся расхаживать по кабинету — не размеренно-степенно, как полагалось главе рода, а стремительно, словно загнанный в клетку, взволнованный дикий зверь. Джеймс наблюдал за его метаниями, не зная, что сказать, спросить, и вообще стоит ли, чтобы не нарваться на новую отповедь или откровение. Всё выходило очень скверно. Джеймс и сам понимал, что отец не запугивал его, говоря о Блэках. Лорд Орион и леди Вальбурга, у которых он ещё маленьким часто гостил в Лондоне, за своего сына действительно сделают с Джеймсом всё, что угодно, и не посмотрят на давние родственные связи между двумя семьями. Но пока он ругался с отцом, то ещё жил какой-то надеждой, иллюзией, что это просто обычный воспитательный момент. Джеймса поругают и всё забудется, только как можно забыть...

— Я не знаю, что сказать, Джеймс, не знаю. Я и не подозревал в тебе такого извращённого труса, лгуна и эгоиста. Ты понимаешь, сколько жизней разрушил, добиваясь, чтобы всё было по-твоему? Те погибшие в Хогсмиде тоже на твоей совести.

Джеймс дёрнул плечом. Отец в своём репертуаре — приписывал ему вину за то, к чему Джеймс уж точно не имел отношения! Он же не просил Сириуса убивать волшебников в Хогсмиде! Тот сам, сам, помешавшись, творил зло!

— Значит, решено. — Отец резко остановился и кивнул чему-то своему. — Я уже говорил твоей грязнокровке, что глупость должна быть наказана. И я не могу позволить, чтобы после всего случившегося ты не получил урок, сын.

— Что, сдашь меня Блэкам? Вот уж не ожидал! Единственного сына! А как же драгоценное продолжение драгоценного рода? Надеешься, что эта корова уже понесла?

— Это не корова, а твоя законная жена и мать будущих детей! Какое же ты ничтожество, сын! Как у меня могло родиться такое никчёмное создание, которое не уважает ни своих родителей, ни кого-то ещё? Нет, Джеймс, я не отдам тебя Блэкам — и только лишь потому, что иначе наш род прервётся. В противном случае, не обессудь, я бы не стал спасать твою шкуру. Вира, которую запросят Блэки, может оказаться для нас просто непосильной… но отныне это моя забота. Вы же с Энолой завтра отбываете на континент в наше поместье в Германии, а оттуда — на остров Святой Елены у побережья Африки. Он принадлежит нашей стране. Всего четыре тысячи жителей и мрачная, уродливая скала. Я уже распорядился, чтобы гоблины прикупили там небольшой домик для молодой семьи вроде Лонгвуд-хауса*.

— Что? А как же экзамены в Хогвартсе?

— Обойдёшься. И с С.О.В. прекрасно проживёшь.

— Это... это... Ты не можешь так поступить со мной! А как же традиционное путешествие? Ты что, хочешь, чтобы долгожданные и обожаемые внуки родились и жили в каком-то захолустье?

Джеймс впервые в жизни был близок к панике. Отец собирался выслать его из страны на край света! И не просто выслать, а ещё обязательно в компании прилипалы Баккок, так что Джеймсу придётся ежедневно созерцать унылую жирную рожу жены и ложиться с ней в одну постель. А ведь он собирался после выпуска поступить в Аврорат и противостоять Пожирателям, одержать победу над ними и вместе с Лилс совершить годовое кругосветное путешествие. Но какой-то остров... И где, ради Мерлина, находится Африка?!

— А ты предпочёл бы остаться и медленно умирать от какого-нибудь фамильного проклятия Блэков? Ты ещё глупее, чем я думал, сын. Нет, решено, завтра же вы уедете. Как надолго, пока не могу сказать, нужно время, чтобы эта история забылась, а в твоей пустой голове завелось нечто похожее на мозги.

Джеймс удручённо и бессильно молчал. Отец оказался до обидного прав: или он остаётся здесь и сталкивается с ужасающей местью от Блэков, или, как последний трус, прячется на краю света вместе с ненавистной супругой. Хотя какая теперь разница? Прошлого не вернуть, и как прежде уже не будет.

— Не смотри на меня, как на монстра. Во всем, что случилось, виноват ты один, Джеймс.

— А... а Лили? — глухо спросил он. Не то чтобы Джеймса искренне волновала её судьба, но все же у них столько всего было... и могло бы быть, если бы не отец. — Что будет с ней?

Тот хмыкнул

— Сдалась она мне. Дело по обвинению в краже крови, конечно, развалится, не дойдя до суда, но обелять репутацию твоей девчонки я не собираюсь. Умная ведьма сама бы поняла, что от наследника рода нужно держаться подальше, вышла замуж за своего полукровку и была бы счастлива. А она не захотела, так пусть теперь пожинает плоды своей глупости и гордыни.

Машинально Джеймс стиснул кулаки. Ну да, теперь, когда он женат, Нюнчику открыты все пути дороги к завоеванию Эванс. Сволочь! Хитрый, скользкий слизеринец! Но злость, привычно полыхнув, угасла довольно быстро. Не потому что у Джеймса больше не было возможности унизить ненавистного Снейпа и показать ему его место, — просто думать приходилось в первую очередь о том, как самому жить дальше.