Обычные беспокойства и признания

Басти не разбирается в людях. Он это знает и признает. И обычно это не доставляет проблем, потому что ему достаточно понимать, как они работают – когда бегут, когда кричат, когда прячутся, когда остаются в одиночестве, превращаясь в легкую добычу. В конце концов, он охотник, а охотнику нужны только повадки дичи, а нее ее сложный внутренний мир. 

Но иногда это становится проблемой. 

Например, сейчас.

Они с Алистером прогуливаются по парку. Вокруг осеняя хмарь и серость, деревья еще не успели сменить листву, поэтому мир похож на дно застоялого водоема – шелестит жухлая зелень, сверху каплет, снизу хлюпает (благослови Древние того, кто придумал ботинки на толстой подошве). А еще Басти немного голоден, и это заставляет острее ощущать промозглый осенний ветер. 

И Алу приспичило прогуляться. Он "засиделся дома". Им "будет полезно пройтись на свежем воздухе". В этих словах даже логики нет. Басти ловит теплую ладонь человека, чтобы немного согреть себе пальцы, сейчас они у него ледяные. Греет, поглаживает кожу, а еще... он немного ждет – внимательного взгляда, беспокойства, скользнувшего тенью по лицу медиума, может быть, поцелуя в щеку (в конце концов, лицо у него тоже замерзло), объятий и предложения зайти в тепло. Он заметил по дороге пару кафе, где должны подавать любимый Алистером кофе, а еще там должен быть завтрак. Басти не может точно вспомнить, ел его человек сегодня или нет. Скорее всего нет.

Алистер не оборачивается. Он не делает вид, что не чувствует прикосновения, отвечает на него, но как будто между делом, и продолжает вглядываться в футбольное поле, по которому носится полоумное трио подростков, орет и гоняет мяч. А потом его приходится оттаскивать с пути детской коляски. И вот это совсем на него не похоже. Обычно медиум внимателен к миру, к вампиру (обычно в обратной последовательности, но даже если наоборот...). Медиум искренне извиняется перед недовольной женщиной, а когда это не срабатывает, и их продолжают отчитывать ядовитым шепотом, Басти включает свое вампирское обаяние, от которого младенец с криком просыпается, а мать в ужасе сбегает. И Алистер наконец стряхивает с себя эту безразличную задумчивость. 

– Ты специально, – говорит он, нарочито щурясь и кривя губы, чтоб не улыбнуться и не испортить строгую мину. – И такой бледный, – наконец Басти чувствует на щеке теплое, нет, горячее прикосновение, а к кончику его носа прижимаются губами. – Совсем холодный, – бурчит Алистер, – Почему не сказал, что замерз? 

"Потому что обычно ты это замечаешь", – может ответить Басти, но не собирается. Он не разбирается в людях не настолько, чтобы не знать, что это прозвучит... неправильно. Хотя сегодня у них вообще демон знает что творится. 

И он не понимает почему.

Что-то происходит. С ним все хорошо, значит, что-то с Алистером. У.. Алистера? 

Это неприятная мысль. Им ничего не угрожает. Накануне все было нормально. У него есть способ вытрясти из человека правду, но...

...обычно Алистер не стесняется рассказывать. И, сравнивая, сейчас Басти понимает, что ему комфортно с этими историями о творческих кризисах, о глупостях, обидах, печалях.

Они разворачиваются и идут обратно. Басти показывает куда. Оказалось, что все уютные местечки Ал пропустил мимо глаз, хотя именно он фанат огоньков и уютных витрин. Вампиру хочется потрогать его лоб, но Басти справляется с собой – это слишком... Но он, правда, хочет, и это, правда, слишком. Снова проходят мимо поля, замедляют шаг, чтобы не нагнать и не запугать окончательно выдохшуюся мамочку (люди никогда не могут правильно оценить, когда они в безопасности и можно прекратить побег, Басти находит эту черту крайне удобной). А тем временем Алистер снова отвлекается. Теперь он игнорирует футболистов, вместо них рассматривая женщину. Не то чтобы внимательно. Не то чтобы долго. Не то чтобы она стоила хоть сколько-то его внимания, но медиум задумчиво склоняет голову и облизывается, будто хочет что-то сказать. А вот Басти хочет дернуть его за руку, развернуть к себе, обнять, поцеловаться посреди этой серой хмари, в которую Алистер их притащил. И теперь он не совсем понимает себя, потому что из них двоих человек любит объятия, поцелуи, поправление шапок и воротников, и неважно, прилюдно он это делает или приватно. Медиум словно что-то чувствует. Хотя какое "словно". Медиум чувствует его настроение. Он отрывает взгляд от чужой спины и смотрит на вампира. Прямо в глаза, внимательно, и как будто вопросительно, а потом мягко и нежно, и тянется поправить шарф . 

– Я несколько дней не могу закончить сценарий, – он говорит и ловит руки Басти, чтоб подуть на них, согревая пальцы. – Отправлял работу на конкурс, но она даже не прошла отборочные. Мне не понравилась книга, на которую я убил два дня, у нее мерзкая концовка и она бездарная, но это бестселлер с бешеными продажами, и я из-за этого разозлился, – он прижимается колючей щекой к тыльной стороне ладони и трется, а Басти наслаждается тем, как щетина царапает кожу, и тем, какой Алистер теплый, живой, как он проговаривает каждое слово, каждый звук. – Ты сменил работу и поздно возвращаешься сейчас, и я скучаю, но это нормально. Обустраиваться на новом месте... – медиум замолкает, потому что даже Алистер не может говорить, пока его целуют, да зачастую и не хочет. – А еще я набрал пару килограмм, потому что с этой сраной осенью, переездом и конкурсом перестал бегать утром... – шепчет он прямо в губы, так что теплые гласные, которые медиум со своим орлеанским акцентом чуть растягивает, похожи на легкие поцелуи. – Хотел посмотреть маршрут сегодня. 

И Басти впервые за все века, которые провел на земле, жалеет, что не знает людей, потому что все эти слова не совсем имеют смысл, но он научится понимать их правильно. А, может быть, замечать все это до того, как будет нужно рассказывать. Ради Алистера – почему бы и нет?

А пока...

– Если ты будешь помягче, я не буду возражать, – начинает он с конца, вместо точек оставляя на губах и подбородке укусы. – Я подменяю коллегу до конца следующей недели и больше не соглашусь на сверхурочные, – Алистер открывает рот и его приходится целовать (Басти не жалко, он был готов, он знал, что потребуется). – Сожжем эту книжонку во дворе, когда вернемся, а еще я могу сожрать этого писаку, – Алистер смеется и делает вид... стоп, он действительно задумывается, прежде чем покачать головой, отказываясь, и смеется уже Басти. Ему нравится эта проскальзывающая не порочность, а солидарность, то, как их жизни меняют друг друга. – Дай мне прочитать твои работы. 

– Ты не разбираешься в сценариях, – возражает Алистер, но он улыбается и... этого достаточно?

– Расскажи мне, чем они хороши. Для чего ты их написал. О чем они должны рассказать, – Басти смотрит серьезно и предлагает тоже серьезно. – Со временем я разберусь что к чему. 

– Хорошо, – Алистер соглашается, улыбается, смотрит мягким счастливым взглядом, и вот этого действительно достаточно, чтобы Басти почувствовал, как теплеет в груди, даже несмотря на омерзительно промозглый ветер и ледяной дождь.

А потом на них осуждающе кашляет "педики" какой-то старый хрыч, и, прежде чем Басти рычит на мерзавца, Алистер утягивает своего вампира в теплое кафе к горячему, сладкому кофе, хрустящему, ароматному круассану и бесконечному трепу о том, что... да обо всем подряд. 

Басти не против. Он даже соглашается на кусочек выпечки и, слушая Алистера, съедает почти все.