Деглобализация сознания

1. Барнаулизм и карго-культура
...Ментальная деглобализация не предполагает самоизоляции и ориентализации. Евразийство, теории особого пути и лубочный неосоветизм подпитываются за счёт реапроприации ориенталистского мифа о принципиальной инаковости России и русских по отношению к обобщённому Западу. Такие игры в “да, скифы – мы, да, азиаты – мы” могут быть хороши лишь как частный художественный прикол, но не политика идентичности для самого большого европейского народа.

Многообразие подходов к глобальному (читай: американскому) культурному тренду, с опозданием долетающему до постсоветского пространства, со стороны интеллектуально активной публики можно свести к двум вариантам. Первый из них заключается в копировании, апроприации и косплее. Мы не раз наблюдали игру различных патриотов, консерваторов и националистов в республиканцев, альт-райтов, неореакционеров, традиционалистов и гройперов, а левых и либералов – в сторонников демократической партии, воинов социальной справедливости, феминистов, экоактивистов и сойбоев. Сюда относится и пиджин-рашн, а также карго-культура в целом.

Во втором случае влияние и актуальность американоцентричной повестки для России отрицается, что, впрочем, никак не мешает её заимствованию. В честь известного мема назову это барнаулизмом. Ловушка барнаулизма состоит в том, что порождаемый им дискурс представляет собой “заглушку”, закрытую систему аргументации, отрицающую само существование подобной проблематики.

В условиях фактического отсутствия в РФ реальной политики нездоровый постсоветский американоцентризм карнавализирует общественную сферу. Боление за или против политических процессов и акторов в стране-гегемоне превращается в любимую национальную забаву, которая, к сожалению, слишком напоминает сцену из комедии про импотента-вуайёра, подглядывающего за уединившейся парочкой. Отсюда – поздравления Трампа с победой в Госдуме в 2016 году, посты российских оппозиционеров в поддержку Берни Сандерса в 2020, попытка затащить Стивена Сигала в партию Захара Прилепина и пр. Всё вышеперечисленное – проявления карго-культурного сознания.

Карго-культура – разновидность (пост)колониальной культуры, основывающаяся на мифологизации и некритическом заимствовании элементов социальной, культурной и политической реальности страны-метрополии (или метрополий). Карго-культура – не просто игра в воображаемый Запад, но и мягкий способ колониального управления, soft power 2.0 (подкаст о карго-культуре).
С развитием высокоскоростного интернета и популярностью соцсетей и мессенджеров карго-культуризация РФ ускоряется даже при слабом знании английского и незначительном его распространении среди населения. Отставание от западных стран постепенно сокращается. До Барнаула, то есть до российских регионов, вполне добивают излучатели глобальной повестки. Если завтра вместо симуляции консерватизма на государственном уровне будет запущена симуляция левого прогрессивизма, то моментально возникнут Министерство по вопросам белой привилегии и русского шовинизма, Комитет Госдумы по борьбе с менсплейнингом и т.п.

Тема русских и русскости сильно мифологизирована на Западе и в Российской Федерации. Во внешнем мире популярное представление о Russia и Russians колеблется в диапазоне от пасторально-ориенталистского мифа о благородном русском дикаре (так называемые русофилы) до конспирологической русомании а-ля мировой русский заговор (т.н. русофобы). Всё это сочетается с незнанием этнической и культурной политики в РФ.

За прошедший век русская идентичность выступает попеременно то как тотем, то как табу. К ней обращаются крайне осторожно: см. общественную дискуссию об упоминании русского народа в Конституции. В итоге табуированный термин был заменен на государствообразующий народ, упомянутый в контексте государственного языка Российской Федерации. К тотему взывают лишь в переломные моменты истории (варианты тоста за русский народ). В обычное же время р-слово – фигура умолчания.

На внутренний периметр транслируется официальный дискурс, замещающий дискурс русской идентичности. Его можно свести к четырём составляющим:

1) дискурс (обще)российской идентичности;

2) дискурс многонациональности (идентичности этнокультурных меньшинств);

3) патриотический дискурс;

4) традиционалистский дискурс (духовные скрепы).

Российская идентичность – местоблюстительница русской и наследница советской. Россиянин готовится на постсоветско-русской закваске с вкраплениями других этнических групп.

Многонациональность – зонтичный бренд для коллективных не-русских идентичностей. Дискурс многонациональности – воплощение государственной политики идентичности для этнокультурных меньшинств, санкция на идентичность, отличную от общероссийской: меньшинства по мере надобности надевают маску россиянина, параллельно развивая собственные культурные идентичности. В дискурсе многонациональности иногда возникает псевдорусская идентичность, проявляемая через образный ряд: балалайка, гармонь, самовар, подсолнух и т.п.

Патриотический дискурс базируется на тенденциозной трактовке исторических событий и пропагандистских штампах из прошлого (мединщина), выполняя функцию объединения представителей разных поколений и социальных групп в российскую общность.

Традиционалистский дискурс распадается на институционально-религиозный (традиционные религии народов РФ с выделяемым для русских православием) и светский (традиционные ценности). Будучи общероссийскими по форме, патриотический и традиционалистский дискурсы могут принимать крипторусский – государствообразующий – вид для реализации символической власти через проговаривание приписываемых русским характеристик: Р-слово, вы А и Б, поэтому должны делать В и Г.

Критика карго-культуры не означает, что заимствование любых западных дискурсов, практик и институтов непременно вредно. Проблема в том, что их не адаптируют к российским условиям, когда это необходимо, или выбирают заведомо несовместимые с отечественной действительностью.  

Рассмотрим наличествующие в РФ идентичности через оптику, предложенную социологом, а ныне ещё и министром высшего образования Испании, Мануэлем Кастельсом. Идентичность понимается им как конструирование смысла на основе культурного свойства или совокупности культурных свойств, обладающих приоритетом перед другими источниками смысла. Идентичность в такой трактовке – процесс выстраивания смысловой иерархии из имеющихся культурных данных, бесконечная (само)идентификация пользователя социальной реальности.

Кастельс выделяет три типа идентичности: легитимирующую идентичность, идентичность сопротивления и проектную идентичность.

Легитимирующая идентичность устанавливается главенствующими социальными институтами для легитимации своей власти над социальными акторами. Идентичность сопротивления является ответной реакцией этих акторов из дискриминируемой группы на угнетённое положение. Проектная идентичность возникает, когда последние из существующего культурного материала создают новую идентичность, переопределяющую их положение в обществе и в итоге трансформирующую всю его структуру.

В схеме Кастельса идентичности, описываемые в общероссийском и многонациональном дискурсе (первые два пункта), считываются как легитимирующие, а русская идентичность – как идентичность сопротивления (причём не обязательно в её жёсткой этноцентрической версии).

В условиях информационного общества идентичность сопротивления принимает форму продвигающих русоцентричную повестку блогов, твиттер-аккаунтов, подкастов, телеграм-каналов и чатов, стримов и пр. Аккумулирующие различные мнения и подходы онлайн-сообщества де-факто составляют единую экосистему по осмыслению и поиску путей преодоления социокультурных последствий легитимирующей идентичности. В перспективе из них вырастут русские финк-танки для анализа происходящих процессов и фиксации изменений.

Предположим, в обществе N есть меньшинство A, чьи гражданские права попираются социальным большинством С. А объявляют широкую общественную кампанию, в которую включаются внешние симпатизанты и сторонники, в том числе принадлежащие к C, из СМИ, киноиндустрии, политики, культуры, образования, науки и т.д. В итоге многолетней деятельности возникает целый культурный пласт, раскрывающий угнетение А в самых разных его проявлениях и нашедший отражение в фильмах, книгах, песнях, картинах и компьютерных играх. На основе сформированной культуры члены A конструируют эксклюзивный этно-/расо-центрический вариант коллективной идентичности, агрессивно противопоставляющий себя C.

В терминологии Кастельса, А отринули созданную для них легитимирующую идентичность и приступили к массовому производству идентичности сопротивления, подключив медиаоблучатели к генератору ресентимента: c вами поступили несправедливо, вы заслуживаете лучшей доли, ситуацию можно и нужно исправить через борьбу за свои права.

Подобная пропаганда ведётся с позиции абсолютного морального превосходства A над C. Она даёт плоды в виде проектной идентичности, переписывающей прошлое N, перепрошивающей его настоящее и предопределяющей будущее.

Это упрощённое описание успешного функционирования политики идентичности в привязке к правам человека (правам меньшинств). Попытаемся разобраться, насколько эта концепция и соответствующий ей дискурс могут быть поставлены на русскую службу и применены в современных условиях.

Стараниями Кирилла Нестерова среди национально мыслящей русской публики получила хождение идея, что русским нужно научиться говорить на языке прав человека. С одной стороны, это является способом противодействия антирусской культуре ненависти, с другой, – формирования позитивного имиджа русского национального движения. Проявления русофобии в культуре разных стран и эпох вполне реально увязать в единый нарратив, рассматривая его как особый случай культурного расизма (подкаст о русофобии). Полезным бонусом идёт возможность создания сильной русской идентичности на основе простой и понятной русоцентричной картины мира. Что может пойти не так?

Действительно, дискурс прав человека, в особенности прав меньшинств, олицетворяет мягкую силу Америки и коллективного Запада в целом. Странно полагать, что кто-то добровольно отдаст мощное идеологическое оружие в чужие руки. Центры, решающие вопросы включения социальных групп в глобальный пантеон угнетённых, а также отстаивания прав по линии многочисленных НКО, диаспоральных структур, исследовательских институтов (финк-танков), медиаконцернов, культурных и благотворительных фондов, находятся за пределами Российской Федерации и не включены в сферу влияния российских официальных институтов.

Дискурс прав русских как заметное информационное явление не может существовать без институтов по его форм(ул)ированию, распространению и изучению, которые необходимо поддерживать на национальном уровне. В РФ это будет уделом небольшого количества энтузиастов, поскольку отечественные элиты не горят желанием поддерживать новый амбициозный р-слово-проект, подрывающий основы постсоветской национальной политики. Русские с дискурсом прав человека выступают здесь в роли советских диссидентов, призывавших власти соблюдать собственную конституцию.

Геноцид – самая радикальная форма отрицания прав человека на коллективном уровне. На примере юридического (не)признания геноцидов отлично прослеживается динамика функционирования символической власти. Очевидно, международные правозащитные организации в обозримом будущем не признают геноцид буров в ЮАР (ср. с признанием геноцида армян). Евангелизация русского геноцида не нужна никому, кроме русских, главным образом в Российской Федерации, т.к. за рубежом нет влиятельной русской диаспоры, которая могла бы заниматься продвижением (про)русских интересов.

С точки зрения донесения сообщения вовне и глобального позиционирования, фиксация на дискурсе прав человека и истории русских трагедий приведёт к информационному бойкоту. По мере того, как концептуальная ткань русского правозащитного дискурса будет распределяться по определённому историко-географическому контексту, подчёркивая линии напряжения, трагедии русской истории будут или игнорироваться западными СМИ, или подаваться в рамках превентивного контроля информационного ущерба в стиле: How Russians weaponized human rights.

Использование языка прав человека есть хрестоматийный пример того, как конвенциональная западная идея, в теории могущая представлять большую пользу для русских, в неадаптированной форме демонстрирует лишь свою практическую бесперспективность. Следствием прямого заимствования будет дискредитация самой концепции прав человека, разочарование в ней и нежелание продолжать дальнейшую деятельность в этом направлении. Некритическое заимствование при таких вводных – словно сеанс симпатической магии, в котором куклу мировой повестки тыкают в болевые точки, ожидая положительной реакции от в лучшем случае равнодушно-нейтральных, а то и открыто враждебных инстанций.

Подобное явление можно назвать эпистемической петлёй Нестерова – представление, что (ре)апроприация продуктов одной социальной реальности приведёт к повторению результатов, которые эти продукты дают в исходной среде (при соблюдении конкретных условий и наличии определённых факторов), в другом социальном контексте. На выходе с высокой вероятностью мы получим результаты, отличные от изначально ожидаемых, и не приближающие к реализации поставленной при апроприации цели. В отсутствии серьёзной переработки иностранной интеллектуальной продукции её копирование напоминает строительство самолёта из веток, который, даже будучи похожим на оригинал, никогда не взлетит.

Возникает резонный вопрос: стоит ли вообще обращаться к концепции прав человека и пытаться её русифицировать в текущих условиях (как на глобальном, так и на локальном уровнях)? Считаю, всё же стоит. Однако нужно понимать, что это игра в долгую, и не ждать быстрой отдачи. Необходимо застолбить за собой русский спектр данного дискурса. Не следует его абсолютизировать, это не панацея, а лишь удобная дискурсивная форма с правильно выстроенной внешней оптикой и один из возможных месседжей пиар-стратегии русской идентичности.

В следующей части разберём русскую политику идентичности.

***
Поддержите независимый русский центр культурных исследований:

🌞 подпишитесь на Бусти – начиная с уровня младший карго-сотрудник, вы получаете доступ в чат, где можно предлагать темы для публикаций (все материалы Института также дублируются в закрытом телеграм-канале и во ВКонтакте);

🌞 задайте вопрос через AskMe;
🌞 отправьте донат по Юмани;
🌞 другие способы, включая крипту, доступны по ссылке.