Пример для подражания Глава 1 Чистый лист

— Быстрей, быстрей, — шипела Блодвен, подгоняя еле шевелящегося мужа. — Шевели клешнями! Вот-вот солнце в зенит выйдет! 

Старый Дилан прибавил скорость. Давно отработанный, многократно просчитанный ритуал нельзя было бросить на полдороге, потому что… ну вот потому что! Потому что до повторения нужных условий они попросту не доживут. 

Детишки упирались как могли. Пусть им связали за спиной руки, пусть и пацан, и девчонка получили по Конфундусу, вести их было что тащить тачку без колёс. А аппарировать нельзя. Только ногами, только пешком. И пусть всего полмили, но вереск цеплялся за ноги, свивался в петли, ветер свистел в уши и унёс шляпу неведомо куда, почти полуденное солнце Иванова дня пекло лысину, пот заливал лицо.

Блодвен скрипела зубами, плевалась, ругалась, но упорно тащила девчонку чуть ли не за густые рыжие волосы, заплетённые в толстые косы — одна из причин, почему старуха выбрала в жертву именно её. Уж очень красива была малявка: волосы цвета меди с золотом, белоснежная кожа без единой веснушки, небесно-голубые глаза. Блодвен предвкушала, как вся эта красота станет её собственной. Девчонка мычала, взгляд был мутным, но она упиралась как могла и то дело пыталась упасть. А тащить это отродье на руках нельзя — последние полмили жертвы должны пройти своими ногами.

Добровольно. 

Даже бранить и бить их невозможно. Нарушит и без того весьма сомнительную добровольность. 

Мальчишка, сверкающий синими глазищами из-под растрепавшейся тёмной чёлки, был ничуть не лучше. Точно так же спотыкался, падал, ссаживая и без того разбитые коленки, скалился, как волчонок. 

— Давайте, детки, — в который раз принялся уговаривать Дилан. — Немного совсем осталось. Видите вон те камушки? Нам только до них дойти.

Мальчишка злобно зыркнул на него, споткнулся и брякнулся в вереск пластом. Фил едва не взвыл: сил поднимать в сотый раз нарочно свалившегося паршивца не было. Пот заливал глаза, сердце стучало с перебоями, поясница просто отваливалась, а руки дрожали. А магией поднять — нельзя! Даже Конфундус был огромным риском, но без него никак: когда тебе стукнуло девять сотен, то силёнок в разваливающемся на глазах теле уже маловато. И без ритуалов никак. 

Особенно если не хочешь расплачиваться после смерти за всё, что натворил при жизни. 

Дилан хрипло выдохнул, с трудом поднял мальчишку за воротник, вцепившись в грубую ткань скрюченными и распухшими в суставах артритными пальцами, и поволок, заставляя перебирать ногами. Да, иллюзия добровольности, но в ритуалах часто так. Всё правда с определённой точки зрения. 

Блодвен с девчонкой приходилось хуже, но женщины всегда покрепче, повыносливее. За столетия жизни Дилан убедился, что там, где мужик ляжет и сдохнет, баба вытянет и себя, и детей, и скотину.

Наконец этот кошмар закончился: они доковыляли до менгиров, составляющих незамкнутый круг. Некоторые камни стояли ровно, некоторые попадали, поросли мхом, но все были целы, не расколоты, а алтарный камень, наполовину ушедший в землю, всё так же сиял чистотой и белизной. 

Дилан отдышался и грубо толкнул мальчишку в траву, радуясь, что пока что всё идёт как надо. Как запланировано. Мальчишка упал и обмяк. Дилан встревоженно наклонился: ничего страшного. Ударился башкой о камень, потерял сознание. Вот и хорошо, пусть валяется. Всё равно простыть не успеет. 

В этот раз они с ритуалом припозднились. Были обстоятельства, конечно, но… Да и расчеты показали только сегодняшнюю дату и всё. Одна попытка. Только один шанс. Вот и результат. Но ничего. В следующий раз они подумают над выбором жертв заранее.

Блодвен дотолкала девчонку до алтаря, прижала её к белоснежной поверхности и принялась отдуваться, схватившись за иссохшую грудь. Старуха вся тряслась, но на ногах держалась. Дилан лишь сочувственно посмотрел: Блодвен была старше него на пару столетий, так что ей тоже несладко приходится. Ничего. Скоро они опять будут молоды и счастливы. Снова будут любить друг друга. Снова смогут жить как хотят, изучать магию и погружаться в её глубины. Скоро. 

Сразу как проведут все необходимые ритуалы. 

Девчонка лежала на алтаре, с бессильной злобой пялясь в небо. Слезть и сбежать она не могла: жертва пришла своими ногами, значит, всё добровольно. И камень сейчас её держит, чтобы лежала ровно и не свалилась. И даже греет: жертва не должна страдать от холода, ей должно быть удобно — и камень ощущается как толстый тугой матрас. 

Блодвен отдышалась, с тревогой взглянула на почти достигшее зенита солнце и начала давно отработанный порядок действий. Первая, самая важная фаза: Очищение. 

Прежде чем девчонка пожертвует старухе Блодвен свои жизнь, молодость, силу и красоту, она должна стать чистым листом. Без прошлого, без долгов, без связей. 

Без имени. 

Дилан слушал, как в который раз звучат слова на древнем, почти забытом магами языке, смотрел, как лупает рыжими ресницами девчонка и представлял, как обнимет свою Блодвен, когда она займёт это невинное, свежее тело, как вдохнёт запах волос цвета красного золота, как…

Блодвен взяла кривой нож в виде полумесяца, откованного из самородного серебра, привязанного сплетённой из крапивных волокон верёвкой к рукояти из ветви священного дуба. В голосе женщины появились металлические ноты, и девчонка на алтаре захрипела, теряя связи с бросившей её в приюте роднёй, магией отвергшего её рода, памятью, своей личностью, своим именем. Она билась на алтаре, воя как раненное животное — утеряв связи, она разучилась говорить, превращаясь в пустой и бессловесный сосуд. 

Дилан смотрел, вспоминая, сколько раз его любимая меняла своё обличье: внешность, но не суть. Солнце жарило немилосердно, изливаясь на алтарь столбом золотого цвета. 

Блодвен завершила литанию и подняла нож обеими руками. Вскинула его над головой… и неожиданно судорожно вдохнула, машинально схватившись руками за сердце. 

Серп острым концом резанул морщинистую руку и на алтарь закапала кровь. 

В спину Дилана ударило сырой детской магией. Ударило зло и больно, безжалостно и непреклонно, ломая позвоночник и толкая вперёд. Падая, Дилан даже не успел вскинуть руки и ударился головой о менгир. Череп раскололся с тем же звуком, с каким раскалывается упавший со второго этажа на гранитную мостовую спелый кокосовый орех.

Блодвен пошатнулась, хрипя,  дёрнула рукой, пытаясь зацепить девчонку, но промахнулась и брякнулась на алтарь, да так неудачно, что острый нижний рог лезвия пронзил бок. 

Алтарь загудел, солнечный жар стал почти непереносимым. 

И ритуал понёсся непонятно по какой колее, пробитой детским выбросом очнувшегося мальчишки. 

Блодвен истаивала на глазах. Тело усыхало и рассыпалось прахом, уносимым поднявшимся ветром. Одежда истлела. Серп раскрошился металлической пылью. Магия втекала в алтарь и зашевелившуюся девочку. Дилан, дёрнувшись, замер и тоже начал рассыпаться, удобряя собой вереск и густую зелёную траву. Магия гудела пчелиным роем, рассыпáлась искрами, падающими на землю, на алтарь, на судорожно стискивающего кулачки мальчишку. 

Наконец буйство энергии утихло и полуденный жар схлынул, дети потеряли сознание. 

*~*~*

Очнулась она под ясным голубым небом. Было тепло, солнце начало склоняться к закату. Под спиной было что-то твёрдое и холодное. Со всех сторон дуло, заставляя ёжиться. И неимоверно хотелось есть. И пить. 

Она поморгала и осторожно повернула голову, осматриваясь. Камни. Огромные многотонные махины. Стоят через равные промежутки. Сама она лежит на камне. Жужжат насекомые. Птицы верещат от радости бытия. А она смотрит по сторонам и не может понять, что происходит. 

— Я думал, ты умерла, — послышалось слева. Тонкий, детский голосок. Слева зашуршала трава. — А ты не умерла.

Она тяжело перекатила голову, разглядывая неожиданного соседа. Или кто он там? Тощий чумазый мальчишка словно из Диккенсовых романов: шорты до колен, гетры, грубые растоптанные башмаки, замызганная рубашка и курточка из той же ткани, что и шорты. Одного взгляда достаточно, чтобы сообразить: Англия. Их стиль. А мальчишка мелкий. До того, чтобы носить длинные штаны, не дорос. 

— М-м-м-м? — неопределённо промычала она, с трудом сглотнув.

Горло болело так, словно кто-то ободрал нежную слизистую грубой наждачной бумагой. Что там понял по её лицу мальчишка, было непонятно. Но он явно пережил что-то страшное, шокирующее: бледный, потный, трясущийся. Он подошёл и попытался помочь подняться. 

Она заворочалась медузой на песчаном берегу. Тело слушалось отвратительно, но после долгих мучений удалось сесть, свесив ноги с края прямоугольника из камня. Белоснежного. Уже странно. 

— М? — снова замычала она. 

Разговаривал мальчишка странно. Вроде всё понятно, но ощущение, что он говорит на чужом языке. 

— Тебе плохо, да? — прищур синих глаз ей не понравился, и одним точным движением — это как?! — она схватила его за ухо. — Ай! Нет! Отпусти!

Она чуть наклонила голову, рассматривая паршивца. Буйные кудри цвета каштана, старомодная стрижка, рожица грязная, но смазливая и кожа очень светлая, прямо аристократ на выпасе: уж очень черты лица породистые. 

Она покачала назидательно пальцем, одновременно отпустив покрасневшее ухо. На грудь упало что-то длинное. Коса. Однако. С каких пор её стрижка почти под ноль выросла в это великолепие цвета лисы? 

И почему она такая… маленькая?