Второй отрывок для Афган!АУ по НаруКавам

После танцев. Здесь, думаю, имеет смысл пояснить про бача-бази - это термин, которым называют мальчиков и парней-подростков, которые танцуют в женской одежде в Афганистане, Таджикистане и ряде смежных стран (Средняя Азия короче) в качестве развлечения для взрослых мужчин. У Верещагина есть работы, посвящённые как раз-таки бача и в целом культуре Средней Азии. Рекомендую ознакомиться, картины занимательные.
Кроме танцев, этих детей и подростков используют в проституции. Обычно у них есть хозяин, который когда-то их выкупил и научил танцевать и не только. Есть хороший короткометражный фильм "Под звон колокольчиков" называется, кажется, там хорошо отражены все эти моменты.

Он сел среди остальных, как равный. На него тут же обернулись; он взмахнул руками и подобрал под себя воздушные прозрачные рукава платка.

Парень без улыбки вскинул в кивке голову и что-то высокомерно отпустил. Бородатый, обросший казалось везде, кроме глаз и носа, с хитрецой улыбнулся и достал из складок своей рубахи кривой нож. Что-то сказал. Они начали спорить.

Бача попытался отобрать и грейпфрут, и нож, но у него их увели из-под носа.

Бородач одним движением погрузил лезвие сквозь кожуру и сделал в два усилия оборот. Разломил надвое, одну половину оставив себе, а другую отдав юноше.

Наруто не смог сдержать усмешки при взгляде в полное недовольство, и так угрюмое лицо молодого парня. Он смотрел на бородача, как будто эта половинка грейпфрута должна была стать последней в его жизни, но всё-таки принял свою долю.

Бородач что-то бросил, осклабившись, но бача быстро отпрянул, поднявшись на ноги. Тот даже не успел схватить его за развевавшуюся следом складку платка. Наруто понадобилось несколько секунд наблюдения за разочарованным лицом бородача с грейпфрутом, чтобы осознать — вышедший на середину зала юноша не остановился, направляясь прямо к нему.

Он остановился, и платок по инерции качнулся вперёд, окружая Наруто ореолом красного света.

Глаза горели в ореоле тени лампы, как подсвеченные со дна озёра.

— А чем заплатишь ты? — тихо выговорил он матовыми окрашенными губами.

Наруто сглотнул; нахмурился. Незаметно оглянулся — никто не смотрел. Деньги валялись по ковру, несобранные. В это мгновение бача перекрестил ноги и плавно рухнул напротив, закрывая Наруто от раздражённого взгляда бородача и всех напротив.

Его одежда раздулась парусом и, шурша, опустилась по контуру плеч. Колокольчики и раздавленные монетки журчали звоном даже в покое.

Между ними бача держал половинку грейпфрута.

— Я просил разрезать, — пробормотал он, смотря на солнцеподобные прожилки и кожуру, — и он, этот, — прозвучало непереводимое ругательство на арабском, —  взял половину.

Подведённые чёрным веки сомкнулись, моргая, и опушенные длинными сверху ресницами глаза скользнули взглядом вверх.

Этому цвету Наруто не мог подобрать названия. Он никогда не видел подобного озера, моря или неба.

— О таких плохо обзываются на моей Родине, — не отдавая себе отчёта в ответе, зашевелил губами Наруто.

И он улыбнулся. Прозрачная розовая плоть натянулась, обнажая сухие трещины.

— И на моей.

Это совершенно точно был он, тот, в чёрном балахоне, во время намаза наблюдающий за высадкой военного самолёта.

— Они посыпают его сахаром, — парень вытянул руку и повертел кистью, играясь с выступившим на поверхности среза блестящим соком, — в середине. Но я люблю оставить на ночь и есть кислым и холодным.

Молодой мужчина наклонил срез к Наруто, чтобы он рассмотрел блеск. Их накрыл пеленой безликий гул веселящихся голосов, но Каваки, будто оглохший, смотрел на теперь уже предлагаемый чужаку фрукт.

— Не могу взять то, что ты заработал тяжёлым трудом, — сглотнув и до конца не проглотив, пробормотал Наруто. Его локти лежали на разведённых коленях.

Юноша оскорблённо дёрнул бровью и бросил на него взгляд из-под взмаха ресниц.

— Ты думаешь, я стою пародии на шеддок?

Наруто стушевался, забегав глазами из стороны в сторону.

— Не знаю, что это значит, но ответ «нет».

Парень вдруг оскалился, заулыбавшись в победной манере.

— Я шучу. Не оскорбляй меня и возьми.

Узумаки пришлось ещё несколько секунд взвешивать возможные перспективы и нежелательные последствия, чтобы в итоге сдаться и под недоброе фырканье где-то справа вынужденно принять почти насильный подарок.

— Я позже съем, — зачем-то уточнил он, и, как видно, не зря.

— Нет, ешь сейчас, — довольно серьёзно потребовал парень без намёка на шутку.

В этот момент его позвали. Настойчиво и громко, достаточно, чтобы перекричать шум вечеринки, но и настолько же органичный, чтобы влиться в него, как приток в русло реки.

— Каваки! — позвали несколько раз, так, что в принадлежности имени пришлось засомневаться.

Взгляд парня изменился, и Наруто разделил с ним вселенское утомление этим зовом. Новая общая связь узлом разлилась в груди Узумаки.

Каваки повернул голову, уложив подбородок на собственное плечо, и лениво отозвался на пушту — или на арабском, Наруто не разбирался — чтобы уже через мгновение в резкой форме отрезать дёрганье от того самого, что отжал себе половину грейпфрута.

Бача снова глазами, лицом и телом обратился к Наруто молчаливым вниманием. Ожиданием вопроса, который так и рвался с языка Узумаки, но никак не желал формулироваться. Он оказался слишком смущён подобной откровенностью, выражающейся откровенностью в совершенно неоткровенном. Каваки дёргал одной ногой в такт музыке, и колокольчики тряслись; в помещении что-то заставляло его платок парить, двигаясь над сверкающей золотыми пластинами бижутерией.

Он не уходил, для приличия вертя головой время от времени и чуть сгорбившись.

— Ты идёшь танцевать дальше?

— Что? — буркнул Каваки, сведя брови к переносице. Наруто вмиг стало не по себе от мнимой неловкости вопроса. Его заставили поверить, будто танцы здесь в порядке вещей. Выражение лица Каваки говорили о другом. — Вовсе нет.

— Ты танцуешь только здесь?

— А тебе какая разница? — он так зло прошептал это, что затылок Наруто покрылся мурашками.

— Собственно, никакой.

Они замолчали снова, только теперь Наруто хотелось уйти.

— Не только здесь, — пробормотал вдруг Каваки в более благосклонном тоне.

Наруто поднёс половину фрукта к лицу и попытался всосать сок с поверхности. Губы Каваки дёрнулись в усмешке, которую Наруто отчего-то чувствовал: тот был рад.

— Вкусно, — кивнул Наруто и двумя пальцами разломил податливую кожуру.

— Дай и мне тоже, — попросил Каваки, и Наруто попытался рассмотреть, с какой стороны лучше приступить к разделению половины на четверти. — Не так.

Каваки поднялся на одно колено и оказался лицом к лицу с Наруто. Он взял позади поясницы полы своей накидки под полупрозрачным слоем, красной, из тяжёлого шёлка, и поднял её над своей головой.

Длины ткани хватило, чтобы Каваки, находясь совсем близко, укрыл голову и плечи Наруто тоже.

Ему пришлось бы соврать, если б озвучил, что не смутился.

Между ними остались лишь ладони Наруто с грейпфрутом. Как гематома под кожей, сдерживаемая лишь ей же, так его спасал шок от чужого напора.

У Наруто заходится в галопе сердце. Оно стучит по ушам, и он до последнего не верит, что это происходит с ним. Ему кажется, что из-за ткани вокруг стало тихо, хотя фоновой гул остался.

Каваки, из-за того, что стоит на одном колене, находится на одном уровне лицом к лицу с Наруто; смотрит откровенно и вызывающе серыми глазами, позволяет рассмотреть крошки подсохшего кайала на нижнем веке. Тень пролегала, слабея, под ресницами и исчезала, втёртая в кожу. На всём его лице Наруто спирало дыхание только от того, что эти глаза смотрели на него в ответ.

Каваки наклонил голову, отгораживая Наруто от остальных не только тканью, но и руками; сомкнув веки, он коснулся губами губ Наруто, липких и сладко-горьких от грейпфрута.

Узумаки забыл, что хотел бы поднять ладонь и коснуться его лица. Не мог найтись, кроме как в ответе на поцелуй, целомудренный и нежный, если не считать языка Каваки, то и дело слизывающего со своих губ вкус грейпфрута.

*Шеддок - это название помело в Средней Азии. Цветки помело похожи на цветки грейпфрута. Шеддок - фамилия человека, который завёз семена помело в Вест-Индию.