Лесной Царь
Предисловие: рассказ, написанный на песню «woodscream - лесной царь», приятного чтения.
——————————
Разрывая ночную тишь и мерный стрекот сверчков, по округе разнесся цокот копыт. Неподалеку, растворяясь среди полутьмы, скакал гнедой конь, запряженный в телегу, сломя голову несясь галопом по протоптанной дороге.
Каждый удар его подков о землю был наполнен могучей силой, разметая в стороны клочья грязи и травы. Распугивая мелкую дичь и насекомых, населяющих здешние места, он, подгоняемый возничим, пробивался сквозь едва уловимый туман.
Спустя пару мгновений загнанное животное, истекая потом и шумно дыша клубами пара, влекомое вожжами, свернуло на заросшую, давно позабытую тропинку, ведущую сквозь густой лес.
Повозка, под влиянием множества кочек и мелких камней, то и дело наклоняясь в стороны, подкидывала поклажу и людей на ней. Древесная конструкция, словно предупреждая о возможной беде, натужно скрипела, грозясь в любое мгновение развалиться, но её хозяина сейчас это совершенно не волновало.
Мужчина, державший в руках поводья, лишь мрачно хмурился принятому решению — он опасался зверья. Но оставлять подкошенное лихорадкой чадо ночевать под открытым небом в стужу было куда более скверно. Нужно поспешить домой — время не ждало.
В это время к хозяину повозки прижималось совсем юное дитя, периодически содрогающаяся в приступах сухого кашля. От внутреннего жара и холода снаружи, все бледное и тощее чадо заметно трясло. Его ресницы и веки едва дрожали, выдавая беспокойные сны, тревожащие угасающую душу, сопровождаясь шумным и прерывистым дыханием.
— Скоро будем дома, все хорошо, малыш, все хорошо... — не способный унять прилив отцовской любви нашептывал возничий, прижимая сына к себе покрепче и надеясь, что ночь скроет тревогу в его глазах.
Впрочем, ребенок этого и не услышал, но, ощутив тепло родного человека, прильнул в ответ. Дрожь продолжала бить по телу чада лишь сильнее, пока два зелёных глаза, таясь за рубахой взрослого, плыли и туманились в робких попытках рассмотреть путь впереди.
В голове юноши, охваченной бредом, путались картины реальности и вымысла: вместо леса на всю округу простиралась древняя сень тенистых крон. Подобное порождало в нем страх, доставая из закоулков детских воспоминаний сказки родителей.
Словно наяву, перед его глазами плыли силуэты и фигуры, которые страх и фантазия, будучи гонимы болезнью, рисовали по некогда услышанным словам. А ярче всего сейчас ложился образ лесного царя, о котором ходила дурная слава.
«Только ему нашлось бы место среди здешних мест» — находил естественный для подсознания ответ мозг, представляя восседающего на зелёном троне всесильного правителя чащи.
«Никогда не ходи в лес один!» — в мыслях ребенка эхом звучали слова матери, заставляя леденеть уже не от стужи, а от удушающего ужаса, подступившей волной паники и сдерживая подступающую тошноту. — «Иначе ты заблудишься, и он заберёт тебя к себе».
Помутненное сознание мальчишки уверенно рисовало перед глазами впереди образы исполинской фигуры, достигающей ростом вершин деревьев, которая лишь дуновением своего дыхания сметает все живое на своём пути.
«Он — Владыка леса, его неизменный правитель, которому подчиняется все живое и неживое на этих землях, милостивый к своим подчиненным, но жестокий тиран ко всем, пришедшим без спроса», — четко знало дитя и боялось.
Еще пара мгновений и телега, влекомая конем вместе с семьёй, исчезла среди деревьев, утопающих кронами в облаках. Тотчас густые заросли отрезали их от внешнего мира, закрыв собой даже проблески чистого и ясного звездного неба, накрыв их куполом беспросветного мрака.
Веки дитя неожиданно потяжелели, и под мерное звучание копыт и монотонный свист ветра само не заметило, как страх отступил на второй план, став далёким отзвуком. Глаза, влекомые тяжестью, сомкнулись, погружая в сон. Отец, заприметив это, лишь устало выдохнул, сопротивляясь острым и холодным порывам ветра, хлестающим по лицу.
«Немного... Совсем немного...» — вторились мысли. Сквозь его прищур мелькнули два голубых озерца спокойствия. Время для отца, не способного ориентироваться по луне, растянулось в однообразный и удушающий поток.
Тем временем на лес лег более густой туман, окончательно закрыв весь обзор. Сквозь лес они летят — проснулось дитя, едва заерзав под рукою родителя.
Ребенок, услышав жуткий треск ветвей в полудреме, распахнул свои глаза, мутно осматривая округу. Нарастающий стук его сердца терялся в качке, ухабинах и небольших кочках-камнях, попадающих под колеса, оставшись так и незаметен мужчине.
Взгляд зелёных глаз резко метался от дерева к дереву, выискивая между ними пустоту в хрупкой надежде успокоить страхи, роящиеся в сердце. Но ей было суждено рухнуть, стоило мальчику заприметить два зелёных огня-глаз среди белесого тумана, пристально впившихся в него.
«Лесной царь!» — прокралась ужасающая мысль, заставляя открыть рот в немом крике, но он так и не смог вырваться.
Несмотря на преступно подступающие слезы, юноша не отводил взгляда от поодаль стоящей фигуры, ни на метр не отдаляющейся от несущейся галопом повозки.
— Мальчик мой, пленен красою я твоей... Ты запал мне в сердце, ранил мне душу... — разнесся бурный шелест листвы и веток по округе, среди которых услышался жуткий, шипящий голос.
Ребенок вжался к отцу, который тут же заметил его пробуждение и, пряча от порывов ветра, натянул повыше на него свой плащ. Но дитя даже не обратило на это внимания, вперившись испуганным взором в жуткое дерево с глазами и пастью, из которой доносились слова.
— Будешь ты расти средь моих сыновей — слушать пенье птиц и шум седых ветвей... — продолжал молвить шелест крон.
Лесной царь все сильнее выходил из тумана, приближаясь и показываясь отроку. Исполин, крона которого увита плетением корней, напоминающих корону. Древнее дерево, покрытое шрамами и остротками-бородавками тянуло сквозь белую пелену свои острые когти-ветки к чаду, в яростном порыве ухватиться ими за него и заставляя отвернуться к отцу, среди которого и крылось его спасение.
— Оглянись, юный друг... Забудь про свой испуг. Мой лес красив и богат, и в нём тебе я рад! — шелестел голос из-за спины, заприметив что юноша, дрожа от ужаса, прижимается к родителю все сильней.
Мужчина, последуя за взором своего сына и ничего не видя, лишь успокаивающе шептал ему на ухо: «Смотри, какая мирная ночь, сын, даже зверь не воет, только лишь буря собирается... Все хорошо, мы почти дома», и погонял лошадь, активно подавляя беспокойство, роящиеся во взгляде.
— Веселье, счастье подарю! Иди ко мне, я говорю! Иди ко мне, с того же ты будешь счастлив у меня! — все сильнее завывал и бушевал ветер, прогибая вершины крон.
— Отче, царь лесной ко мне обратился. Слышишь ты его иль мне он приснился? Вон, в короне он стоит на дороге и в своем зовёт остаться чертоге... — наконец не выдержал мальчик, дернув родителя за рукав и принялся быстро тараторить дрожащим голосом, робко указывая рукой в сторону.
— О, дитя, не трусь, тебе показался он. Шелестят листвой деревья со всех сторон — их макушки на века подпирают высь. Успокойся, сын, и крепче ко мне прижмись, — в ответ прохрипел родитель, приложив ладонь ко лбу сына и с мрачным лицом лишь устало улыбнувшись ему.
Это ободрило мальчика на краткую секунду, наполнив ощущением безопасности и новой волной сонливости, смыкающей глаза. Но стоило ему вновь посмотреть в сторону леса, как вновь раздался голос, теперь уже напоминающий журчание ручья.
— Оглянись, юный друг, забудь про свой испуг. Смотри, дитя, красив мой лес и полон он чудес. В объятьях царских дочерей забудешь о семье своей, — среди протекающего поодаль ручья, блестели два голубых огня, плавно перетекающих к нему.
Наконец, больше в силах сдержать слез, разрыдался ребенок, впившись руками в одежду отца. Дрожь болезненно била по всему телу, не способная уже спрятаться за дрожью от телеги.
Отец, плотно сжав губы, принялся погонять коня быстрее, на что тот из последних сил рвался вперёд, разбрызгивая пену из пасти.
— Пойдём со мной, я не шучу — тебя я так не отпущу! — пророкотал сильный поток воды, сформировав фигуру исполина у небольшого обрыва зеленеющего водопада.
— Отче, царь лесной ко мне обратился. Слышишь ты его иль мне он приснился? Он стоит под дубом на краю ямы и зовёт уйти с его дочерями... — не выдержал мальчик, вскочив и сквозь слезы изливая волну страха на мужчину.
— О, дитя, не трусь, тебе показался он. То ручей журчит в тумане, бежит под склон и сияют тускло звёзды из облаков. Потерпи, дитя, до дома недалеко... — прорезал звук водопада усталый голос мужчины, изнуренного дорогой. Больше всего его ужасала мысль, что конь, не способный больше продолжать путь, прямо сейчас завалился и опрокинет телегу в бурную реку.
Но ребёнок больше не молчит. Он уже не плачет, а кричит: «о нет, он заберёт меня! Отец, пришпорь коня!», судорожно дергая взрослого за одежду и надрывая глотку, на что в ответ родитель лишь крепче сжимал поводья побелевшими от напряжения пальцами.
Ребенок, не отрываясь, вперил мокрый взгляд в острые ветки, тянущиеся к нему со всех сторон и в ужасе дрожал, пока конь во весь опор мчался к выходу из леса. К дому. Отец, стиснув зубы и видя просвет, все торопил животное, бегущее на последнем издыхании.
Ещё мгновение и повозка разорвала завесу кромешной тьмы, вырвавшись из лесу. Ребенок сразу же успокоился, прижавшись к родителю. Ещё минута другая и они наконец у дома, где у порога дома со свечой в руках стояла мать ребенка и ещё несколько женщин.
Отец тут же вскочил, подхватив чадо и ринулся к жене, которая бледнела на глазах и с ужасом взирала на обвисшего на руках сына, заставляя перевести взгляд на него и мужчину. Когда ж конь у порога загнанный упал — малыш давно уж не дышал.