«Лотерея». Рассказ
Холодно. Чертовски холодно. Такой же холодной была весна девяносто четвертого. Но тогда у него была квартира; работы уже не было, а квартира еще была. Хорошо было...
Поблизости послышались чьи-то шаги; твердые, уверенные. Вениамин приоткрыл глаз. Мимо скамьи прошествовал рослый бородач с пивным брюхом, на скрюченного холодом бомжа даже не глянул. Вениамин закрыл глаз.
Он понимал, что засиживаться не стоит, надо бы походить и хоть чуточку разогреться, но никак не мог заставить себя оторваться от скамьи. Простуда отнимала силы.
А в детстве она была его союзницей. Первые два-три дня Веня, конечно, хрипел и температурил, зато потом наступала лафа: родители до позднего вечера пропадали на работе, а отпрыск читал книжки про пиратов и разведчиков, смотрел телек и лопал печенье с малиновым или клюквенным вареньем. И ни о чем его головушка не болела.
Правда, он и теперь мозги особо не напрягал. Не раздумывал даже о том, где достать копейку на пропитание, – просто обходил помойки. А тот единственный случай, когда проявил какую-то изобретательность, вспоминался с болью и стыдом.
Было это в первые дни его бродяжничества. Изучение помоек все еще казалось недостойным делом, но есть уже хотелось нестерпимо. Вениамин накорябал на клочке бумаги душещипательную записку и под видом глухонемого пошел по квартирам просить милостыню. Он не жадничал, готов был довольствоваться одной кроной с носа, но получал и две, и даже пять. Буквально каждый второй откликался на мольбу «инвалида». Но тринадцатая дверь оказалась последней: здоровенный красномордый пьянчуга рявкнул матом и саданул попрошайке в глаз.
Вениамин забрался на крышу соседней девятиэтажки, глядя на собранные одиннадцать крон, с горечью осознал, что ради «заработка» хотя бы вдвое больше мог бы согласиться получать в глаз каждый день. И выбросил записку...
Бумажка закружилась на ветру и превратилась в... гамбургер. Удаляясь, он пах почему-то все сильнее. У Вениамина на мгновение перехватило дыхание, желудок напомнил о себе металлическим стоном, и в следующий миг стало ясно: в память встрял сегодняшний день. Открылся ларек на окраине парка.
Пришлось убираться. Вениамин нехотя встал и побрел к перекрестку. Запах гамбургеров потихоньку отстал, но желудок не успокаивался.
На выходе из парка стояла одинокая помойка. Два облезлых кота уплетали на крышке бака выложенную каким-то добряком салаку. При виде приближающегося бомжа они безошибочно угадали в нем соперника и ощетинились.
Вениамин взял камень, демонстративно взвесил его в руке. Коты насторожились. Бросок – и дымчатый с визгом сиганул в кусты. Второй – здоровенный одноглазый ветеран – смерил бомжа коротким взглядом и величаво последовал за дымчатым.
Вениамин готов был поклясться, что кошак смотрел на него чуть ли не с жалостью. В самом деле, две салаки – не ахти какой завтрак для человека, даже для бомжа.
Но голод презирает стыд...
День не удавался. Продолжая путь, Вениамин добросовестно обшаривал все помойки и всматривался в каждое пятно на тротуарах и газонах, но к середине дня собрал всего четыре жестяные банки и бутылку из-под пива. Между тем, идти было все труднее: озноб не отпускал, и болезненная усталость брала свое. Несколько раз авоська выскальзывала из ослабевших пальцев, банки бряцали об асфальт.
На площади Вениамин остановился, прикинул дальнейший маршрут.
Буквально в трех шагах от него, садясь в шикарный автомобиль, очень солидный господин бросил на асфальт только начатую сигарету. Дивясь свалившейся удаче, Вениамин резво подобрал дымящийся окурок и жадно затянулся. Его тут же закачало, но через минуту головокружение ослабло, и стало веселее. Казалось, даже простуда отступила.
Вениамин с шумом выпустил из легких очередной клуб никотинового дыма, утер со лба испарину и осмотрелся.
На автобусной остановке неподалеку стоял понурый, какой-то очень уж нескладный, долговязый парень в жутко застиранной, некогда коричневой куртке еще совдеповского пошива, темно-, местами светло-синих брюках и очень грязном «петушке», натянутом по самые брови. Было в нем что-то знакомое, чуть ли не родное...
У Вениамина отвисла челюсть: да ведь он сам был таким незадолго до выселения. Один в один! Носил такое же застиранное старье, понимая свою ущербность, тоже старался не замечать взглядов окружающих, и точно так же, как у этого парня, у него торчала из кармана куртки свернутая в трубку газета, призванная засвидетельствовать, что ее обладатель еще не скатился на нижнюю ступеньку социальной лестницы. Что вы, бомжи газет не читают...
Глаз вдруг вычленил из общей картины нечто чрезвычайное. Вениамин сфокусировал внимание на усталой и уже немолодой женщине, которая протянула не то внуку, не то сынишке потрепанную десятку. Глупый мальчонка, держа червонец в вытянутой руке, беспечно зашагал к одному из ларьков.
У Вениамина сжалось сердце: за десять крон можно купить полтора кило салаки, а пацан попросит какой-нибудь идиотский «Сни...» Еще лучше взять кило салаки и полбуханки хлеба. Можно залезть в укромный колодец теплотрассы неподалеку от рынка и запечь рыбу на костре. Для этого нужно сделать из ветки шампур, нанизать на него рыбешек и, млея от тепла, несколько минут покрутить «шашлычок» над огнем. Так его научили готовить рыбу пацаны в бабкиной деревне, с которыми он частенько ходил на рыбалку. К рыбе они еще пекли картошку...
До ларька мальчонке оставалось метра три.
Вениамин выплюнул тлеющий фильтр сигареты и устремился пацану наперерез. Жалкий, затюканный бомж превратился в алчного хищника, острыми плечами расталкивающего на своем пути изумленных прохожих. Мальчонка не успел и пикнуть, как заветная денежка исчезла из его руки, а мимо пронесся грязный, некрасивый дядя, оставляющий за собой шлейф дурного запаха.
Через несколько секунд Вениамин сбавил скорость, немного погодя остановился. Сердце билось в ребра с болью, отдающей в левое предплечье, в ушах гудело от нервного и физического перенапряжения. Хотелось тут же лечь на асфальт и уснуть. Но смутное предчувствие опасности не отпускало.
Позади послышались возмущенный женский крик, чьи-то невнятные возгласы, шум суеты в толпе. Вениамин обернулся и увидел бегущего за ним толстощекого полицейского.
Только его и не хватало!
Бывший хищник мгновенно вжился в роль дичи, прижал авоську к груди и бросился наутек. Понимая, что по прямой от полицейского не оторваться, покинув пределы площади, Вениамин свернул в первую же подворотню и запетлял по старым дворикам. В душе тлела слабая надежда, что из-за несчастных десяти крон страж порядка изнурять себя не станет.
Однако преследование продолжалось. Полицейский то приближался к преступнику на расстояние последнего, решающего броска, то тут же отставал, но уступать не собирался. Может, толстяк хотел доказать себе, что способен поймать хотя бы доходягу?
Едва не впадая в обморок, Вениамин выбежал на очередную улочку и сиганул в полусгоревший деревянный дом. Он не знал, видел ли его маневр полицейский, и хотел было выпрыгнуть через пустой оконный проем на другую улицу. Но, призадумавшись, на секунду остановился, шумно вздохнул и взбежал по хорошо сохранившейся лестнице наверх. О чем тут же пожалел: спрятаться на разрушенном втором этаже было негде. Оставалось лишь надеяться, что полицейский прекратил погоню.
Мгновение спустя надежда лопнула. Внизу злорадно скрипнула гнилая дверь, послышался топот крепких ботинок. Посреди коридора шаги остановились.
Вениамин судорожно сглотнул, с предельной осторожностью отступил за кирпичную трубу с осыпавшейся штукатуркой. Застыв с широко распахнутым иссохшимся ртом, он старался не дышать и прислушивался к исходящим с первого этажа звукам. Но кроме страшного уханья ноющего сердца ничего не слышал и приходил в еще больший ужас.
Скрип – полицейский ступил на лестницу. Он не мог не знать, что представляет собой в основной массе своей больной и невыносливый бродяжий народ, и легко раскусил замысел измотанного беглеца.
Однако Вениамин сдаваться не собирался. Присев, он с осторожно отложил авоську и подобрал с пола увесистую, еще крепкую доску. Секунды ползли, струились по каждой извилине возбужденного мозга. Пару раз Вениамин был на грани сумасшествия, тьма застилала глаза, но в следующий миг сознание возвращалось, и он снова сжимал доску в немеющих от напряжения пальцах.
Лицо полицейского отобразило изумление, когда из-за печной трубы навстречу ему выскочил вооруженный палицей озверелый убийца. Защититься он не успел. Только охнул и подставил под удар вялую руку...
Вениамин хрипел и бил. Бил и плевался, извергая со слюной ненависть к человеку, вознамерившемуся отобрать у него добытую десятку. Он не замечал, что из доски торчали два здоровенных гвоздя, а крови был так много, что она скрывала глубокие раны на лице рухнувшего на колени полицейского. Усталый Вениамин прерывисто вздохнул и со всего размаха ударил по лицу поверженного последний раз. Послышался тихий хруп, и, конвульсивно дрогнув, полицейский повалился набок.
Вениамин отбросил доску, схватил авоську и бросился вон из дома. Теперь он бежал неторопливо, а вскоре и вовсе перешел на шаг. Сердце понемногу отпустило, жар прошел, и стало как-то удивительно легко и радостно, как бывает после окончания большой и очень важной работы.
Первым делом он пересек треть города, сдал по самой высокой в городе цене свои утренние находки и потопал на базар. Уличные часы показывали два тридцать и намекали, что ни салаки, ни кильки уже не будет. Может, обойтись пока одной картошкой? А завтра утром обязательно купить рыбки...
Полицейский был забыт.
На привокзальной площади в поле зрения попал красный «Жигуль», из которого два мужика продавали лотерейные билеты. Вениамин остановился и зачарованно уставился на машину. Это была та самая красная «пятерка», в окне которой когда-то очень давно он купил свой первый лотерейный билет. И выиграл.
Когда же это было? Двенадцать лет назад, весной. Здесь же, на вокзале... Вениамин похолодел: на дворе, как и тогда, было двенадцатое марта! Он сдавленно кашлянул, почувствовал слабость в ногах и оперся на перила ограждения возле павильона закусочной.
Неужели в жизни возможны такие совпадения? Машина, вокзал, месяц, число, двенадцатилетний цикл...
В тот вечер Вениамин проводил на поезд отправившихся к теще жену и дочку и собрался было ехать домой, но по пути к трамвайной остановке обратил внимание на красный «Жигуль» торговцев «Спринтом». Что-то закоротило в обычно трезвомыслящей голове Вениамина, и никогда в жизни не играв ни в какие лотереи, Вениамин вдруг купил один билет. Всего один. И выиграл по нему столько, что хватило на итальянские сапожки жене, плеер дочери и электронные часы «Rafitron» себе.
Вениамин сразу же уверовал в свою удачливость и стал регулярно покупать билеты. Фортуна изредка подкидывала ему кое-какую мелочь, но это не в коей мере не компенсировала возрастающие затраты. Но он все равно играл и играл, а в ожидании огромного выигрыша потихоньку влезал в долги.
От Вениамина отвернулись друзья, которым до зевоты надоели разговоры про лотереи, везение и всевозможные «верные» системы. Потом охладела жена. Какое-то время она еще надеялась на возвращение мужа к нормальной жизни. Но однажды в дом ворвались громилы, перевернули все вверх дном, избили Вениамина и пообещали, что в следующий раз прирежут. Как оказалось, он задолжал кому-то две тысячи. Жена поплакала и – делать нечего – предложила снять с книжки. Но там из трех тысяч оставалось уже только восемьсот.
Взяли у ее матери. Когда все закончилось, состоялся трудный разговор. Вениамин сквозь слезы поклялся: больше – никогда! Но через полгода снова сорвался...
И снова деньги сочились сквозь пальцы, как песок. Вениамин покупал так много билетов, что его везде уже знали в лицо. В глаза улыбались, а в спину крутили пальцем у виска.
Вскоре, не говоря ни слова, жена забрала свои вещи и дочь, и уехала в родной Омск. Вениамин не сильно расстроился: «Ничего! Выиграю большой куш и верну ее...» Кругом кипели страсти, разваливалась огромная страна, а он обратил внимание только на то, что вместо простенького «Спринта» появились новые билеты. Красивые, блесткие.
Однажды Вениамину подфартило, – выиграл пять тысяч. Сколько было радости! После долгого перерыва он снова ощутил себя везунком. И решил больше не играть. Наверное, одержав последнюю небольшую победу, такие же решения принимают спортсмены, которые не желают испытать горечь неизбежного спада.
Вениамин хотел было позвать обратно жену и дочь, но вскоре болезнь взяла верх и на сей раз пожирала его до тех пор, пока не вышвырнула на улицу...
С самого первого дня прошло двенадцать лет. Если верить восточным астрологам, то, что когда-то случилось, может повториться двенадцать лет спустя. За это время Юпитер совершает полный оборот вокруг солнца...
Впрочем, проку от этих мыслей никакого. Надо поторапливаться на рынок. Рыба уже вряд ли будет, но картошку продают до самого закрытия...
Странно, но голода Вениамин уже не чувствовал. Его место заняло искушение. Не случайно ведь ему попалась на глаза та самая «пятерка»...
Нет-нет! Это пустые фантазии! Он видел уже сотни знаков судьбы, которые принесли только горечь потерь и разочарование. Да и прошли те времена, когда можно было выбросить на эксперимент лишнюю десятку...
Но машина... Такого знака еще не было. День... Вдруг это то, чего он ждал долгие годы? Надо только сделать все правильно – как тогда...
Вениамин оторвался от барьера, направился к машине.
Он уже не сомневался, что выиграет. Причем, крупно, по– настоящему – тысяч де... двадцать пять! Этих денег вполне хватит, чтобы вернуться к нормальной жизни – отъесться, приодеться, снять комнату. А там...
Надо только сделать все правильно.
Один из сидящих в «пятерке» мужиков скользнул по подошедшему серомордому бомжу чуть брезгливым взглядом и отвернулся. Вениамин на него даже не глянул: он видел только билеты.
Как и двенадцать лет назад, деньги надо было подать правой рукой.
Мужик за лотком вопросительно уставился на Вениамина. Как и всякий нормальный продавец, он желал получить деньги за свой товар, но вместо этого пришлось слушать натужное сопение замшелой статуи.
Вениамину очень трудно было расставаться с драгоценной десяткой...
Билет брал правой рукой.
Только вот откуда? Тогда перед ним была огромная куча в картонной коробке, а теперь... Вениамин сжал губы, отдал червонец, схватил один из дюжины разложенных по кармашкам лотка красочных билетов и тут же сунул его во внутренний карман куртки.
Дело сделано!
Он брел по тускло освещенному подземному переходу и представлял, как удивятся холеные клерки «Эести Лото», увидев в его руках билет с огромным выигрышем, свернул в парк и задумался над тем, в каком банке... Хотя с банком придется подождать: чтобы открыть счет, нужно иметь хоть какой-то удостоверяющий личность документ. А Вениамин все свои документы продал. Где ж тогда держать такую кучу денег?
Вениамин взошел на пригорок, сел на одну из двух пустующих скамеек. Подставил лицо пробивающимся из-за тучек лучам, но тепла почти не чувствовал. Не до того! Теперь он знал, что с выигранных денег первым
делом купит два огромных гамбургера с котлетами и салатом, будет запивать их горячим кофе из пластмассовых стаканчиков. И смотреть на прохожих. Смотреть так же спокойно и открыто, как когда-то очень давно. Смотреть и улыбаться...
Солнце клонилось к закату. Вениамин поежился и решился, наконец, проверить билет. Подышал на пальцы и осторожно соскоблил ногтем «серебрянку» с первой цифры. «100». Тоже было б кое-что. Поскреб ниже. «10». Еще ниже...
«50 000»!
Вениамин оторвал взгляд от билета, прерывисто вздохнул. Надо было передохнуть: такое напряжение нервная система выдерживала с большим трудом. Снова заныло предплечье – сердце.
После паузы он скоблил снизу вверх. «100»... «50»... «5000»... Неужели?! Нет-нет-нет, просто он не до конца снял покрытие...
«50 000»!
Да! Ну конечно! Он заслужил! За все годы! За всё!!! Теперь осталось отскоблить еще одно такое же число, и... Снова сверху вниз. «10»... «50»...
Вениамин вскочил, заметался вдоль скамеек, зачем-то встряхивая несчастный билет. Осталось одно-единственное число! От него зависело счастье Вениамина.
Шумно выдохнув, Вениамин сел на место и торопливо соскреб остатки «серебрянки».
«1000».
По инерции он пересмотрел все сочетания, но не обнаружил ни одной тройки. Даже «10» повторялось только дважды.
Но как же день? Двенадцатилетний цикл? Злосчастная красная «пятерка»?
Никак.
Вениамин покрутил в руках совершенно бесполезный прямоугольник глянцевой бумаги. Пальцы разжались, и билет упал на землю. Мусор.
Вениамин сунул руки в карманы куртки, сберегая тепло, сжался в комок. Нестерпимо ныло предплечье, голова вот-вот готова была лопнуть. Нужно было сходить на базар, купить на оставшиеся гроши немного гнилой картошки. Отвлечься... Но он никак не мог заставить себя оторваться от скамьи. Простуда отнимала силы.
Холодно. Чертовски холодно...
1998 г.