Всё будет. ©

Когда тебе предлагают варианты локаций, выбор падает мгновенно, ты сам от себя не ожидаешь подобного, но предвкушение сильно сжимает всё где-то под рёбрами, ты еле сдерживаешься, чтобы Арсу прямо в вертолёте о сюрпризе не рассказать, пока очень аккуратно касаешься его мизинца своим и гладишь прохладную кожу; Арсений и театр — стихия максимально прекрасная, ты мечтаешь когда-нибудь спокойно прийти на одно из его выступлений без чужого внимания и просто смотреть на него ближайшие два часа с антрактами и обязательным коньячком в буфете, чтобы он точно знал — ты вот он, на расстоянии двух ваших вытянутых рук, гордишься им, любуешься, цветы даришь — его любимые и красивее всех букетов, вот только в реальности тебе ничего из этих мечтаний недоступно; и вроде не впервой тебе перед Арсом в костюме появляться, на шее даже галстука нет, как на премьере его фильма было, руки у тебя заметно подрагивают, а мысли в очередной раз улетают далеко за пределы площадки: там вы с пацанами переодеваетесь, выглядите как хреновы Бонды, только круче раз в пятьдесят, потому что спина к спине, прикроете, поддержите, и вот ты с улыбкой абсолютно идиотской выходишь из-за ширмы, во внутреннем кармане коробка небольшая, губы от волнения сохнут, а потом и вовсе слипаются, когда ты при Димке с Серёжей тихо произносишь фразу: «ближе вас, гусей, у меня никого нет, поэтому в присутствии наших с тобой друзей, Арсений, я хочу спросить…» и обязательно улыбнёшься — тепло — и как улыбаешься только ему, на одно колено опустишься (на то, что здоровое, конечно) чтобы узнать, согласен ли Арсений с тобой всю жизнь провести и крышку коробочки — клац! — обязательно; из далёких мечтаний выводит голос — Арсения настоящего, — но лицо у тебя всё ещё в том выражении, когда другой он тебе «да» говорит в параллельной вселенной, и становится глубокого до лампочки, что камера всё снимает, ты видишь реакцию напротив после слова «театр», как Арс светиться в тысячу вольт начинает, а у вас ещё и места рядом, и темно, и снова руки его трогать можно — аккуратно, гладить безымянный палец на левой, представляя, как на этом же месте могло быть кольцо, только справа; обратно в гостиницу ты едешь заметно тихим, рассматриваешь огни за окном, рядом, конечно же, Арс, покой твой не нарушает, но также — воровато и в темноте — касается твоей левой руки, как делал ты час назад, и от этого небольшого жеста то ли через крышу улететь хочется, то ли заорать, то ли со всей дури шандарахнуть по двери от злости, что та альтернативная реальность не может прямо сейчас произойти, но на плаву держит крепкая рука и шёпот «всё будет, Шаст», в который ты веришь, ведь, в конце концов, желания никогда не остаются неисполненными, а ты, наученный ожиданием счастья, готов подождать ещё, когда его можно будет звать своей фамилией не только оговоркой, а гордо, открыто проявляя чувства и сидя самым благодарным зрителем в первом ряду зала, где выступает он — твой сумасшедший, неожиданный, инопланетный, самый блестящий Арсений.