RE: Том Харди. Пролог.

Авторское напутствие: советую скачать и читать главу в читалке, потому что она получилась довольно длинной (почти 5к слов или 32к символа) и читать на сайте не совсем будет удобно. Если что советую приложуху ReadEra точно есть в плэймаркете в бесплатной версии без рекламы, баннеров и прочей ереси, плюс хавает огромное количество форматов. Ну-с приятного чтения!

Медитация, как много скрыто в этом слове. Для малознакомых с ней, она может показаться странной и малопонятной придумкой обкуренных хиппи, чей затуманенный веществами разум, впадая в состояние заторможенности, «открывает им тайный смысл жизни и бытия». Несомненно, подобные… индивиды есть (это я о хиппи), но к настоящей медитации они имеют такое же отношение как носороги к балету.

Другие же, более сведущие в познании себя личности, так или иначе знакомы с «техникой», благодаря которой можно «перезагрузить» свой разум. Остановиться и перевести дух, в этой бесконечной гонке, под названием жизнь. Гонке, которая на сам деле марафон, а не спринт. Медитация для таких людей действительно способ, как я уже сказал, перевести дух, остановиться, насладиться моментом, провести краткий (а иногда и подробный) анализ пройдённого пути, взглянуть на предстоящую дорогу и наметить по ней путь к своей цели.

Для меня же медитация была и тем и другим: и «техникой, что открывает тайный смысл жизни и бытия», и «способом отстраниться, перевести дух, отметив пройденный путь и наметить дальнейший». Н-да… Звучит как что-то из разряда «10 способов править миром, не привлекая внимания санитаров», но я не чокнутый, честно – мама меня проверяла!

Хорошо, стоит начать немного издалека.

Многие ли задавались вопросом «что там, за Гранью»? Что ждёт нас после смерти: Ад или Рай? Чистилище, где боль измеряется вечностью, а души горят в очищающем огне, пока вновь не засияют первозданным светом, скрытым под источающим смрад налётом гнили и пороков? Может, забвение? Пустота, которую разум даже не в силах воспринять, поскольку для него смерть – конечная точка?

Люди часто спорят, не в силах подтвердить или опровергнуть слова других. Спорят, порой, до сорванных глоток и разбитых лиц. Спорят… Выстилая дорогу к «правде» кровью и телами инакомыслящих. Но она, правда, в том, что всё это, вся боль, кровь и страдания в попытках «доказать», что они правы, что их представление о загробной жизни истинно верно – лишь великий самообман.

Не зря говорят, что не темноты страшатся, а того, что может в ней скрываться. Мы боимся неизвестности. Но ещё больше мы боимся узнать, что за ней скрывается. Боимся, что самые смелые и ужасающие предположения окажутся лишь детской игрой по сравнению с суровой и безжалостной реальностью.

Человек – далекое от идеала существо, да и где он, этот идеал? Мы – разум настолько сложный, насколько и ущербный. Грандиозный, с точки зрения простой «случайности» набор атомов, образующий огромный и сложный организм, в то же время стремящийся к простоте. Мир вокруг слишком сложен для нас, мы едва-едва как начали робкие попытки понять себя, свои стремления и желания, куда там до всей вселенной. В попытках «понять», мы начали всё измерять: расстояние, время, боль, счастье, правду. Мы стремимся привести всё к общему знаменателю, нередко ошибаясь в попытках измерить то, что вообще измерить невозможно. Возьмём, к примеру, бесконечность. Мы не в силах осознать, насколько это много, но в то же время, по сути, стали использовать это исчисление, говоря «стремится к бесконечности» или «равно бесконечности». Мы измерили неизмеримое? Нет. Просто нам так проще думать. Удобнее. Мы боимся неизвестности и стремимся свести её к нулю, ведь тогда жить будет проще. Ведь проще же, да? Тут, наверное, будет уместно вспомнить одно спорное высказывание про «убить убийцу»…

Казалось бы, откуда у четырнадцатилетнего шкета вообще взялись такие пространные мысли и рассуждения, коим обычно место в умах умудрённых опытом и годами философов… Ну или угашенного парой литров водки буха… кхм, представителей рабоче-крестьянского сословья средних лет, сидящих в прокуренной кухне напротив такого же собут… товарища по несчастью. О, всё просто – я не обычный шкет (по крайней мере мне так хочется думать).

История моя началась в не таком уж и далёком тысяча девятьсот девяносто седьмом году. Тогда мне было четыре года и некоторые нехорошие личности решили, что бизнес моей мамы будет смотреться лучше всего в их руках, чем в её, а она, как добросовестная женщина просто обязана разрешить эту несправедливость. Но вот незадача: мама никак не хотела войти в положение уважаемых, нет, Уважаемых членов общества и помочь-таки нуждающимся, отдав свой начинающий приносить хорошую прибыль, бизнес. Вот так, почесав свои многоумные головушки, эти «уравнители» (уравнивающие бедных с богатыми путём отъёма богатства у вторых в пользу себя любимых) решили, что добиться больших успехов на поприще переговоров можно, если в «переговорах» будет участвовать кто-то из детей начинающей бизнес-леди. Естественно, в роли этакого предмета торга. Иными словами, мне или моей сестре предстояло стать заложниками. Смотря на это через призму лет, я не могу не задаться вопросом: повезло мне тогда или нет?

Если честно, то я смутно помню тот эпизод своей жизни – лишь то, что мне было очень страшно, темно, что много плакал и хотел домой. Ещё помню крики, звуки, похожие на выстрелы, а потом один сплошной кошмар, после которого очнулся уже «другим» и дома.

Что бы со мной тогда не случилось, но это заставило, избегая всей философии, заумных слов и пространных предположений, вспомнить свою прошлую жизнь. Вернее две прошлых жизни и… одно посмертие. Невозможно? Нереально? Бред? Я бы тоже так подумал, попробуй мне кто-то рассказать подобную «байку». Конечно, тяжело поверить во что-то столь сверхъестественное, пока это не произойдёт с тобой. Хотя, узнай кто мою историю полностью и, гарантирую, скептицизм у такого человека если и не уйдёт, то уж точно поубавится. Так о чём я там? Ах, да, кошмар, которым я называю «две жизни и одно посмертие».

Если так посмотреть, то моя «первая» жизнь была куда менее захватывающей или наполненной на события, чем вторая, но это лишь на первый. Да, едва только получивший диплом студент-медик, которого сбила насмерть машина, звучит не так круто, как практик духовных искусств из другого мира, проживший долгую (относительно) жизнь и вышедший далеко (а это уже не «относительно») за рамки простого человека.

Жизнь Сени Фролова могла показаться блеклой по сравнению с живущим на полную катушку монахом-извращенцем Сунь Хэ. Посредственная, серая, против, так и кричащей о своей уникальности, яркой жизни монаха-отступника, суть которой сводилась к трём вещам: женщинам, отличному вину и дракам. И, когда я говорю «сводилась» я имею ввиду буквально – всех трёх составляющий было много. Очень много. Но насколько яркой и запоминающейся была жизнь Хэ, настолько «яркой» и очень… запоминающейся была его смерть. Вернее то, что было после неё. Поэтому я и говорю, что всё относительно.

Умирать – это больно и очень страшно. Это я понял из памяти Сени, ведь именно его жизнь стала «первой». Я словно прожил её вместе с ним. Я смотрел на мир его глазами, чувствовал то, что чувствовал он, смеялся вместе с ним, грустил, радовался и… умирал. Я повзрослел рядом с ним. Мы вместе выросли. Я учился вместе с ним, развивался, влюблялся… Я смотрел на мир его глазами и «слышал» его мысли, но я так и не стал им. Я был с ним рядом каждый момент его жизни, ощущал как самого себя, но понимал – он это не я, а я – не он. Странно, да? Но так оно и было.

Я помнил тот момент, когда, казалось, привычно слушал мысли «себя» о том, что жизнь-то налаживается и «думал», чем сегодня «обмывать» диплом, а потом, спустя жалкое мгновение, разум утопает во въедающемся в саму душу визге тормозов. Потом по всем чувствам ударила нестерпимая боль, а мир перед глазами завертелся с большой скоростью, после чего наступила кратковременная темнота – сознание на миг «отключается» от сильной перегрузки, после чего уже осознаешь себя поломанной куклой, лежащей где-то на обочине и не понимающей, что вообще произошло. Сначала осознания произошедшего нет, но оно быстро приходит, а вместе с ним и страх. Страх от незнания, что будет дальше. Страх от того, что вдруг осознаешь, насколько ты смертен.

Я чувствовал, как храбрится Сеня, смотря на мельтешащие вокруг лица, слыша женские охи и крепкие маты мужиков, костерящих свалившего с места ДТП водителя. Он надеялся на лучшее, но с каждой минутой боль начинала становится сильнее, а надежда таять. Но самое страшное происходит, когда по прошествии двадцати минут скорая так и не приезжает, а ты вспоминаешь, как во время практики дядь Ваня, водитель скорой с двадцатилетним стажем и боевитым характером, вечно держащий в зубах неподожжённую сигарету – дабы просто нервы успокаивала – материт трёхэтажными матами всех «мудильников жопоголовых», не пропускающих «скоряк» с «крякалкой» и «люстрой» при этом умудряясь проскальзывать на многострадальной газели меж машинами так, что аж страшно становится. Вот тогда начинает охватывать паника, поделать с которой ты ничего не можешь. В моём же случае паника двойная – одна Сени, а вторая уже лично моя, от непонимания, что будет дальше: умру ли я, если умрёт моё «тело». Тогда я ещё не понимал, что это – лишь воспоминание. Да, к сожалению, понять, что всё это – лишь память прошлой жизни я смог очень нескоро и, спойлер, даже не в этой «жизни».

Осознавать, что ещё несколько минут и ты умрешь, банально истекая кровью – очень страшно. Боль больше не беспокоит, отталкиваемая на второй план страхом и отрицанием: это не могло с тобой произойти, должно быть всё это – лишь страшный сон, кошмар. Да-да, кошмар – через несколько минут всё это закончится, и ты проснёшься в своей кровати. Но время идёт и приходит понимание, что никакой это не сон, а суровая реальность. Вместе с этим приходит и гнев. На прохожих, среди которых «чисто случайно» не оказалось бригады неотложки. На «себя», расслабившегося и не заметившего летящую на тебя груду чёрного металлолома немецкого производства. На хозяина этой «груды» за то, что, мало того сбил, так ещё и свалил с места ДТП. На судьбу, мир, солнце, припекающее как ни в чём не бывало, на дурацкий медный привкус крови, которая наполняет рот «тела» и которую я чувствую. На ублюдков, что не пропускают экипажи скорой помощи!

Но время идёт и гнев сменятся отчаянной попыткой торга с самим собой и «Высшими силами». Ты начинаешь цепляться за любую соломинку. Сеня пытается говорить, как лучше всего зажать рану, где прижать, как положить голову, а мне же оставалось лишь затаив дыхание наблюдать и ждать.

Говорят, что атеист умирает раньше. Сеня был атеистом и скептически смотрел на суеверных и верующих людей, считая всё это пережитками прошлого, неуместные в цифровую эпоху. Я же, в силу своего прежнего возраста просто не знал никаких молитв, но человек такое существо, что на пороге смерти готово пойти на всё, чтобы выжить. Атеист в нас действительно «умер» раньше, ибо когда опыт и знания не помогли, мы обратились к вере. Сеня не знал молитв, не знал, кого следует просить: Иисуса, Аллаха, Перуна, Одина, Кришну… Да хоть самого Люцифера – лишь бы выжить. Продать душу? Да хоть два раза! А что выбрали бы вы в такой ситуации?

Вера – последнее, что защищало нас от страха неизвестности. Но она не защитила от смерти. Арсений Фролов умер на двадцать пятом году жизни. Возможно, его история на этом и закончилась, но не моя – лишь началась, «отправившись» в новое путешествие. А может это и не я отправился вовсе, а именно душа Сени ушла дальше, а вместе с ней и я… Не знаю.

Для меня же одна «картинка» просто сменилась другой. Как и одна тюрьма – иной. Вновь молчаливый и бесправный наблюдатель, запертый в чужом теле… Вообще, смотрю сейчас на всю эту ситуацию, и она становится довольно забавной. Если всё же принять за истину тот постулат, что мой новый «тюремщик» это переродившийся «старый», то всё становится куда комичнее. В том смысле, что Сеня как-то смотрел пару «анимешек», что в последние годы его жизни как раз начали набирать популярность в массовой культуре и был знаком с термином «перерождение в ином мире» – популярность завязка, когда какой-нибудь неудачник умирает, попав под колёса грузовика и возрождается в ином мире, где получает силу «которая и не снилась его отцу», гарем женщин на любой вкус и кучу врагов, которые «ему просто завидуют». Ну, если смотреть на всю эту ситуацию в таком ключе, то так-то оно в целом и получилось по итогу, но, как говорится, «есть нюансы».

Сунь Хэ не знал, кем были его родители – обычно в монастыри подбрасывали нежеланных детей, будь то дети от насилия, либо если просто понимали, что ещё один рот прокормить не в состоянии. Сам же Хэ, который ещё не получил славную фамилию «Сунь»… Кхм, да, прожив жизнь Сени, для которого эта «благородная» фамилия звучала… не очень благородно, а ещё беря во внимание образ жизни и увлечения самого «монаха» – и не знаешь, плакать тут от иронии или смеяться даже, но для самого Хэ фамилия Сунь звучала действительно благородно¹. Приносящий свет/просвещение/благодать – так можно было перевести значение фамилия будущей головной боли многих сильных мира се… того. Ага, прям Люцифер Прометеевич… Хотя скорее Прометей Люциферович, а то на того самого «Светоносного» он не особо то и тянул.

В общем, монах с детства воспитывался в монастыре, хотя с привычным мне монастырём тот имел мало общего, скорее это была боевая… секта, да именно секта, с упором в мир и добро. Ну, опять же, «мир» и «добро» были своеобразными и в отличии от монахов известных мне и Фролову, эти придерживались мнения, что мир и добро нужно нести в массы… Возможно даже ногами. Ладно, может я и утрирую, но, что точно мне было понятно, так это то, что никаким подставлением «других щёк» и всепрощением они не славились. «Простить? Предки простят, а в наших же силах устроить вам скорую встречу. Подставить другую щеку? Хорошо, подставим только для того, чтобы ощутить на ней ваш последний вздох» – если это был и не официальный девиз этих «монахов», то уж неформальный точно. Суровые времена, как говорится, приходится соответствовать-с.

В любом случае, детство Сунь Хэ было ничем не примечательным с точки зрения ребёнка, растущего в монашеском монастыре. Жесткий распорядок дня, самообучение, самодисциплина и прочие радости жизни «личинки культиватора», ведь сначала нужно доказать, что на ученика есть смысл тратить время и ресурсы, прежде чем наставники начнут воспринимать тебя чем-то большим, чем двуногим говорящим скотом. Да, полнейшая дикость с точки зрения цивилизованных людей века электроники, но самая настоящая обыденность для средневековья, коим, по сути, и являлся мир, в котором был рождён Хэ. Усугублялась ситуация ещё и тем, что тот мир был наполнен невозможным: фантастически твари, начиная от насекомых, обладающих самым настоящим разумом и всевозможными хищниками всех мастей и разновидностей, заканчивая живущими миллионы лет всамделишными фениксами и драконами, способные взмахом крыла уничтожать города. Опасный мир, где людям уготована была судьба добычи, но «не срослось». Как я смог понять, на заре человеческой цивилизации что-то случилось и люди смогли вступить на путь самосовершенствования, а из бесправной и слабой «лысой обезьяны», стать безраздельными правителями мира.

В том мире Сила значила всё. Для сильного закон был не жестким сводом правил, за нарушение которого могли и на голову усечь, а скорее простым ориентиром, на который иногда можно поглядывать. Сильный получал всё, участь слабого же – служить сильному. Закон джунглей во всей своей красе. Мне вот интересно, как бы сложилась жизнь Сунь Хэ и вправду окажись на его месте Сеня? Просто я так и не смог привыкнуть к тому миру несмотря на то, что «прожил» в нём долгое время. Куда дольше, чем жил в мире Фролова. К сожалению или, наоборот, счастью, но, то ли «перерождение» где-то пошло не так, то ли так изначально и было задумано, но памяти прошлой жизни у новоиспечённого монаха не было, и мы имеем то, что имеем.

Хэ был отвратительным послушником, да и как человек… Про таких говорят «словно не от мира сего» (хе-хе): то, что вбивалось в послушников с самого детства (порой «вбивалось» и в самом прямом смысле слова), для него было чем-то непонятным. Он искренне не понимал, зачем все так из кожи вон лезут, загоняя себя до седьмого пота на тренировках, часами напролёт сидя с закрытыми глазами, в тщетных попытках пробудить своё духовное ядро. Ему хотелось жить весёлой жизнью не особо напрягаясь. Не рвать жилы, с содроганием и страхом смотря в следующий день, а наслаждаться настоящим. Проживать каждый день так, будто он последний.

Вот только жить в монастыре, где тебя кормят, есть крыша над головой и какая-никакая постель, и жить за его пределами – два совершенно разных понятия. И в четырнадцать лет Хэ понял, насколько он заблуждался.

Не сказать, что парень был бесталанным, отнюдь, просто он никогда не выкладывался на сто процентов на своём пути развития, предпочитая тратить время на другие, по его мнению, более важные дела. Даже пробудить своё ядро его заставило не то, что это «статусно», «надо» и, вообще, «так все делают», а потому что надоело получать крайне болезненные избиения палкой от служек одного из настоятелей, ответственного за начальный «отсев». Но однажды всему приходит конец, как пришёл конец и терпению оного настоятеля. Видя, что юнец наплевал на себя и зарывает свой потенциал и даже из «под палки» развиваться не хочет, тот… Принял его «путь» и выставил вон не ожидавшего такого поворота событий Хэ.

Естественно, такая несправедливость «юнца» не устроила, но что мог сделать послушник, который за десять лет развития продвинулся лишь на две первоначальные ступени(0)², при которых, скажем честно, называть себя практиком было не то, что смешно, а скорее неуместно. Казалось бы, винить нужно самого себя за глупость и недальновидность, но разум подростка увидел «несправедливую несправедливость» и убедил самого себя, что это не он виноват, а такие гадкие плохие монахи бедного его не хотят понимать. Костеря всех настоятелей их предков и предков их предков, Сунь Хэ, получив эдакий стимул к развитию, дал себе обет однажды вернуться и «показать им кузькину мать».

Вот только не всё оказалось так просто, как думал привыкший к разнузданности юноша. Как стать сильнее и «показать им всем, кто на этой горе самый главный герой», если упущено самое лучшее время, нет ресурсов и знаний? Ответ на этот вопрос прост – никак. Ну вот просто никак. Метод «тыка» тут не подойдёт, потому что просто «тыкать» наугад – только загубить какой-никакой фундамент. Создать своё? Так знаний и понимания «что» и «как» делать нет! Вот Хэ и приуныл, когда осознал перспективы того, что его «мсти» не суждено свершиться.

Усугублялось положение парня ещё и тем, что привыкшему к, кто бы что не говорил, обеспеченной жизни, юноше, банально было нечего есть и негде спать. Жизнь послушника нельзя назвать роскошной, но то, что кормили их в монастыре два-три раза в день бесплатно и давали «койку» – факт, и вышвырнутый за двери Ещё-не-Сунь потерял и то малое, что у него было, не зная, куда ему теперь деться. К этому моменту я воспринимал всё происходящее уже как какую-то извращённую пытку надо мной, при этом искренне не понимая, кого я успел прогневить, раз мне приходилось проходить через это. Если жизнь Сени для меня была хоть и малоприятна, но, чего таить, интересна и в некотором роде увлекательна, то десять лет в теле самодовольного, горделивого, ленивого и заставляющего испытывать треть всего времени испанский стыд, настоящей пыткой.

В общем и целом, не знающий куда податься и чем заработать себе банально на еду (а воровать монах не собирался даже под страхом смерти, считая это отвратительным занятием, за что заслужил капельку моего уважения… в этой бочке дёгтя) Хэ решил пойти на местный постоялый двор, предлагая свои немногочисленные услуги, иными словами, работать за еду и койку. И всё бы у него было хорошо – койка есть, еда есть, выпить наливают, а большего для него и ненужно (разве что девку на ночь, но со смазливой рожей и на удивление хорошими речами подобное оказалось не проблемой), но тут на сцену выходит особенность того мира – Закон Джунглей. Вернее, последствия жизни по такому закону. Как там говорят? Оступившегося – толки, упавшего – пни? Чтоже… всего лишь ещё одна реалия того дурацкого мира.

Постоялый двор не только место, где путники могут отдохнуть, поесть и поспать, но ещё и место, куда сами, кхм, извинюсь за каламбур, местные могут зайти за тем же. Сунь Хэ был не единственным послушником храма, но был единственным, кого выпнули оттуда за последние… Да проще сказать, что никогда на памяти настоятелей не было такого, чтобы ученика выкидывали не за жесткое нарушение правил, а за банальную лень и нежелание развиваться (что для того мира была настоящей дикостью), так что весть о подобном событии стала едва ли не новостью «номер один» среди учеников и послушников, так что, буквально через несколько дней к несостоявшемуся монаху нагрянули нежданные посетители, решившие своими глазами поглядеть на местную «знаменитость», да развлечься за чужой счёт.

Итогом всего этого стала драка в которой силы добра (в лице учеников и двух прихлебателей-послушников) «поставили на колени» и «жестоко покарали гнусное Зло, недостойного даже вдыхать пыль после их шагов» (в лице Хэ), после чего, естественно, завязалась драка, вернее избиение, закончившееся практически смертью моего «тела». Ну, как это обычно бывает – не стерпевший оскорблений, которые могут-быть-смыты-лишь-кровью, парень, уже успевший накатить вина, из-за чего его критическое мышление (и так притупленное по жизни) притупилось ещё сильнее и тот полез в заведомо проигрышную драку. Лучше бы умер, ведь ему намеренно покалечили и без того куцее духовное развития сделав, по сути, калекой, навсегда закрыв путь к становлению сильным.

Оклемавшись и осознав, что с ним произошло, Хэ решил бежать как можно дальше от этих мест, ведь даже до него дошло, что это далеко не последняя встреча бывших «одноклассников», а в том, что ещё одну он сможет пережить, сомневались мы оба.

Странствовал парень долго, просто переходя от места к месту, представляясь бродячим монахом, да, были и такие. Эти люди не имели ничего общего с тем понятием «монахов», к которым я причислял бывшую секту Сунь Хэ, а были именно теми, кого я изначально и представлял себе под таким названием. Они просто путешествовали с целью просветления и познания мира, помогая тем, кто к ним обратится, даря советы и свою мудрость. Почему Хэ выбрал именно такой образ? Потому что монахов не было принято трогать. Сильные на них смотрели как на странных и безобидных чудаков, стараясь лишний раз не замечать, будто каких-то юродивых. Обычные же люди относились к ним намного благосклоннее, чем к какому-нибудь странному одинокому путнику и намного охотнее отвечали на просьбы накормить, приютить на день-два и дать еды в дорогу. Ведь логика тут была проста – «монах — это монах, а ежели путник какой одинокий, то мало ли, вдруг тять какой, аль душегуб?»

Это время для меня было, пожалуй, самым тяжелым. Помнится ещё в жизни Сеньки слышал такую фразу: «Безумие — это точное повторение одного и того же действия, раз за разом, в надежде на изменение». Моим «безумием» было то, что каждый день я надеялся на то, что что-то изменится. Надеялся, что Сунь Хэ изменится, перестанет быть… собой, сделает хоть что-то… или умрёт пытаясь, освободив себя и меня от этой изощрённой пытки. Да, тяжелые были времена, я просто уже «не вывозил». Но всё когда-то кончается, кончилась и это.

Спустя несколько лет, пересекая ущелье, мой нежелательный «попутчик» сорвался и провалился в естественную сеть пещер, что стало началом. Началом истории монаха-отступника Сунь Хэ. Тогда, чтобы выжить, заматеревшему юноше пришлось питаться одними кореньями, запивая дождевой водой, стекавшей по камням. В один из дней мой «носитель», едва ли не отчаявшись пройти это испытание небес (а я с нетерпением ожидая, когда всё это уже наконец закончится), наткнулся на цветок лотоса, переливающийся всеми цветами радуги. Он манил, тянул к себе, словно яркий свет и тепло свечи манит мотылька. Я чувствовал это. Хэ чувствовал это. И он съел его. Ух, знатно же нас тогда корёжило, но за все (мои) страдания да воздалось тысячекратно. По итогу, когда очнулся, Хэ, с удивлением обнаружил, что его культивация не просто восстановилась, а разом скакнула на немыслимую для него высоту – Золотую сферу(3). Напомню, до своего принудительного «удаления» из секты, он не перешёл даже на первый(1), а тут сходу на Золотой ворвался!

Так и началось восхождение будущей головной (а головной ли?) боли множества сект и практиков. Тут в неизвестной пещере, где скажем откровенно, дурному юноше, в сердце которого тлела обида на весь мир, гордость и чуть ли не весь сборник «той самой семёрки», грехов, досталось сокровище, что приходит в мир не каждую сотню тысяч лет. Был ли я этому рад? И да и нет, ведь это значило, что я буду жить дальше, но в то же время и то, что шансы умереть, как бы это парадоксально не звучало, увеличились.

Самым «забавным» оказалось то, что Хэ во время этого наркоманского трипа, коим по моим ощущением было то, что происходило после съедения Лотоса, ему, «носителю» снизошло «откровение свыше»… Что-то много воздушный кавычек, но тут без них никак – всё же слишком сильным испытанием для моей психики оказалась жизнь взявшего себе, наконец, фамилию «Сунь» уже-не-калеки, так что это, можно сказать, такой защитный механизм у меня.

В любом случае, двести лет я был вынужден прожить бок о бок с этим… индивидуумом. Если коротко, то он «осознал свой новый путь» развития (которому втайне всегда хотел следовать): отныне любая женщина,

возлежавшая с ним, будет усиливать его пропорционально удовольствию, что тот подарит ей; вино станет элексиром бессмертных в его руках, даруя крепость духовную, а сражаясь он будет развиваться, покуда не превзойдет врага своего. Нет, я, конечно, долго бился головой об метафорическую стену, если так можно выразиться, учитывая, что я был лишь разумом в чужом теле, когда понял, что это… этот! Каким-то невообразимым способом, противоречащим любому здравому смыслу, умудрился придумать технику(!) развития(!!), а в то, что она ему «снизошла с небес» я ни капли не верил – такие техники небеса не дарят! Фух, ладно, опять накатило, но двести лет… Это лишь звучит просто, а попробуй пожить как я хоть десять и тогда поговорим, а до этого – вам не понять всей моей боли.

Когда Хэ немного освоился, он начал воплощать в жизнь свой давно забытый план великой Мсти. Да, именно так, с большой буквы. Развитие пошло семимильными шагами и спустя всего год, Сунь Хэ явился под двери своего бывшего монастыря, по всем заветам местных «монахов» и согласно своему новому имени – нести просвещение заблудшим душами об их неправоте и насаждать добро, причиняя справедливость. Успешно. Вот только отомстив, Хэ не почувствовал удовлетворения, но зато сумел заработать себе врагов и не только в виде своей бывшей секты, которую, к слову, ему бы так просто не дали уничтожить, да и не собирался он, если честно, унизить – да, изъять «казну» – тоже да и ведь в его сознании (хотя, впрочем, это было характерно для всех в том мире) это было не воровством, а правом победителя. Но средневековый мир такой, что слухи тут – одно из немногих развлечений доступных всем людям, невзирая на силу, возраст и статус, так что весть о том, что, хоть и слабоватую, но довольно древнюю секту пришёл и «нагнул» какой-то практик, о котором мало кто вообще слышал, разлетелась по округе, многие стали задаваться вопросами «кто», «где» и «куда ушёл».

Так, сначала один противник нашёл не особо скрывающегося монаха, потом другой, третий, десятый, да и сам Хэ не особо то и против, ведь каждое сражение делало его сильнее. Из года в год менялись лишь декорации, но не суть. Я вновь начал понимать, что впадаю в близкое к безумию состояние. Одно и то же раз за разом: сражения, бухло и бабы… Нет, возможно будь я на его месте, то может бы и не возмущался так сильно, но я не был. Я мог лишь чувствовать и смотреть его глазами. Не в силах как-то изменить происходящее… Разомкнуть порочный круг, отдохнуть, развеяться. Единственное в чём я нашёл отраду для себя, так это в попытках разобраться, как работают разные техники и способы развития. Это действительно было интересным, ведь всё же Хэ не был таким уж имбецилом, как я его тут рисую, а пользовался техниками, ведь одними кулаками долго не повоюешь. Да и техники развития поверженных воинов или забранные «по праву силы» (читай, честно экспроприированные у побежденных сект) он всё же читал и разбирался в них, адаптируя свой стиль боя, а вместе с ним это делал и я.

Но если я думал, что самое ужасное это жить в теле моего «носителя» на правах бесправного наблюдателя, то сильно заблуждался. Самым ужасным опытом для меня оказалось его смерть и посмертие. Кажется, я говорил, что люди давно спорят, что там, за гранью, говорил, что мы спорим, чьё представление о загробной жизни истинно верно и что это – лишь великий самообман. Говорил, что мы боимся узнать, что за ней скрывается. Боимся, что самые смелые и ужасающие предположения окажутся лишь детской игрой по сравнению с суровой и безжалостной реальностью. Говорил и был чертовски прав! Бездна, пустота, прибежище невозможного, невероятного… противоестественного – вот, что стало последним прибежищем монаха... Вот, куда мы попали.

Я говорил, что монах умудрился нажить целую прорву врагов, которые не побрезговали объединить усилия и свести того в могилу, даже ценой своих жизней? Так оно и произошло. Объединенный альянс мастеров напал на Сунь Хэ в самый важный момент. Момент прорыва в сферу Древнего(13). Момент слабости был идеальным для атаки, ведь откат от насильно прерванного совершенствования значительно ослабил вышедшего за пределы уровней сил собравшихся врагов, понимающих, что если не остановят его сейчас, то другого шанса у них уже не будет. Опоздай они хоть на минуту, и «ненавистный ублюдок» войдёт в сферу, в которой даже навались они все вместе и будь их в сотню раз больше – сделать ему ничего не смогут. Мифическая сфера, к которой могли прорваться единицы. Сфера, дарующая силы, по сравнению с которой боги, к которым можно причислить любого практика их уровня, будет всё равно что надоедливое насекомое по сравнению с человеком.

Но альянс ошибался. Даже ослабленный Сунь Хэ не стал лёгкой добычей и по итогу их схватки смог забрать практически всех «за грань». Лишь двум из двадцати одного удалось выжить, да и можно ли назвать это жизнью, если за неё они были вынуждены заплатить самым дорогим, что у них было – развитием? Но это уже совсем другая история…

«Та сторона», к моему большому счастью, запомнилось очень слабо, но даже тех отголосков хватило, чтобы я до сих пор вспоминал её с содроганием. Могу лишь сказать, что Бездна – самое подходящее для неё название. Я даже по первости (но лишь по первости) сочувствовал Сунь Хэ, которому пришлось пережить это, ведь меня практически сразу «выдернуло», вернув в своё тело. Да-да, его родимое, в тельце четырёхлетнего мальчишки, вернуло сознание с опытом двух жизней (и одного посмертия, хоть и очень краткого). Думаю, не сложно представить моё ох… удивление, когда я открыл глаза и понял, что, во-первых, сделал это по своему собственному желанию, а во-вторых, снова оказался в своём теле. Стоит сказать, что по первости было очень трудно и, когда я говорю «очень», я имею ввиду Очень.

В тот день я понял несколько вещей: первое – я не хочу умирать, вернее не хочу умирать и снова попадать в Бездну и готов пойти на многое ради этого, а второе – шансы оказаться в ней начали неуклонно расти, словно только и дожидаясь, когда я вновь открою глаза в «этом» мире. Мало того, они будто с каким-то мстительным удовольствием продолжают расти день ото дня, становясь всё больше, возвышаясь по экспоненте, невзирая ни на какие мои протесты. Эх, хотел бы я по устоявшейся привычке обвинить во всех своих бедах того неправильного монаха, но он тут не причём – просто благодаря памяти Сени я понял, где всё это время жил… Я, возлюби Дэдпул Сунь Хэ, в Марвеле!

_____________________________________________

1 — в моей истории культиваторы не говорят на китайском языке, а на чём-то отдалённо похожем, естественно, в угоду возможности натягивать сову на глобус, а также авторского произвола.

2 – в скобках буду писать номер по счету ступени развития для облегчения понимания.