Франция, где буря

7 июля поражение "Национального объединения" во втором туре парламентских выборов, победа "Нового народного фронта" и относительное сохранение позиций макронизма создали ситуацию, отмеченную углублением политического кризиса во Франции. Российские и французские левые по- разному отреагировали на формирование левого альянса: во Франции левые активно обсуждают возможности и риски, связанные с этим движением, да и в целом настроены скорее спокойно-скептически, в то время как в России реакция была  скорее либо осторожной, либо однозначно негативной или позитивной. Однако, российские левые не предприняли серьезных попыток критически осмыслить этот феномен, ограничившись общими описанием кризиса парламентаризма с одной стороны и марксизма с другой. Еще в далеком 2012 марксист Статис Кувелакис писал о том что марксисты в принципе «проживают свое отношение к этому [марксизму] теоретическому объекту в форме«кризиса». Радикальные левые по прежнему ждут катастрофу с превращением в революционное наступление, да побыстрее.

Впрочем из коротких и обрывочных « интеллектуальных » переписок в левых телеграм-каналах можно уяснить, что ситуация сегодня остается такой же, как ее описывал вышеупомянутый товарищ Кувелакис: разрыв между группами активистов, приспосабливающихся к тяжелому праксису, и теорией, которую некоторые российские левые пытаются притянуть к реальности в стремлении убедить людей, что социальные трансформации и ткань общества должна соответствовать этой теории, а не наоборот, осмыслять реальность по следам происходящего каждый день.

Нельзя сказать, что формирование «Нового Народного Фронта» было полностью бесполезным предприятием. Несмотря на первое место у левого блока, центр сохранил свои позиции, а итог парламентских выборов прежде всего отмечен поражением крайне правых. Этот результат во многом обусловлен возрождением во втором туре "республиканского фронта", а также медийно-политической кампанией против крайне правых, высветившей расистские убеждения многих кандидатов, непрофессионализм партии и откровенно ксенофобские пункты её программы. Да, такие меры не уменьшают опасности, которую представляет «Национальное Объединение». Особенно потому, что «отсрочка», предоставленная этим поражением крайне правых, полна противоречий, начиная с укрепления их имиджа как единственной силы, действительно противостоящей макронизму и возвращению на политическую арену старого типа партий, переживающих кризис, таких как Социалистическая партия и Республиканцы.

Постулат о том, что вся эта парламентская возня не нужна, это большая ошибка допускаемая членами-корреспондентами «российской марксисткой школы» против воодушевленных рабочих Франции, которые в своих рядах безусловно не имеют марксистов высшей категории, так как не сравнятся они с российскими экспертами по вопросу формирования «народных фронтов». Выборы и французская представительная демократия марксистами исторически процесс участия в выборах рассматривается как тактическая методика, рассматриваемая в контексте исторического развития классовой борьбы, то есть с учетом ситуации в определенной стране и в определенный исторический период. 

Во Франции, как и в любом классовом обществе, выборы служат для определения того, кто займет посты в системе управления. Это не означает, что это каким-то образом призвано скрыть для нас реальность классового господства, а именно системы власти эксплуататоров над остальной частью общества. Это не должно также создавать видимость, что государство является организмом, находящимся выше классов.

Сама по себе Национальная Ассамблея не является демократическим представительным органом народа, это закрытый клуб для буржуазии, что подтверждает социологический состав нового Национального собрания, мало чем отличающийся от предыдущего созыва. 73% депутатов были переизбраны, что является самым высоким уровнем переизбрания за всю историю Пятой республики. Роспуск парламента не разрушил староепредставительство, новый состав почти не изменился, и буржуазия по-прежнему остается увласти.

Кроме того, подавляющее большинство депутатов, а именно 60% — относятся к категории руководителей и представителей высших интеллектуальных профессий. Руководители составляют лишь 21,6% занятого населения Франции. В противоположность этому, рабочие практически отсутствуют в зале заседаний: всего 6 депутатов, что составляет менее 1% отобщего числа, тогда как они составляют 19,1% населения. Даже фермеры лучшепредставлены! В Национальном собрании 11 фермеров, при том что всего 1,5% занятого населения Франции работает в сельском хозяйстве. Рабочий класс, таким образом,значительно менее представлен, чем другие категории и практически исключен изполитической жизни.

Диалектика учит нас, что в каждой вещи есть два аспекта: если мы говорим о демократии, то обязательно существует и диктатура. Как мы знаем, буржуазная  демократия в основе своей это диктатура небольшого числа эксплуататоров над большинством эксплуатируемых. Она направлена на поддержание, как правило, уже существующей капиталистической системы  эксплуатации.

Впрочем, если мы вспомним Маркса и Ленина, то социализм также является диктатурой, но есть одно но. Социализм - это диктатура большинства эксплуатируемых над меньшинством эксплуататоров, целью которой является ликвидация вообще всех классов.

Политики или монополии, контролируемые финансовой олигархией? Финансовый капитализм - это слияние промышленного капитала (производителем товаров) и банковского капитала (управляющим капиталами), которое произошло в XIX веке с появлением монополий и империализма. Последний фактически превзошел первый с развитием системы империализма. Существует всемогущая финансовая олигархия, но, как и прежде, ее богатство основано на производстве товаров.

Финансовая олигархия во Франции очень могущественна. Французская банковская система одна из самых мощных в мире: 8-й и 10-й крупнейшие банки в мире французские, например, BNP Paribas или Crédit Agricole. На их долю приходится около 6 триллионовдолларов активов.

Империалистическая буржуазия, несмотря на то что с виду объединена, когда находится в опасности, де факто, разделена внутренними противоречиями и конфликтами по поводу того, какой путь выбрать для обеспечения воспроизводства политической и экономической власти. Эммануэль Макрон выбрал путь воплощения в жизнь «нео-голлистской» политики балансирования: «Политическая стратегия, которую я выбираю для Франции, это та, которую я бы назвал голлистско-миттерианской: это независимость Франции. СильнаяФранция, которая проводит реформы, которая надежна и сильна в Европе». Что и говорить, голлизм – это идеология, по сути своей, глубоко антирабочая и реакционная, представляющая собой адаптированную форму бонапартизма (сохранение позитивных достижений Французской революции, народная легитимность главы государства, подтвержденная голосованием, приоритет исполнительной власти над парламентами, национальное примирение, величие Родины).

Согласно де Голлю, государственный лидер должен быть сильным и полностью олицетворять нацию. Поэтому его Конституция предусматривает главенствующую роль президента, который должен быть своего рода республиканским монархом. Согласно статье 16 Конституции, президент Франции может на шесть месяцев получить чрезвычайные полномочия в случае серьезной, экстренной ситуации. Выборы президента всеобщим голосованием были введены только в 1962 году, что позволило укрепить его власть за счет одобрения масс. Однако самое важное – это подчинение парламента исполнительной власти. Конституция 1958 года, учредившая Пятую республику, обеспечила стабильную основу для господства империалистической буржуазии, то есть финансового капитала и монополистических групп над государственными институтами. Особенность режима Пятой республики заключается во всевластии президента, который стал практически избираемым монархом. Именно эти тенденции во французской политической системе и усилил Эммануэль Макрон.

Финансовая буржуазия в настоящее время, в основном, поддерживает Макрона, но Марин Ле Пен и "Национальное объединение" с удовольствием примут эту эстафету «финансово-олигархической любви».

Политическая ситуация, которую мы наблюдаем сегодня во Франции не возникла внезапно, она является результатом длительного исторического процесса, при котором Французская Коммунистическая Партия превращалась в свою противоположность. Из органа на службе пролетариата она превратилась в силу, готовую к «долгому отступлению», то есть в орган подчинения капиталистическому порядку.

Во Франции этот длительный процесс начался в 1947 году, когда Морис Торез, Генеральный секретарь Французской Коммунистической партии, заявил в «Таймс», что существует «французский путь к социализму», то есть способ, отличный от большевистского, чтобы прийти к власти. Это отрицание  насилия в пользу парламентского кретинизма. С этого момента начался долгий процесс «отступления». Процесс, отмеченный бесконечными отказами от всей сущности коммунистического движения, который и привел к существованию таких политиков, как Фабьен Руссель.

Следует отметить, что во Франции многие отступления основывались на борьбе против «сталинизма». Отказ от сталинизма, борьба против культа личности, а также эксцессов сталинизма были необходимы, но, помимо этого, произошел отказ от насилия как способа завоевания власти, отказ от концепции диктатуры пролетариата, от самого яркого французского опыта Парижской Коммуны, Социалистической Революции и Октября 1917 года, отказ от диалектического материализма в пользу идеализма и, в конечном итоге, отказ от пути к коммунизму.

Левые партии помимо Коммунистической, например социалисты, отказались даже от малых проектов национализации, предложенных в свое время в рамках объединения NUPES. Социалистическая Партия находится справа от программы «Непокоренной Франции», которая, в свою очередь, находится справа от классических реформаторских программ, таких как Общая программа 1972 года, программа социалистов 1981 года, не говоря уже осоциал-демократических программах первой половины XX века, которые ставили целью покончить с капитализмом. 

Всеобщая Конфедерация труда (CGT) также прошла через этот процесс деградации, будучи управляемой «коммунистами», которые больше таковыми не являлись. Весь этот процесс отступления сопровождался размещением бывших революционных кадров в государственных аппаратах: сенаторы, депутаты, муниципальные советники и т.д. Коммунистическая партия вместе с CGT была интегрирована в буржуазное государство и капиталистический порядок.

 От осуждения насилия "Желтых жилетов" до поражения борьбы против пенсионной реформы и выбора игнорировать восстания в народных кварталах в момент, когда они подвергались жестоким репрессиям, политика профсоюзной бюрократии помешала рабочему движению сыграть роль в объединении рабочего класса и представить ясную альтернативу "Национальному объединению" в глазах миллионов рабочих. Профсоюз в империалистической стране имеет огромное значение, и без пролетарского политического руководства, то есть без партии, профсоюз может вести только политику «тред-юнионистского» примирения.

Несмотря на то, что, как в CGT, так и в Коммунистической партии остаются честные активисты, даже в нынешней ситуации мы видим, как такая политика привела к тому, что CGT полностью оказалась на задворках избирательной коалиции в последние недели, ограничивая свои перспективы поддержкой прихода к власти левого правительства или предлагая поддержать его для достижения "компромиссного большинства" в парламенте.

Эта позиция вызывает серьёзные сомнения относительно способности гипотетического левого правительства удовлетворить требования рабочих и воспроизводит лишь так называемую «политику давления», уже успешно проводившуюся в ходе борьбы против пенсионной реформы. Естественно такая тактика  привела к поражению.

Все это не означает, что легальные левые, например такие как «Непокоренная Франция», лишь играют в свои игры, усиливая чувство брошенности у рабочего класса, как любят писать консерваторы (красные в том числе). Конечно, нельзя отрицать существующий разрыв между левыми буржуа депутатами Парижа и, к примеру, пролетариями периферии. Но факт остается фактом, на определенном историческом отрезке они сыграли свою роль - выступили в Парламенте в защиту рабочих, в отличие от правых. 

Среди критиков встречается мнение, что эта оторванность радикально усилилась после выборов 2002 года и призыва левых к блокировке крайне правых. Якобы с этого момента левый голос стал объективно легитимизировать антинародную политику власти, а голосование служило легитимацией существующей системы и ничему больше. Эти рассуждения являются общими для французских троцкистов и некоторых российских левых скептиков, называющих себя коммунистами.Нам же что-то подсказывает, что виноваты здесь не все левые, подчинившиеся системе, а конкретные антинародные политики олландистского толка, которые толкали массы в объятия крайне правых, причем при историческом ослаблении рабочих организаций, обнищании все более широких слоев населения и отсутствии крупных побед на классовом фронте, несмотря на многочисленные движения последних лет. То есть факторов можно выделить намного больше, чем просто политические игры в поддавки от части левых. 

Левые остаются выбором города, привлекая как квалифицированных работников (руководителей, представителей промежуточных профессий), так и рабочую аристократию, образованную молодежь и, в значительной степени, пролетариат и молодежь из народных кварталов. Центральный блок, напротив, опирается на самые обеспеченные слои населения, "Национальное Объединение" имеет поддержку среди значительных частей рабочего класса и народных слоев, проживающих за пределами больших городов, постепенно расширяя свою социальную базу за счет более обеспеченных категорий населения.

Некоторые критики идут дальше, они утверждают, что три основных блока ("Новый Народный Фронт", "Возрождение" и "Национальное Объединение") представляют собой одну единую партию, партию буржуазии.

Действительно, их объединяет то, что эти три силы интегрированы в государственную систему. Тем не менее, если мы посмотрим на программы этих партий, по отдельности, например "Непокоренной Франции", то они открыто осуждают империализм, то есть империалистические альянсы, к которым принадлежит страна, и прежде всего НАТО. Они осуждают подготовку к войне, не поддерживают поставки вооружений Украине и программу перевооружения и увеличения военных бюджетов, так как это ведет к большой опасности межимпериалистической глобальной войны. Очевидно, что ни одна программа не может называться радикально левой, если эти аспекты не затронуты.

"Непокоренной Франции" очень хочется быть крайне левыми, но на деле мы видим, что эти «левые радикалы» полагают, что "Новый Народный Фронт" может развиваться благодаря мобилизации масс с подчинением перспективы народной мобилизации аппаратным и институциональным динамикам. «Непокоренная Франция» защищает программу, значительно уступающую радикализму, который мог проявиться в последние годы, а её популистская стратегия, основана на выборах, особенно президентских. Без стремления усилить самоорганизацию масс  «Непокоренная Франция» двигает устремления рабочих на амортизацию в рамках институциональной политики.

Жан-Люк Меланшон в моменты пика классовой борьбы во Франции оказался неспособным предложить перспективы для расширения возможностей мобилизации и столкновений на классовом фронте. От NUPES до "республиканских уступок" перед Борн и её друзьями, организация Жан-Люка Меланшона показала, что её программа, курс которой состоит в том, чтобы «оторваться» от действующей политики Президента Франции, систематически тяготеет к избирательным компромиссам и к главенствующей роли парламентской стороны борьбы.

«Хорошо бы иметь организацию проводника классовой политики, автономную и в абсолютном разрыве с буржуазией и её аппаратам, с проведением чёткой политики выхода из всех империалистических союзных договоров (для Франции главным образом НАТО и Европейского Союза), с яркой политикой честного и искреннего разрыва, с возвращением CGT» - подумает активист одной из множества троцкистских партий или главный редактор La Cause du Peuple… Но на данном историческом этапе её нет. Часть французских рабочих покупаются на парламентские обещания, системные левые тонут в реформизме, а профсоюзы, защищающие успешно только рабочую аристократию, не готовы к забастовке длиннее одного дня.

На данном этапе рабочее движение должно бороться за свои собственные требования. "Непокоренной Франции" необходимо перестать уклоняться от вопроса объединения рабочего класса и выступать за создание рабочего и народного блока снизу, структурированного вокруг рабочего класса в широком смысле. Эта политика рабочей гегемонии может реализоваться только в ходе реальной борьбы и предполагает противостояние политике профсоюзных аппаратов, которые хотят ограничить деятельность рабочего класса давлением на институты и на Макрона, чтобы обеспечить приход к власти левого правительства умеренных реформистов. Такая стратегия уже приводила к тупику входе борьбы против пенсионной реформы, несмотря на миллионы людей на улицах.

Социальные требования, такие как повышение заработной платы и социальных  пособий, их индексация исходя из инфляции или пенсия в 60 лет (55 лет для тяжёлых профессий), должны быть дополнены и другими требованиями, такими как, например, легализацией всех нелегальных иммигрантов или наделением иностранцев правом голоса, а также требованиями структурных мер, которые серьёзно поставят под вопрос текущую экономико-политическую систему. Эти требования должны быть более радикальными, например, такими как перераспределение рабочего времени между всеми, экспроприация стратегических секторов экономики под контролем рабочих, а также упразднение реакционных институтов. Все это может привести к настоящей рабочей республике и правительству тех, кто действительно никогда не был у власти и мог бы изменить общество в интересах рабочих и работников.

Перед лицом недоверия, которое вызвало формирование "Нового Народного Фронта" у части рабочего класса, задачей рабочих организаций должна быть реализация другого типа "политики", которая признаёт необходимость вмешательства по всем вопросам, возникающим сегодня. Происходить это должно критически по отношению к буржуазным партиям, с использованием методов классовой борьбы. Это единственный способ укрепить профсоюзные организации и вернуть электорат в той части рабочего класса, которую пытаются привлечь сейчас крайне правые.