Право на неповиновение с Black bloc : протест 23 марта в Париже

Применение статьи 49.3 Конституции, срочно предоставленной Советом министров за несколько минут до голосования Ассамблеи по проекту пенсионной реформы, знаменует собой поворотный момент в политической жизни Франции, точнее долгого господства фетиша, которым является демократия. Что такое демократия, как не абстрактная форма с видимостью фальши, когда шутовскими, карнавальными ухищрениями и «призывами к социальному диалогу» затыкают рот «национальному представительству». 

Мы должны работать больше. Как в той рекламе: «Заставь свои слезы работать». Что реклама пыталась продать, я не помню. Эта безумная мечта этого безумного времени: заставить всех работать. Даже наши выделения. Даже наши эмоции. Даже нашу печаль. Ваше горе, ваше разбитое сердце, ваш траур должны быть продуктивными. «Я хочу, чтобы в мир вернулась классическая чистота, при которой дерьмо называлось дерьмом, а ангел — ангелом».

Дело, конечно, в том, что эта мечта об эксплуатации самого сокровенного — палка о двух концах. В конце концов, к чему приведет идея, когда она находится в сердце, в голове (или в миллионах сердец, миллионах голов) мы не можем предсказать. И тем лучше. Так это позволило зародиться французской весне 2023 года, заставило работать чувство несправедливости, которое в свою очередь, заставило гнев выплеснуться на улицу.

В этот раз я приезжаю в Старбакс на Одеон за час — на улице то солнце, то дождь, пахнет геранью, гнилью и помоями, черная весна. В Париже и сейчасбастуют работники вывоза мусора. Фотографировать стихийное неповиновение — это всегда удача, несмотря на выхолощенное закрепощение. Конечно, на самом деле я притворяюсь, камера в руках как прикрытие (Барту и не снилось), по настоящему хочется толкнуть, выразить ярость, которую показывать нельзя. Даже конвенционально, даже напоказ. Притворяться так легко. В любом парижском Старбакс есть все по цене средненького американо — розетка и грязный туалет.

В метро очередь на поезда; чтобы не терять время я пробираюсь к площади Бастилии почти бегом, предвижу огромную толпу людей и невозможность выбрать нормальное место для съемки. Неподалеку работники доставки Deliveroo. Спрашиваю у них, на митинг ли они и можно ли как-то пройти быстрее? Один из них, Юсеф, смеется. Он живет в Сен-Дени с сентября, родом из Алжира, стройный мужчина в красной кепке, надвинутой до бровей, смешивает французский с арабским, чтобы сказать мне: «нам похуй». Он делит комнату с тремя своими друзьями и весь день крутит педали, чтобы заработать себе на жизнь. Он спрашивает: 

Большинство курьеров Deliveroo находятся в нелегальном положении. Они объединяются, одалживая или «арендуя» личность родственника, у которого есть французские документы. Все это знают, но закрывают глаза.

Площадь Бастилии была заполнена людьми. Я застряла в колонне профсоюза Force Ouvrière, обездвижена на 30 минут, а то и больше. Рядом стоит парень с велосипедом, мы переглядываемся с людьми и понимаем друг друга без слов — он не имеет право на жизнь здесь. Где-то позади нас осталась июльская колонна и кровоточащие сосиски на гриле. Робкие попытки продвинуться хотя бы на метр не приводят к успеху, впрочем вокруг никто не волнуется — люди ищут своих, созваниваются, улыбаются, профсоюзные лидеры заводят песню. Пользуясь чрезмерной близостью с народом решила поинтересоваться у велосипедиста, зачем ему велосипед здесь (чтобы быстро добраться до дома после) и почему сегодня он пришел: 

Процессия по прежнему не двигается, неужели так везде? Кажется FO просто собрал много народа: ни продвижение к центру, ни по бокам бульвара невозможно. Узкие улочки Парижа не выдерживают такого массового недовольства. Я пробую свернуть на перпендикулярно идущую улицу, иначе рискую всю забастовку провести с профсоюзом. Таких «догадливых» как я много, студенты кричат «Avancez!» и люди потревоженные этим призывом действительно ускоряются — удивительно органичный механизм. Толпа идётс флагами, все торопятся настигнуть свою колонну. Невероятно, но сработало — ориентируясь по флагу с Че Геварой (из протеста в протест, пожилой французский дедушка выходит один с этим флагом, шествуя впереди колоны) я нашла ребят из черного блока, рядом реет черно-красный флаг антифашисткого сопротивления и флаг Палестины. 

Вот уже двадцать лет на многочисленных демонстрациях во Франции в протестных шествиях появляется новая группа: Black bloc, которая представляет собой практику антикапитализма в ответ на новые средства надзора и изменений в мировой экономике. Медиа и академики пишут, что они «стремятся дискредитировать городское сопротивление, сопряженное с высокими рисками как для силовиков, так и для них самих, а также для рядовых демонстрантов, вовлеченных в столкновения»; некоторые политологи и эксперты утверждают, что тактика черного блока сегодня очень удобна для дискредитации народных движений, таких как «желтые жилеты». Академики очень далеки от улицы, черный блок это и есть народ - студенты, рабочий класс, временно безработные. В передачах о них постоянно говорят, выставляя городской шпаной и ни слова о том, что из себя представляет по-настоящему black bloc во Франции. Так проще чем вникать в трудности, с которыми сталкивается молодежь по настоящему.

Я нагнала их только на станции Filles du Calvaire. Мы шли в начале процессии очень тихо прямо до площади Республики, затем по бульвару Сен-Мартен, за нами профсоюз Solidaires, напротив пассивные зрители — зеваки в кафе, снимающие нас на телефон. Обычно мелкие поджоги мусорных баков и граффити на домах и остановках сопровождают весь путь, но на перекрестках начинается настоящая конфронтация с полицией. Дорога от Strasbourg Saint-Denis до станции Bonne Nouvelle кажется мирной вечностью, на параллельной улице видно как полицейские только начинают нас окружать. Активисты черного блока делают коктейли Молотова прямо на ходу, начинают сооружать высокие баррикады из мусорных баков и поджигают их-от горящего пластика валит вязкий столп черного дыма. Словно в такт медленно раскачивающемуся дымку, кто-то ритмично бьет в барабан, все протестующие скандируют «ACAB», «toute le monde déteste la police».

Цель протестующих Black bloc сформировать своего рода огромный блок, сотканный из людей, и позволяющий сохранить анонимность. Он служит зоной защиты и убежища, помогает скрыться или затеряться среди обычных митингующих. По правде говоря это одна из движущих сил протеста, способная бросить вызов государству и полицейской машине насилия. Они отвергают демонстрации, навязанные властями, и являются частью революционной логики, направленной на отказ от так называемой реформистской практики мирных демонстраций. Применение насилия является одним из возможных его проявлений, хотя этот вопрос остается индивидуальным выбором: все протестующие, физически присутствующие в блоке, не участвуют в беспорядках или насильственных действиях, но проявляют солидарность и не мешают действиям черного блока.

Я делаю пару фотографий и начинаю снимать видео, как ко мне подходит парень в черном и просит не снимать, я показываю ему фото и говорю, что лицо не снимала. Он спрашивает кто я: просто человек, никто. Самое страшное, когда в толпе начинается паника и люди начинают быстро бежать, чаще всего отступая от атаки полиции. На одной из первых демонстраций, во время столкновения черного блока с полицией, я растерялась: полиция пустила слезоточивый газ, ничего не было видно вокруг, сверху падали стекла от распадавшейся на мелкие куски стеклянной остановки, люди начали волноваться и бежать: на нас надвигалась полиция. Я пригнулась и убежала почему-то не к тротуару, а в пустующую середину колоны. Стояла посреди бульвара на Port Royal, сбоку разбитая остановка с надписью La mort, вокруг взрывы и крики. Незаметно, рядом со мной оказался парень в черном, спросил все ли хорошо. Да, просто шок. Когда из глаз брызжут слезы, ничего не видно, теряешь ориентацию в пространстве. Он предложил постоять с ним, а потом, когда на нас посыпались новые заряды слезоточивого газа, увел меня внутрь османовского дома, где было уже много людей, промывавших глаза водой и вдыхающих чистый воздух.

В это раз, ближе к Grands Boulevard полицию покидает благодушие, флики пытаются разделить колону на двое, отрезать часть черного блока от кортежа синдиката Solidaires. Эта ситуация показывает, что так часто критикуемый черный блок мало чем отличается от общей массы протестующих по отношению к полиции: полицейские набросились с палками на участников профсоюза, не разбирая кто, где, мутузя по спине и по лицу всех подряд. Я сделала снимки и перебежала на другую сторону улицы, людей охватывала паника, на нас из сердца столкновений выбежал мужчина в коричневой кожаной куртке с окровавленной головой и лицом, его девушка плакала, а он сохраняя самообладание успокаивал ее и призывал не паниковать. К нему подбежали медработники medic, и стали оказывать первую помощь. В это время блок начинает строить баррикады из того, что попадается под руку - бетонных перекладин и железных прутьев, оторванных от строительных лесов, реставрируемого рядом дома. Они тащат это на дорогу, кидают коктейли Молотова в толпу полицейских, народ дружно подхватывает «toute le monde déteste la police», синдикалисты поджигают fumigènes на асфальте. Пока полиция избивает палками народ, часть протестующих из черного блока поджигают отделение banque populaire, выбивают дверь и сжигают все банкоматы: пожилая французская пара с улыбкой на лице наблюдает за ними, толпа аплодирует, протестующие призывают людей, наблюдающих с балконов за процессией, присоединяться к шествию. 

В 2016 году Черный Блок приобрел беспрецедентный размах во время народной мобилизации во Франции против Закона о труде, когда они шли во главе кортежа протестующих. Эта практика приобретает особый оттенок во Франции, потому что она является частью непрерывности двухсотлетних городских беспорядков со времен Французской революции: активисты разбивают асфальт, поджигают мусорные баки и машины, взламывают банки, которые попадаются им на пути, бьют витрины и стеклянные остановки, бросают камни в окна зданий, построенных в период Османа.

С чем согласна все от публицистов до политологов, что Черный блок — это не политическое движение, а протестная практика. Сложно составить социологический портрет активистов, участвующих в блоке, некоторые исследователи называют их «сынами учителей» или интеллектуалов. Наверное в 80-е так и было, но сегодня во Франции это скорее левые радикалы, хотя определить их происхождение не так-то просто, в целом Черный Блок связаны с радикальными политическими движениями, такими как анархисты, марксисты, радикальные экологи, феминистки или автономные группы. Все чаще и чаще контингент активистов смешанный, а присутствие женщин увеличивается. К примеру, листовки, распространяемые на одной из парижских первомайских демонстрациях гласили:

Их цель двояка: выразить прямую критику системы через разрушение символических мест, но также и косвенно. Акция освещается и обсуждается в средствах массовой информации, что позволяет распространять в политическом поле радикальную критику капитализма и либерального устройства. 

Уже ближе к Opéra я оказываюсь на другой стороне улицы, замечаю как блок собирается около нас небольшими группами, чтобы обеспечить единую оборону и спровоцировать столкновения с полицией. «Эта постоянная перекомпоновка — вызов для полиции, привыкшей к другим методикам», — отмечается в отчете Исследовательского центра Национальной школы офицеров жандармерии (CREOGN). 

Полицейские их замечают и пускают слезоточивый газ прямо в закрытое баром пространство около нас. Первый раз я попадаю в такое большое облако — газ повсюду. Все вокруг превращается в беспощадную травлю: люди кричат от боли, кого-то рвет, начинается паника. Бежать некуда — в газовом тумане не видно дороги и бульвара, только крики и небольшая группа людей из 7 человек поблизости. Не сговариваясь, мы вваливаемся в ресторан, заполненный напуганными обедающими. Можно дышать во все горло, но глаза ничего не видят, резь страшная. У кого-то из нашей группы оказывается физ. раствор, мне дают аж три тюбика, и я почему-то прячу их в карман — видимо из расчета «потом пригодится». Ничего не соображая, хватаю графин с водой с чьего-то столика и салфетку, мою сначала руки, а потом глаза: вижу как хозяин ресторана раздает всем воду в бутылках, кто-то ломится на кухню, потому что там кран с водой, обедающие уже давно повскакивали, передают салфетки пострадавшим. Двух девушек рвет в углу. Парень и девушка из черного блока, самые спокойные из нашей группы, благодарят хозяина за помощь. Я подошла к ним, представилась и спросила что они думают о сегодняшнем протесте:   

Девушка добавляет:

Сборщики мусора, как и многие другие государственные или частные служащие, бастуют и проводят демонстрации. Несмотря на лирические высказывания министра труда Оливье Дюссопа о «ценности труда и его роли в индивидуальном и коллективном освобождении», они отказываются работать еще два года, объясняя это тем, что их условия работы не позволят им нормально встретить старость. 

Что значит быть сборщиком мусора во Франции? Это ложиться спать ранним вечером, когда твоя маленькая семья еще бодрствует, вставать среди ночи и начинать работу в 4:30 утра. Это значит постоянно недосыпать. Это семь-восемь часов в день за мусоровозом, на улице, в любую погоду. Держись за перекладину, которая не дает тебе упасть со ступеньки, спрыгни с нее, чтобы перебежать от бака к баку, снова встань. Делай вид, что не видишь детей, которые затыкают носы от смеха, когда ты проезжаешь мимо, не слышишь оскорблений водителей, чей грузовик утром блокирует дорогу. Это сборчужого хлама: от дохлых кошек до санитарных принадлежностей, шприцев, осколков стекла, подсунутых в пакеты. По данным исследователей — 4,7 тонны в день, если вы в команде и 9,6 тонн, если вы один за грузовиком. Эторутинная работа, когда вас никто не благодарит, но вас вспомнят первым, если мусор вдруг не убран. 

При таких условиях труда происходит физический износ организма: несчастные случаи на производстве с поражением конечностей и спины, профессиональные заболевания, усталость и боль, которые нельзя измерить, но которые уже не позволяют стоять на ногах как прежде. Последнее решение состоит в том, чтобы обратиться к профессиональному врачу, чтобы признать нетрудоспособность по состоянию здоровья и, по крайней мере, после увольнения иметь возможность зарегистрироваться в Pôle Emploi без особой надежды найти работу, совместимую с его оставшимися способностями. И поэтому надеются, что продолжительность выплаты пособия по безработице, недавно урезанного, позволят свести концы с концами с выходом на пенсию. Иначе нищета ждет всех тех, кто не работает и не является пенсионером…

На Opéra профсоюзы быстро расходятся и отгоняют машины под присмотром полиции. Чувствуется, что народ не собирается расходиться просто так, особенно молодежь. Подслушиваю чужой разговор в толпе: 

На углу улицы ребята поджигают огромный павильон с газетами и молотят ломами стекла дорогого бутика. Они в отличие от ответственного профсоюзного деятеля, парламентария-республиканца, демократа-революционера, или умеренного левого студента не боятся жакерий и бунтов, не боятся восстаний. Искаженное видение, которое принимает реальность, очень им не подходит. Мы оказались как будто на чудном празднике — пожарные запускают fumigènes, а впереди и с обеих сторонфейерверки, пылает костер, пожирающий газеты. Темнеет. Полиция гонит нас назад по бульвару, пытаясь опять разбить толпу на два лагеря по разные стороны улицы. Мы были окружены с самого начала, уйти было невозможно даже через боковую улицу. Используя слезоточивый газ полицейские пытаются прогнать нас. Округлое пространство площади полностью наполняется газом, около меня люди, а позади огромная, светящаяся витрина бутика. Слева, метрах в 30, огромная стена кордона полиции, справа лишь газовый туман. Выбор не велик, я поплотнее закуталась в шарф, подошла к полицейским и попросила их отступить, так как за ними чистый воздух. Незнакомый парень, согнувшись, задыхался неподалеку от меня. Мы не заметили, как небольшая группа людей хлынула к нам, а одна из девушек подбежала и начала бить руками в стеклянный щит одного из полицейских. Они отступили. Освистывание, антиполицейские лозунги, метание снарядов. Протестующий запускает в их сторону фейерверк. В небольшой группе, внимательно изучающей передвижения полиции, молодая женщина с черной маской на лице, которая поначалу не хочет говорить со мной, но потом когда видит что я кричу toute le monde déteste la police соглашается высказаться: 

Амин слушает. Он пришел со своей группой друзей в возрасте от 15 до 18 лет. Отец - грузчик, мама занимается оформлением документов на транспортные средства для физических лиц:

Полиция опять нас атакует, мы убегаем, прежде чем вернуться через несколько мгновений. Сцена повторяется несколько раз. Бульвар по-прежнему окружен, выехать не позволяет даже метро. Молодой человек пересекает толпу и объявляет: расходимся по улицам, улица Вивьен, улица Шуазель. Скорее всего демонстрация примет спонтанный или как говорят на французском sauvage, дикий характер.

В 20:45 протестующие расходятся по узким улочкам, где уже сооруженные баррикады и горящий мусор. Несколькими мгновениями ранее улочкиказались безлюдными, небольшие группы прогуливались среди прохожих, выходивших из баров или ресторанов. Но полиция, не уставшая от многочасовых переходов, следует за группой демонстрантов. Велосипеды и самокаты расставлены посреди дороги, мусорные баки сожжены. Завтра для меня было где-то далеко.