«История политического конфликта» Тома Пикетти и Джулии Кейдж

Редактор телеграм-канала «Алло,Макрон» Кристина Размаева о новой книге французского экономиста Тома Пикетти, которую он написал в соавторстве с социологом Джулией Кейдж. Масштабное исследование электоральных циклов Франции последних двух столетий стало одной из самых обсуждаемых книг конца прошлого года. Пока нет ее перевода на русский язык предлагаем ознакомиться с основными идеями двух авторов.

В 1995 году, всего через два года после защиты диссертации, молодой 24-летний экономист опубликовал научную статью в одном из самых рейтинговых американских журналов. Он стремится понять, почему люди с одинаковым уровнем дохода голосуют по-разному. Почти тридцать лет спустя, став известным экономистом, Тома Пикетти объединяет усилия со своей супругой Джулией Кейдж, чтобы предложить обширное историческое исследование, охватывающее два с половиной века, которое пытается ответить на следующий вопрос: кто, за кого голосует во Франции и почему? Толстый 800-страничный том, заполненный цифрами и графиками, сопровождается базой данных из 1760 статистических файлов unehistoireduconflitpolitique.fr, и полностью соответствует работе двух исследователей: первой о кризисе демократии, второго – о неравенстве.

Как конфликт левых и правых создавался и деконструировался в долгосрочной перспективе и как он связан с классовым конфликтом? Как историческая перспектива может помочь французским левым выйти из нынешнего кризиса? Последняя работа Джулии Кейдж и Тома Пикетти позволяет взглянуть на текущие события в перспективе и предлагает левым возможности, пусть и весьма оптимистичные, по выходу из политического кризиса.

Aнализ Кейдж и Пикетти вдохновлен работой политологов Сеймура Липсета и Стейна Роккана, которые в 1960-х годах предложили анализировать партийные системы и их эволюцию через многомерное видение избирательных разногласий. Их классификация основана на идее о том, что современные общества были отмечены двумя великими революциями: национальной – посредством создания централизованной государственной власти и национального государства – и промышленной революцией. По их мнению, эти две революции породили четыре основных политических разделения, разное значение которых зависит от страны: разделение между центром и периферией (центральные регионы или регионы, близкие к столице, и регионы, воспринимающие себя как периферийные); разделение между централизованным государством и церквями; между сельскохозяйственным и промышленным секторами; и, наконец, разделение вокруг собственности на средства производства, настраивающее рабочих против работодателей и владельцев собственности.

Сегодня Тома Пикетти и Джулию Кейдж добавляют к этому раскол населения по вопросам миграции и идентичности, вокруг глобализации и международной экономической интеграции и, конечно же, вокруг вопросов по охране окружающей среды и глобального потепления. Каждый раз они пытаются понять, как различные социально-экономические характеристики способствуют структурированию противоречивых мировоззрений и ожиданий общества по этим многочисленным вопросам.

На протяжении последних двух столетий политические деятели заставляли нас поверить, что идеологическое деление на левый и правый лагерь стало бессмысленным. Есть здесь и доля правды — политические конфликты всегда многомерны и никогда не могут быть сведены к однонаправленной оси лево/право, с одной стороны, так как социальный класс сам по себе многомерен (если речь идет о вопросах голосования все зависит от размера рассматриваемой агломерации или муниципалитета, профессии, дохода, возраста, пола, происхождения, религиозных взглядов и т. д.), а с другой стороны, потому что электоральное противостояние затрагивает чрезвычайно разнообразные вопросы (политический режим, вопросы собственности, налоговый режим, и т. д.), причем в перманентном обновлении. Однако, разногласия прошлого никогда не исчезают полностью. Именно из этого наследия, структура политического конфликта, а также множественные и меняющиеся понятия правых, левых и сил центра продолжают переопределяться и переформулироваться вокруг мировоззрений и социально-экономических интересов.

Согласно исследованиям Кейдж и Пикетти можно выделить три фазы политического конфликта: трехпартийное разделение, которое превалировало с 1848 по 1910 год; двухпартийное разделение с 1910 по 1990 и снова трехпартийное с 1990 по 2022 год. Действительно, Третья Республика управлялась центральным блоком (умеренные республиканцы) с конкуренцией слева (социалисты и радикалы) и справа (консервативные монархисты) — и в этом авторы правы. Тем не менее не понятно, что поменялось с 1910 года. В этот год радикалы и социалисты лидировали, но не стоит забывать, что Французское Отделение Рабочего Интернационала (СФИО), образованное в 1905 отказалось от участия в буржуазном правительстве. Двухпартийность это не только социальное расслоение, но это еще и политическая система, которая позволяет тем или иным силам управлять, а другим противостоять, и наоборот. Но этой возможности у левых в 1910 году не существовало также, как и у правого блока. Они объединяются между двумя войнами, но разделение между радикальными левыми и социалистами мешают левым объединить правительство несмотря на свои избирательные победы в 1924 году и 1932-м. Народный Фронт, который включал коммунистов, победивший в 1936-м смог бы доминировать, если бы радикально левые не разбили бы его в 1937-м. Под эгидой «национального объединения», снова центр управлял с 1926-го, в 1934-м как и в 1938-м году. Впрочем, двухпартийная система не сформировалось и во времена Четвертой Республики. Центристские коалиции продолжали управлять (третья сила), частью которых и были социалисты, с Коммунистической Партией слева и голлистским движением справа. Реальная двухпартийность — это продукт Пятой Республики. Несмотря на эти оговорки, авторы хорошо анализируют формирование новой трехпартийности после Маастрихтского референдума в 1992 году. Как они хорошо показывают, глобализация, экономический либерализм, деиндустриализация изменили политический и общественный фон, для того чтобы привести страну к состоянию 2022 года, когда Франция была разделена на три приблизительно равные силы: социально-экологический левый блок, либерально-прогрессивный центральный блок и национально-патриотический правый блок, объединяющие каждый примерно треть голосов.

Но как связать политические конфликты и социально-экономические события? Этот вопрос уже рассматривался Тома Пикетти в книге «Капитал и идеология». Там он объединил две основные переменные: неравенство в богатстве и неравенство с точки зрения полученного диплома. Последний критерий в новой книге заменен (и эта замена никак авторами не объясняется) на разделение населения на городское (мегаполисы и пригороды) и сельское (деревни), отсюда авторы выводят понятие геосоциальных классов, которое они заимствуют у Бруно Латура, для анализа изменений социально-экономического неравенства, а также для изучения структуры политического конфликта и его трансформаций. Таким образом, понятие социального класса фактически соответствует геосоциальному, который естественно, включает в себя вопрос об отношении к территории и природным ресурсам, к средствам транспорта и источникам энергии. Но это понятие необходимо понимать более широко в его социально-экономических измерениях. Сюда входят, в частности, вопросы неравенства в доступе к государственным услугам (школы, больницы, спортивные и культурные объекты, общественная инфраструктура и т. д.), неравенства в собственности на средства производства, иерархии заработной платы и доходов, доступа к собственности и жилью, налогообложения и социальной справедливости – все эти вопросы имеют сильный территориальный аспект.

Отсюда вытекает взаимосвязь между развитием политического конфликта и развитием социальных движений, например, движением Желтых Жилетов. Ведь именно тогда стало очевидным, что помимо традиционных социально-экономических разделений, территориальные разделения становятся все более важными. Исчезновение государственных услуг в сельской местности и пригородах сегодня является центральным элементом политизации. Среди рабочего класса бытует стойкое ощущение, что те проблемы, которые им близки, не находят отражения в политическом дискурсе. Тома Пикетти и Джулия Кейдж возвращаются к выборам в законодательные органы 1849 года, во время которых часть местной прессы сокрушалась о городских республиканских лидерах, которые не упомянули решающий для них вопрос: доступ населения к лесам, принадлежавших богатым владельцам. Однако на национальном уровне левые об этом не говорили, что автоматически лишило их сельских избирателей.

Сегодня на периферии Франции мы находим то же самое чувство. К примеру— владение автомобилем. Французам, прежде всего нужна машина, чтобы передвигаться и работать, но для городских левых этот вопрос не находится в центре дискуссий. Марин Ле Пен во время дебатов против Эммануэля Макрона воспользовалась этим, чтобы проиллюстрировать свою меру по отмене налогов на нефтепродукты. С другой стороны, когда Сандрин Руссо, представительница экологического блока, читает нотации жителям провинции, призывая их прекратить готовить барбекю, это действительно вызывает удивление.

Таким образом, с самого начала фундаментальный политический конфликт является двухмерным (бедные и богатые, сельские и городские), с совершенно разными мировосприятием и ожиданиями среди сельских и городских рабочих классов, а также среди сельских и городских зажиточных классов. Этот двухполярный конфликт немедленно определяет структуру, состоящую как минимум из четырех крупных геосоциальных классов, а не из двух (сельская беднота, сельские богатые, городские бедняки, городские богатые), без учета промежуточных классов, что еще больше умножает возможные коалиции и различные формы двух и трехпартийного разделения.

Во Франции с 1789 года неоднократно наблюдалась тенденция рассматривать сельский мир как структурно консервативный, постоянно сопротивляющийся прогрессу и демократии, в то время как городской мир нес в себе ценности современности и перемен, солидарности и уважения. Эти предрассудки тем более распространены, что их распространяют как городская, так и либеральная буржуазия, уверенная в легитимности своей цивилизаторской миссии перед лицом сельских масс. Тем не менее, авторы книги отмечают, что в некоторых регионах наблюдался сильный социалистический и коммунистический крен в голосовании в сельской местности в XIX и XX веках, особенно во время выборов в законодательные органы 1849 года (так называемое «сельское красное голосование», которое сильно напугало землевладельцев), а затем в межвоенный период и в послевоенный период с голосованием за PCF (Французская Коммунистическая Партия). Интересно, что города понимаются – не без последствий для анализа – в широком смысле: они объединяют муниципалитеты с населением до 100 000 человек. Таким образом, добавив деревни, Франция, к удивлению современных географов, у Пикетти и Кейдж становится преимущественно сельской страной (53% населения).

Неожиданным результатом исследования двух ученых стало возвращение разрыва в голосовании между деревней и городом в настоящее время, такого масштаба, который не наблюдался с начала века. Подобные различия между деревней и городом очевидны и в других местах, особенно в Европе и США, тем не менее неправильно считать это трехпартийное деление естественным. Трехпартийность подпитывает разделение рабочего класса, поощряя территориальные конфликты и конфликты на почве идентичности, а также позволяя оппортунистическому блоку сохранять власть с меньшими затратами, приостанавливая движение к большему равенству.

Появление умеренных и оппортунистических республиканцев во Франции является результатом слияния левого республиканского центра и правого орлеанистского центра. Это явление, несомненно, напоминает нынешний «Центральный блок», который объединяет в основном богатые электораты левоцентристов и правоцентристов. Случай с Адольфом Тьером весьма примечателен: министр внутренних дел в 1834 году при Луи-Филиппе репрессировал лионских канутов (рабочие-ткачи по шелку в Лионе); глава исполнительной власти Французской Республики в 1871 году он также организовал разгром Коммуны. В конце концов он убедил себя в опасности монархической реставрации, которая могла привести к новым революциям, и выступил за консервативную республику, крайне умеренную в своем экономическом перераспределении. Формирование «Центрального блока» можно рассматривать как явное проявление элитной агрегации, которую обычно критикуют за ее социальный эгоизм. Более того, видимость этой консолидации политических элит в итоге приводит к ослаблению системы, которую она якобы воплощает, порождая группы, которые оспаривают само ее существование.

Все это напоминает нам о том, что ничто не высечено на камне: все зависит от того, насколько политические организации смогут или не смогут мобилизовать электорат вокруг коллективных проектов. У различных рабочих классов, среднего или богатого, сельского или городского, всегда есть причины принять то или иное политическое поведение, и важно прежде всего начать с понимания этих причин, как в 1789 году, так и в 2022 году, а не искать их стигматизации, прибегая к эссенциализму.

Авторы подчеркивают, что главный разрыв сегодня носит социально-экономический характер и это никак не идентичность, как хотят доказать правые. Это правда, что электорат таких фигур, как Эрик Земмур, отражает антииммигрантские настроения, а точнее, антиисламские настроения. Но эта фракция, хотя и активна, представляет лишь 7% электората, а сама иммиграция является лишь одним из факторов, влияющих на электоральный выбор. В настоящее время такие переменные, как социальный класс, экономика, демография и образование, объясняют почти 70% различий в голосовании между муниципалитетами. Если добавить туда долю иммигрантов и иностранцев, процент увеличится лишь незначительно. Другими словами, хотя иммиграция и является актуальной проблемой, она не обязательно является основной движущей силой голосования.

Исторический опыт подсказывает, что демократическое противостояние именно двух, а не трех коалиций, определенных преимущественно на классовой основе, может позволить найти решения и продвинуться вперед в построении новой социальной и экономической системы. Даже если территории разделены идентичностью и культурными различиями, социально-экономические проблемы объединяют их. Двухпартийная левая/правая конфигурация является наиболее благоприятной с точки зрения как демократического функционирования, так и социально-экономического развития.

Тем не менее, несмотря на организационные проблемы и внутренние разногласия, Пикетти и Кейдж своей книгой подчеркивает важность народной электоральной базы левого блока, которой часто пренебрегают. Упрощенные речи, часто окрашенные правым уклоном, с трудом отражают многогранную реальность рабочего класса, а публичные дебаты ограничиваются грубой категоризацией социальных групп без учета таких элементов, как доход, активы или профессия. Речи, предполагающие массовый сдвиг рабочего класса в сторону «Национального объединения», противоречат фактам. Действительно, значительная часть городского рабочего класса, особенно работники таких секторов, как уборка, уход, общественное питание или торговля, преимущественно голосуют за левых. Эта тенденция сохраняется, независимо от доли иммигрантов в соответствующих муниципалитетах. Кроме того, города и деревни, которые исторически были менее индустриализированы, чем метрополии, сохранили свой профиль рабочего класса дольше, чем последние, которые первыми пострадали от деиндустриализации. За последние три десятилетия эти сельские территории испытывали чувство заброшенности со стороны сменявших друг друга правительств, особенно перед лицом европейской и глобальной торговой интеграции.

Все это открывает перспективы для левого блока. Для преодоления нынешней трехпартийности авторы предлагают создание социального блока – экологической направленности с более широкой народной базой, обращенной к либерально-национальному блоку, в свою очередь возникшему в результате сближения наиболее либеральных и буржуазных тенденций двух других блоков.

В XIX и начале XX века левым действительно удалось вовлечь крестьянские классы в борьбу за социальную справедливость. Но они добились этого, выведя выборных должностных лиц в контакт с этим миром на национальный уровень. Сегодня именно это, по мнению авторов, пытается сделать Франсуа Рюффен (Непокоренная Франция), обращаясь к жителям рабочих кварталов на севере Амьена, а также к служащим и деклассированным рабочим деиндустриализированной долины реки Соммы. Пикетти и Кейдж констатируют, что экологи — единственная партия левого толка, число голосов в которой резко возрастает с ростом дохода. Вопреки этому, для всех других левых партий голосование падает вместе с доходом. Однако, курс на экологический переход сохраняется, и чтобы обеспечить при этом политику социальной справедливости, придется преодолеть этот разрыв. Вспышка движения «желтых жилетов», связанная с налогом на выбросы углерода, ясно иллюстрирует эту проблему. Обложение налогом беднейших людей, у которых нет другого выбора, кроме как передвигаться на автомобиле, несомненно, было не блестящей идеей. Пикетти предполагает, что значительная часть рабочего класса с радостью обходилась бы без своей машины, если бы железнодорожное сообщение между городами было налажено лучше. Здесь оба ученых предлагают объединить чаяния народа и экологические проблемы: использовать прогрессивное налогообложение выбросов углекислого газа и экологический протекционизм в европейском масштабе. Тем не менее Жан Люк Меланшон в диалоге с Пикетти и Кейдж, который проходил в Институте Ла Боэси 20 сентября 2023 года, покритиковал идею авторов обратиться к сельскому населению: для «Непокоренных» приоритетом по-прежнему является городской электорат бунтовщиков с парижских окраин.

Еще один важный аспект предложений Джулии Кейдж и Тома Пикетти касается взаимосвязи между формированием политических коалиций и предвыборными предложениями. Некоторые утверждают, что ключ к успеху лежит в адекватной формулировке программы или в выдвижении соответствующей доктрины, как в теории популизма, предложенной Лакло и Муфф. С точки зрения двух исследователей даже если бы это было правдой, мы не должны забывать о решающем значении партийной организации в политической жизни. В настоящее время во Франции наблюдается упадок политических партий в глобальном масштабе и эти изменения подчеркивают необходимость переосмысления того, как социальные движения связаны с более широкой политической динамикой.

Джулия и Тома предлагают расширить социальное государство, интегрируя его в экологическое видение; обеспечить лучшее представительство сельского мира; реформировать местную систему государственных доходов, особенно в пригородах и сельских регионах, чтобы гарантировать справедливое распределение ресурсов; поддерживать стремление к индивидуальной собственности рабочего класса. Если в основе этих предложений лежит система перераспределения, то для авторов столь же важно интегрировать идею самоорганизации в общественные процессы. Как минимум, ключевую роль в этом должна сыграть демократия, основанная на широком участии и переговорах.

Пикетти не скрывает свою цель — продвинуть европейский социал-федерализм. Он твердо верит в возможность проголосовать большинством за системы социальной защиты и перераспределения налогов в европейском масштабе. Конкретным примером этой необходимости для Пикетти является пограничный налог на выбросы углерода, принятый ЕС, хотя его возможности остаются ограниченными. В 2030 году он составил лишь 2% стоимости китайского импорта, и даже меньше, если принять во внимание весь азиатский импорт. «Для эффективной Европы мы должны стремиться к высоким стандартам в социальных, финансовых и экологических вопросах. Хотя общеевропейская гармонизация является идеальной, она не должна мешать отдельным странам устанавливать свои собственные уровни защиты. Иногда необходимо принять односторонние меры для борьбы с неприемлемыми практиками, такими как финансовый и социальный демпинг».