«Распознавания». Начало.

Nihil cavum neque sine signo apud Deum. [1]
Иреней, «Против ересей» 

Просыпаемся, губы раскрыты, надежда, и вновь корабли. [2]

Часть I
Первый поворот винта [3]

MEPHISTOPHELES (leiser): Was gibt es denn?
WAGNER (leiser): Es wird ein Mensch gemacht. [4]
Гете, «Фауст. Часть вторая»

Даже Камилле нравились маскарады — безобидные, когда маски могут быть сброшены в критический момент, что мнит себя реальностью. Но эта процессия на чужеродный холм меж кипарисов, движимая монотонным чтением священника и мешкающая на четырнадцати стояниях креста (не говоря уже о катафалке, который ее вез, — карете с белой лошадью в упряжи, напоминающей барочную витрину кондитера), потревожила бы скромный лик и ее души, будь та здесь.

«Испанское дело» — так это впоследствии называл преподобный Гвион: не пренебрежительно, а с видом сдержанной озабоченности. Он отличался страстью к путешествиям, когда-то давно; этот-то порыв расширять кругозор наконец и дал шанс области его воплощения (в данном случае — кораблю в Испанию) и стоил жизни женщине, на которой Гвион женился за шесть лет до того.

— Похоронили среди католиков, позже попрекала тетя Мэй. Это была сестра его отца, неколебимая бесплодная женщина, по-кальвинистски преданная тому, кто был преподобным Гвионом до него. Она считала своим долгом не упускать любой возможности для истинной христианской обиды. А обеим семьям хватало на что обижаться и помимо такого с виду легкомысленного смирения вдовца перед кончиной супруги. Они отказались простить, что он не вернул тело Камиллы домой и не захоронил в чистой протестантской земле Новой Англии. Это был их крест — и несли они его на личную мрачную Голгофу с завидным пуританским возмущением.

Вот что случилось.

В начале осени чета отчалила в Испанию.

— Бог знает, что им там понадобилось, среди всех этих... этих иностранцев, говорили одни.

— Причем их там целая страна.

— Да еще и католики, проворчала тетя Мэй, отказываясь даже произносить название их корабля, словно ощущала, как оно знаменует нависшую угрозу и ту вражду, что повсюду усеет моря горькими победами, предвосхищая ее на двадцать лет.

И все же они поднялись на борт «Победы Пердью» и вышли из бостонского порта, готовые ко всем невзгодам, кроме оставленных позади и бедствий таких масштаба и нежданной оригинальности, что христианские суды общего права и страховые компании, робко апеллируя к чувствам, определяют их как «Божий промысл».

В День всех святых, спустя семь с половиной дней после отплытия, на борт «Победы Пердью» взошел Бог и начал свой промысел: Камилла слегла с острым аппендицитом.

Примечания:

[1] «У Бога нет ничего ни пустого, ни лишенного знаменования» (лат.; искаженная цитата, в оригинале – «nihil vacuum neque sine signo apud Deum»). По всей видимости, взято из труда Йохана Хейзинги «Осень Средневековья» (Herfsttij der Middeleeuwen, 1919), пер. В. Уколова.

[2] Т. С. Элиот, «Марина» (Marina, 1930), пер. В. Муравьев.

[3] Поворот винта, как и в названии романа «Поворот винта» Генри Джеймса, отсылает к английской идиоме об ухудшении ситуации (идиома происходит из тюрем викторианской эпохи, когда заключенных наказывали тем, что заставляли без всякой цели вращать ручку устройства тысячи раз).

[4] Мефистофель (еще тише): А чем же занимаетесь вы тут?
Вагнер (шепотом): Созданьем человека.
Пер. Б. Пастернак.