1 Кор 8:8 – 9:2
«Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных. Ибо если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. Не Апостол ли я? Не свободен ли я? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего? Не мое ли дело вы в Господе? Если для других я не Апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостольства — вы в Господе» (1 Кор. VIII:8 — IX:2).
Такими словами апостола принято вразумлять верующих накануне Великого Поста. Идоложертвенное сейчас точно мало кто ест, это уже не очень актуально. Но основная здесь мысль такова: пища может и по этой причине не должна служить соблазном для «немощных». Сразу отметим, что к посту, говению Павлово поучение отношения не имеет никакого. К тому же процитированный фрагмент — лишь малая часть большого рассуждения Павла о поведении христиан среди окружающих их язычников и, как многое у апостола, требует непременной связи со всей нитью рассуждения. Ибо дальше он говорит уже: «Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, по совести; ибо Господня земля, и что наполняет ее. Если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, по совести» (мы здесь несколько изменили Синодальный перевод, заменив «спокойствие совести» на просто «совесть», объяснение чему в другом месте).
Обращенные в языческом мире христиане сразу попали в ситуацию для себя крайне непростую. Ведь и сами они были из язычников, то есть местные, и были полностью в курсе того, какая сакральная подоплека у всего происходящего вокруг. Апостол Павел пишет о постигшем коринфян испытании, называя его человеческим: «Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести». Так же не стоит путать упомянутое здесь «искушение» с тем, что это слово означает сейчас. Ныне это что-то совершенно бессвязное, обычно «мешающее сосредоточиться на молитве», то есть прямо скажем — лень, безалаберность, да и просто нежелание, если всерьез, на эту молитву «вставать», что вполне объяснимо без привлечения в виде объяснения демонических сил. Апостол же рассматривает с разных сторон весьма серьезную проблему, давая ей как оценку, так и рекомендации к людям разного склада и отношения к этой существующей проблеме.
Одни сразу поняли, что вся эта языческая духовность ничего не значит, ее содержание пусто, и кто бы там над пищей не колдовал, ничего в нее из адских глубин не залетело. С такими Павел с первых же строк соглашается, ведь «пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем». Да, ничего там нет, ничего не влетело, все верно, подтверждает апостол. Однако к таким свободным от предрассудков людям у него есть предложение. Не злоупотреблять своей свободой на виду тех, кто ее не достиг. Не переусердствовать в демонстрации. Сейчас у нас в населенных пунктах стоят храмы и всем видом своим приглашают к посещению. Но прежде христианам, выходящим на проповедь, приходилось оказываться в самых разных местах, в том числе и в языческих храмах, в «капищах». А где еще вести религиозные диспуты?
Христос и апостолы тоже ведь нередко в синагогах и в иерусалимском Храме проповедовали, ибо там народ куда больше настроен слушать и спорить. В языческих странах было сложнее. Поэтому оказаться в капище и говорить там с местным жречеством для бывшего язычника было так же естественно, как и апостолам находиться в синагоге, хотя и разница была значительная. Практически вся пища на праздниках «благословлялась» именем какого-либо местного языческого божества, знание об этом было у всех, кто здесь родился и вырос. Но одни к этому относились как к обычаю, который можно перетерпеть ради общения с людьми, а другие слишком всерьез воспринимали «духовную» составляющую всего этого. Таких «немощных» Павел советует не расстраивать, чтобы они не думали себе, что участвуют в языческих жертвоприношениях.
Перед Великим Постом выбор приведенного нами текста для чтения кажется несколько странным. Тут, конечно, тоже в основном все считаются «немощными», такова уж доктрина, но не постящиеся, к примеру, уже по умолчанию самые немощные и соблазнить менее «немощных» стать совсем немощными сложнее. Потому что за ними следят и призывают быть решительнее и соблюдать все по полной. Можно еще подумать, что Церковь тут взывает к тем, кто понимает, что все это, вообще, значения не имеет, а все эти посты затеяны лишь для того, чтобы люди хоть какой-то религиозностью были заняты, раз уж ничего другого организовать не получается. Но так мы думать не станем. Здесь все всерьез. Пост всякий, а Великий особенно, объявлен подвигом. И поэтому, чтобы жизнь христианина сплошь состояла из подвигов с редкой передышкой от них, большая часть дней в году у нас — постные. Впрочем, подвиг ли это, пусть сегодняшние христиане решат сами.