2 Кор 5: 1-10
Второе послание Коринфянам Павла, глава пятая:
«Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа. Итак мы всегда благодушествуем; и как знаем, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа, — ибо мы ходим верою, а не видением, — то мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа. И потому ревностно стараемся, водворяясь ли, выходя ли, быть Ему угодными; ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое».
Третий стих в этом фрагменте довольно сложный, и переведено тут не совсем верно. Вначале, во втором стихе, речь идет о желании облечься в небесное жилище. Дальше перевод - «только бы нам и одетым не оказаться нагими» — исполнен с натяжкой, ибо в оригинале как раз «раздевшись не нагими окажемся». Это кажется странным, ибо раздеваясь все, так или иначе оказываются нагими. Переводчики тут явно смутились и не осилили этого парадокса, поэтому заменили «раздевание» на «одевание», и вышло так, что после облачения в новое, можно еще и нагими себя почувствовать. И мораль отсюда такова выписывается, что на Страшный Суд всех поведут одетыми, а после, вероятно, снова разденут. Дальше эту мысль уже обрабатывают на своих духовных станках считающиеся у нас богословами, даже удостоверения на сей счет имеющие - и чего только не насочиняют…
Но, повторим, речь идет о желании, и о желании же говорится дальше: «Потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью». Итак, желание человеческое не «раздеться», то есть стать духом бестелесным, а «одеться» в такую плоть, которая бы уже не страдала, не болела, не разрушалась. Апостол говорит о естественном человеческом желании жить, мораль никакую не подключает, поэтому второй и третий стихи в совокупности следует понимать так: «В жилище небесное одеться желающие, если даже раздевшись, не окажемся (в смысле: не останемся) нагими». Здесь о вере в то, что после смерти, после «раздевания», нас не ждет вечное бестелесное, «нагое"существование. То есть тут о сакральной и, при том, органичной вере человеческой в то, что жизнь бестелесная, то есть бездеятельная и без инициативная нам не грозит, что созданы люди для жизни в теле: «На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа».
Читаем далее: «Итак мы всегда благодушествуем; и как знаем, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа». В оригинале ни о каком «благодушии» речи не идет, говорится о мужестве, о том, что надо иметь мужество признать, что в теле сейчас мы значительно отдалены от Бога. Это факт, но мы «ходим верою, а не видением», пишет дальше апостол. Неоднократно Павел разными словами говорит, что вера сокращает любую дистанцию. Это центральная мысль всех его посланий, и здесь он от нее не отступает. Зная об этой дистанции, и о причинах, отделяющих нас от Бога, мы имеем опять же мужество - апостол тут повторяется - не бояться «выселения» из тела. Почему переводчики акт «мужества» переделали в «благодушие», Бог их знает. «И потому ревностно стараемся» - скорее, не «ревностно», а «ответственно».
Почему апостол так много и старательно уделял времени на то, чтобы призвать к терпению и мужеству? Языческие религии, да и не только, обычно ориентируют человека на получение явного результата. В случае не получения результата, объясняют это тем, что делалось либо что-то не так, либо что боги оказались сегодня капризны и не желают помогать. Павел говорит здесь же, в послании Коринфянам: «Мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно». Смотреть на невидимое, это и значит иметь веру, вера же печется не о краткосрочном, а о вечном. То есть предполагает глобальный результат изменения мира. Именно туда должен быть направлен взгляд верующего, и ради получения этого результата должен согласовывать свои действия.
Один из церковных чиновников, сравнивая науку, искусство и религию, вынес такое определение: «Религия - это опровержение иллюзии смерти». Что, конечно, не совсем верно. Религия — это огромный комплекс мероприятий, создающих как раз иллюзию, порою, что они что-то побеждают или опровергают. Вера в религии где-то в углу тулится и используется больше вербально и ради пафоса. Одни только «смирение» с «послушанием» в становлении религиозного сознания занимают место куда более значительное, при том, что имеют самый широкий спектр понимания. А уж вера насколько размазана по всяким мелким верам в то-сё, пятое-десятое, так что не перечислить всего, во надо «верить» чтобы и Церковь была матерью, и Бог считался бы Отцом. Так что религии не до опровержения «иллюзии смерти».
Павел же предлагает направлять взгляд веры на самую дальнюю перспективу, которая точно дает меньше всего скорого результата, но которая, тем не менее, и в ближней перспективе позволяет разглядеть весь ущерб, нанесенный жизни смертью, все изломы мироздания, создающие иллюзию того, что смерть всесильна.