Ин 13: 23

«Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса» Ин 13: 23 ; а так же: Ин 19: 26: Ин 20: 2 ; Ин 21: 7 ; Ин 21: 20.

Среди Христовых апостолов Иоанн по воздаваемым ему Церковью почестям находится на третьем месте после апостолов Петра и Павла. Эту честь он заслужил не только благодаря написанным им книгам. Иоанн на страницах всех первых четырех книг Нового завета — активный участник описываемых там событий. Он сам себя на страницах созданного им Евангелия называет «учеником, которого любил Иисус». Церковная традиция и вслед светская литература тоже, переиначили это свидетельство о себе Иоанна, сделав его «любимым учеником», что уже сильно напоминает «любимчика». Так многие всерьез и полагают, что Иоанн без всякой «мирской» скромности, но с «духовным» правдорубием называл себя любимчиком. Между тем у Иоанна это лишь форма говорить о себе в третьем лице, избегая «яканья».

Он, конечно, не называет себя любимчиком, а лишь свидетельствует о том, что по отношению к себе от Христа эту любовь, внимание, терпеливость, заботу о нем сполна понимал, тем самым водит себя в контекст Евангелия не отстраненно и не безучастно. Он «любимый Христом ученик», а не «любимый ученик Христа». Разницу в понимании этих выражений многие отчего-то упорно игнорируют. Это кстати, еще один характерный пример того, когда в обиход толкований входит совершенно корявое, грубое и извращенное понимание евангельского текста. Между тем, именно «совершенная любовь Бога» к Своему творению лежит в основе интеллектуального богословия апостола Иоанна. Не чувственного, как опять же, многие полагают, а интеллектуального. Любовь, забота, внимание, пронизывают все творение, и «Божье» в мире узнается по наличию этих признаков:

«Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Что мы пребываем в Нем и Он в нас, узнаем из того, что Он дал нам от Духа Своего. И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем миру. Кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог, и он в Боге. И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас».

Евангелие от Иоанна свидетельское, он описывал то, чему сам был участником и свидетелем. Поэтому сообщение о себе, как ученике, которого Иисус любил, является первой ступенью этого свидетельства. Это очевидность, которую он сам для себя констатировал. Называя апостола Иоанна «Богословом», полагают, что в его книгах содержится что-то особенно неземное и умом не постигаемое. Богослов, мол. Богословы — они все говорят о Боге так вычурно, что понимать надо только «сердцем». Вкладывая в слово «сердце» тоже какое-то особое и невидимое отделение в анатомическом органе, умеющим разглядывать все значительно лучше ума. Напротив, богословская мысль апостола Иоанна чрезвычайна проста. Другое дело, что выражает он ее местами довольно сложно, и объяснение тому находится, вероятно, в языке. Апостол, как всякий развитый человек, понимал, что кондовые выражения со временем и довольно скоро утрачивают значение, переназначаются, порою, до прямо противоположного.

И, главное, они затираются и перестают восприниматься разумом в их на сей момент понятном и правильно понимаемом значении. Чтобы выразить мысль наиболее адекватно пониманию, требуется иногда отказаться от выражений, которые очень скоро переиначутся в такую «буквальность», которая перевернет все с ног на голову. В религии это вообще обычное дело, любую мысль превращать в «исполнительный лист»: делай так, как Бог велел, где «повелением Бога» может стать все, что угодно. Случалось даже читать, что «повеление Божье» вырвать себе глаза и оторвать руки-ноги (Мтф 18: 8−9) «люди не могут исполнять по слабости». А так бы, конечно, следовало, не будь мы столь немощны. То есть образный язык людьми в религиях иногда напрочь игнорируется, каждое слово в Писаниях готовы воспринимать не иначе, как сигнал к действию, не пытаясь даже понять, что здесь содержится мысль, ее надо понять, осознать, о чем она, а не ефрейторский приказ хватать и бежать не думая, и даже желательно не думая, а, главное, поскорей. Пока мысль не вторглась и не помешала хватанию и бежанию.

Метафорический язык апостола местами сложен. Он при этом не столько мешает понять мысль, сколько мешает толковать ее превратно, извращенно. Впрочем, лукавый человеческий ум все равно выкручивается, превращая ученика в «любимчика», а его слова в «поэзию, понимаемую только сердцем». И в Евангелии от Иоанна, и в Откровении многое, очень многое истолковывается превратно, ошибочно. Основная же богословская мысль апостола чрезвычайно проста. Соответствие Богу в людях сполна открывается через исполняемое братолюбие. Отказ от злых дел, от обмана, от всяких эгоистических устремлений высвобождает «сокровенного человека», действующего, поступающего соответственно «Свету», открытого людям в «Слове». Что означает — смысл мироздания достаточно очевиден, его просто не надо заслонять законами, принуждениями, страхом, «потому что в страхе есть мучение, боящийся несовершен в любви». Достаточно понять и принять Смысл («Слово»), чтобы в каждом обнаружилось это соответствие.

Местами метафорически, местами исторически Иоанн описывает Христа, как своего Учителя, словами и делами являющего и открывающего людям этот смысл. И согласно этому смыслу он не «любимчик», а человек, познавший, в чем заключен этот смысл.