Ambas Sador (Бермуд)

Сложно говорить о том, что ты писатель или автор, да еще сложнее держать планку.

Но я стараюсь.

С какой целью я здесь? Наверное, набрать свою аудиторию, хотя это место может быть и не совсем подходящим, но посмотрим. Почему бы и нет, как говорится!

Здесь можно найти какие-то зарисовки, рассказы или главы новых книг, которые еще нигде не публиковались, да еще планирую вести дневник недописателя, возможно, будет весело.

А пока хочу поделиться визуалом к тройке собственных книг, которые очень люблю, потому и редактирую слишком часто. Какое ха-ха. В общем, добро пожаловать!

Он целует долго, жадно, кусая меня за губы. Его руки лежат на моей талии и крепко прижимают к себе. В нос снова бьёт аромат Paco Rabanna, от чего голова начинает кружиться ещё сильнее.

С большим трудом отстранившись от итальянца, положила руки на его грудь и внимательно смотрю в глаза. Такие же чарующие и пленяющие, в них светится тот самый огонь, как и несколько лет назад.

— В чём дело? — он непонимающе взглянул на меня, вытирая правой рукой следы губной помады со своего лица.

— Ты собирался говорить со мной, — одернув подол своего платья, позволяю себе слегка усмехнуться и опереться на край стола, бросая взгляд в сторону включённого диктофона. — Боюсь, с таким подходом мы проведём здесь слишком много времени и не продуктивно.

Иномарато кивает головой и поправляет воротник своей рубашки, присаживаясь на своё место. Немного подумав, он протягивает руку с просьбой дать ему закурить.

— Не в моих привычках угощать мужчин, — ехидная насмешка,  после которой всё же отдаю пачку своему собеседнику.

— Вернёмся к разговору, — прикурив, он выдыхает дым в сторону и слегка морщится. Ротманс для него - слишком лёгкие сигареты, тем более, он не любит вишню. — Что было потом?

В мире нет ничего вечного.
Тринадцатое правило Ньюэмской семьи.


Капориджиме был найден в своём загородном доме недалеко от Борнмута. Ему перерезали горло корсиканским ножом, на ручке которого красовались выгравированные инициалы: D. I. 

Орудие убийства принадлежало никому иному, как Данте Иномарато. 

Отец был встревожен. Причин для убийства подручного не было ни у кого, тем более у приближенного к боссу мафии, но факты говорили о другом. В период, когда это произошло, папа стал реже появляться дома, пытаясь докопаться до истины.

Данте всё отрицал. И не удивительно, поскольку видимых причин для подобного не было. Но всё было куда сложнее. Мне, маленькой девочке, которая днями напролёт находилась дома в компании своей няни, выжидая дома папу, было неизвестно, что происходит за пределами особняка.

По идее, точнее по правилам Семьи, Данте не должны были оставить в живых, квалифицируя его поступок, как предательство, но отец слишком дорожил своим другом и предпочёл верить ему. Бóльшая часть синдиката готова была спустить шкуру с Иномарато, но отец пошёл против системы, желая докопаться до истины.

Нож принадлежал Данте, но последним держал его в руках мой отец, об этом свидетельствовали оставленные отпечатки пальцев. И в один момент всё резко изменилось. Наружу всплыли факты неоднократных конфликтов отца с Капо. Тот яро поддерживал идею убийств в то время, как одним из главных правил семьи было сведение расправ к минимуму.

Позже выяснится, что подобных стычек было неимоверное количество, а ещё спустя некоторое время отцу выдвинут официальные обвинения. После чего, осознавая всю суть своего положения, глава семьи сведёт счёты с жизнью, оставив меня совершенно одну.

Свой одиннадцатый день рождения я отмечала в кругу семьи Иномарато. Данте заботился обо мне как о своей дочери, к тому же Габриэлла во мне души не чаяла. Всю жизнь хотела дочь, но родила Михаэля. 

Я тосковала по папе. Его безумно не хватало, поэтому ночью я позволяла себе вспомнить о нём и поплакать. Но чем старше я становилась, тем больше думала о случившемся. После смерти отца на его место, как особо приближённый, сел Иномарато-старший и справлялся со своими обязанностями весьма неплохо. Увеличив капитал синдиката раза в полтора, он заслужил доверие и заручился поддержкой остальных капориджиме. Об отце он не упоминал, ни дома, ни где-либо в другом месте.

Изо дня в день я прокручивала в голове момент смерти отца и не понимала, что заставило его так поступить. Чем бы я не занималась: рисовала, вязала или просто играла бы с Михаэлем, я всё равно думала о причинах гибели моего дорого отца.

В тринадцать Михаэль признался мне в любви и подарил кольцо, которое было нагло украдено из шкатулки Габриэллы. Влетело ему знатно, но судя по всему, он об этом нисколько не жалел. Подумав о том, что это временное помутнение рассудка, естественно, я не приняла его слова всерьёз, ввиду своего возраста и положения.

Но время шло, а от своих слов он всё так же не отказывался. Он всегда был рядом и всегда был готов помочь, Михаэль был моим единственным лучшим другом, который претендовал на что-то большее.

На протяжении всех лет, пока я жила в доме нового отца, я прислушивалась к каждому слову и шороху в надежде найти хоть какую-то ниточку, которая привела бы меня к ответам на мои вопросы, но тщетно.

Всё было замечательно до того момента, когда я начала активно пытаться что-то выяснить. Данте как-то застукал меня в своём кабинете, когда я спряталась в шкаф, чтобы подслушать его разговор с одним из солдатов. Никакой взбучки он мне не устроил, но видимо задумался о том, что меня все ещё беспокоит и волнует то, что произошло с моим отцом.

По всей видимости, некоторым членам семьи не пришелся по нраву тот факт, что я сую нос не в своё дело. Каждый раз, когда в дом кто-то являлся, я ловила на себе косые и самодовольные взгляды.

Однажды, в один из такой визитов, один из Капо позволил распустить свои руки, хватая меня за грудь. Очередная психологическая травма была получена в шестнадцать. Данте об этом ничего не знал, а Михаэль, питавший все ещё сильные чувства, разозлился не на шутку, устроив скандал, за который получил неплохую выволочку от папы.

Сказка закончилась, когда мне исполнилось семнадцать. Иномарато был вынужден покинуть Англию, оставив меня в семье того самого мерзкого и слащавого Капо, ссылаясь на то, что я буду только мешать работе. Михаэль был отправлен в Италию и с тех пор мы не виделись. Единственным средством связи были письма, которые мы писали друг другу безостановочно.  

Я помню Роберта. Высокий, с вечно надменным и похотливым взглядом. От него постоянно несло приторно сладким одеколоном, от которого кружилась и голова.

Данте обещал забрать меня, как только вернётся. Но этого не случилось. И с тех самых пор, на протяжении семи лет я была игрушкой в руках омерзительного ублюдка.

— Всё началось с мая 1977, — начала я, доставая сигарету. — Мне было десять, и я ничего не знала о делах отца, я просто видела его рассерженным и злым в тот промежуток времени. Но не понимала в чём дело.

— Май? — Михаэль нахмурился, из-за чего на лбу появилась заметная складка. Наблюдая за тем, что в моих руках снова появился Ротманс, он молча подаёт мне зажигалку. — Обвинения были выдвинуты буквально за пару недель до самоубийства.

— Это официальные обвинения, у которых была своя предыстория, — прикурив, прикрыла глаза и выдохнула дым наверх, откидываясь на спинку стула. — О ней я узнала в ходе своих разбирательств.

— У нас плохие новости, — русоволосый парень склонил голову вниз, с прискорбием проговорив эту фразу. Его сердце колотилось так, словно он пробежал марафон, а сбитое дыхание не позволяло сказать всю фразу целиком. — Убит один из капориджи́ме*. Фи́липп найден в своём доме. Перерезано горло.

Стоя в просторной гостиной на ковре, парень сомкнул перед собой руки в замок, не позволяя себе поднять голову, чтобы взглянуть на своего собеседника.

Отец сидел в кресле и смотрел на огонь, разведённый в камине, сохраняя внешнее спокойствие, а я была на кухне, пытаясь стащить что-нибудь сладкое. Оттуда прекрасно было слышно, о чём они говорили.

Выстрел. Этот звук прочно засел в моей голове после того, как я впервые услышала его в тот августовский вечер. Мой отец покончил с собой, выстрелив себе в голову. Его тело остывало на полу его же кабинета, рядом образовалась лужа липкой и вязкой крови, которая увеличивалась в размерах каждую минуту, а его правая рука сжимала рукоятку револьвера кольт Кобра*.

Это моё последнее воспоминание о нём. Я запомнила его таким: лежащим с открытыми глазами и приоткрытым ртом. Не самая приятная картина для десятилетнего ребёнка.

Что было потом я помню совсем смутно. Шок, а далее — истерика.

Моя няня миссис Кэндрик увела меня из кабинета, в её глазах читался испуг, руки дрожали, как и её голос.

— Посиди здесь, милая, я сейчас вернусь, — торопливо произнесла она, заперев меня одну в детской комнате.

Кроме нас троих в доме никого не было. Отец намеренно велел охране покинуть дом, горничная была вознаграждена отгулом, а его лучший друг и по совместительству консилье́ри* был отправлен по какому-то важному делу в Лондон.

— Я говорила, что я буду мстить всем. В отличии от вас, я следую законам, — томно прошептав, слегка прикусываю мочку его уха, а затем целую в щеку, которая покрыта трехдневной щетиной.

— Они ни в чём не виноваты, Моника... — он закрывает глаза и нервно сглатывает, когда я своими ногтями провожу по его шее, доводя до мурашек. — Вендетта — это кровная месть, только вот главного виновного ты почему-то не тронула.

В мгновение рука слегка сжалась на его горле, а глаза наполнились яростью и злостью. Желание его придушить прямо здесь и сейчас становилось все больше и больше, особенно когда он не предпринял ни единой попытки сопротивляться. Через пару мгновений хватка была ослаблена. Я вернулась на своё место, презрительно глядя на Михаэля.

— Не тебе решать, кто здесь виновен. Ты ничего не знаешь. Прячась в своей конуре со своей женой, ты жил спокойной жизнью, а я выживала, одновременно ища ответы на свои вопросы.

— Ответ был найден давно, но почему-то Он до сих пор жив. Так в чём же дело, Моника? В чём? И самый важный вопрос: где все деньги? 

Он вновь стал серьёзен и напряжён. Задрав рукава своей рубашки, он расстегнул пару верхних пуговиц, позволяя мне рассмотреть цепочку, висящую у него на шее. Он всё ещё её носил.

— Какой ты сентиментальный, Иномарато, — очередная ехидная усмешка от меня.

— Не могу её снять. Слишком дорого для меня, — его глаза на секунду сверкнули, а затем он отвернул голову в сторону, глядя в узкую щель, называемую окном. — Что ты творишь? Неужели ты действительно влюблена в этого никчёмного полицейского?

Его слова сделали мне больно, заставив вспомнить Мартина. В глазах снова сверкнула ненависть и желание располосовать итальянца ногтями на этом же месте, но сделав глубокий вдох, я взглянула на него.

— Действительно хочешь это знать?

— Да.Италия. Тоскана. 2020 год.

Жёлтые обшарпанные стены маленькой комнаты морально давили на меня. Кроме того, еле работающий потолочный вентилятор никак не мог исправить ситуацию — было очень душно. К тому же, сильно пахло мусором. Запах тянулся из крохотного приоткрытого окошка, который являлся ещё и источником света, помимо лампы, стоящей на простом фанерном столе. Отвратительно.

В комнате было двое: Я и Михаэль - мой визави. Два стула, один стол — вся мебель, которая здесь была, не считая охранника, стоящего рядом с входной дверью.

Заметив мои недовольные взгляды, Михаэль попросил молчаливого пса покинуть комнату. Теперь мы остались только вдвоём.

— Господин Иномарáто, не найдётся зажигалки? — спросила я, одарив его лукавой улыбкой, двумя пальцами обхватила сигарету, при этом не сводя взгляда с брюнета.

— Не думаю, что курить здесь — это хорошая идея, — уверенно ответил он, опираясь локтями на край стола.

Напротив меня сидел красивый и статный итальянец, прожигающий меня своими карими, с янтарным отливом, глазами. Его белая, накрахмаленная рубашка никак не сочеталась с этим интерьером. Впрочем, как и моё чёрное платье.

— И всё же? — закинув ногу на ногу, требовательно спросила я.

Он старался смотреть мне в глаза, но всё же иногда его взгляд оказывался прикован к моему декольте. Задёргав своими скулами, итальянец достал из кармана штанов зажигалку, позволяя мне прикурить мой вишнёвый Ротманс.

— Здесь нет пепельницы.

Делая первую затяжку, откидываюсь на спинку шаткого стула, выдыхая дым в сторону. Пепел стряхивается на пол.

— Теперь мы можем поговорить? — брюнет спокоен и сдержан, хотя я прекрасно его знаю, он умеет взрываться так, что кровь закипает прямо в венах.

— Пожалуй.

Прежде чем сыпать своими бесконечными вопросами, Михаэль достает из кармана штанов диктофон и включает его. Наши взгляды снова встречаются.

— Я буду записывать наш разговор, с твоего позволения, — с некоторой мягкостью произносит он, поправляя часы на запястье своей левой руки.

— Разве мои отказы здесь хоть что-то значат? — легкая ухмылка и очередная затяжка.

Несмотря на ужасную духоту, мне стало легче, стоило выкурить половину сигареты. По завершению ритуала окурок был брошен на пол и затоптан подошвой моих чёрных туфель.

— Ты понимаешь, что ты здесь не просто так, и.. — но договорить он не смог, поскольку был перебит.

— Да уж, твой кортеж из ласковых прислужников доходчиво всё объяснил, — потирая свои запястья, на которых красовались следы от мужских рук, снова взглянула на своего визави. — Обучи их манерам, Михаэль.

— Сейчас речь не об этом, но прошу простить их, они новички, — ответил итальянец в свое оправдание. — Что ты делаешь здесь, в Тоскане? 

— Мы перешли к допросу? —от меня снова следует издевательская насмешка вместо адекватного ответа.

— Да.

— Занимаюсь своими делами, хотела купить виноградник.

Восседая на стуле с идеально ровной спиной, скрестила руки на своей груди, внимательно разглядывая мужчину. В последний раз я видела его пару лет назад, когда просила его о помощи, но была отвергнута им и его семьёй.

 Сын лучшего друга моего отца, обещавший мне кров и помощь в любое время вышвырнул меня, стоило переступить порог его дома. Это не забылось.

Он заметно нервничал и переживал, то и дело дергая под столом своей ногой и слишком активно жестикулируя своими руками во время разговора. Ох уж эти итальянцы.

— Два убийства, Моника. Два. И это за последние 2 недели, — он начинал нервничать всё больше, от чего вена на его виске вздулась ещё сильнее. — Наших людей убивают. И чудесным образом всё совпадает с твоим приездом.

— Подозреваешь меня? — иронично улыбаясь, встаю с места и огибая стол, становлюсь позади мужчины.

Стоит опустить свои руки ему на плечи, как ощущаю всё его напряжение. Запускаю руку в его густые темные волосы, склоняясь над самым ухом, чтобы перейти на шёпот.Он сидит неподвижно, пытаясь сохранить свое хладнокровие, но сердце выдаёт его с потрохами. Проводя левой рукой от плеча вниз, до самой груди, останавливаюсь и чувствую, как колотится сердце итальянца.

Мафия — криминальное сообщество, сформированное в Сицилии, представляющее собой объединение (семью).   

Моему отцу удалось сделать невозможное. При наличии живой и здоровой, а самое главное — правящей королевы в Англии, вся власть была сосредоточена именно в Его руках. Королем был Он.

Вдвоём со своим братом они сумели выстроить империю, которая в начале 70-х подчиняла себе всю западную часть Англии, а в начале восьмидесятых подмяла под себя почти всё королевство.
На счету Нью́эмского синдиката было несколько десятков убийств, а состояние семьи оценивалось в 200 млн. фунтов. Согласитесь, сумма впечатляющая, впрочем, как и то, что позволял себе отец. 
У меня было всё. Папа не отказывал мне ни в чём и никогда, но не позволял расти избалованной и эгоистичной. Я всегда знала, что мне позволительно, а чего делать вовсе не стоит.
Моим первым словом было "Омерта"*, а свод правил был выучен быстрее, чем таблица умножения:
1. есть только одна причина покинуть организацию — смерть;
2. обидчик одного члена организации обижает всю организацию;
3. правосудие вершит только организация;
4. члены организации подчиняются главе организации беспрекословно;
5. предательство карается убийством предателя и всех его родственников; Расправы над родственниками можно избежать, если виновный согласится совершить самоубийство. Под предательством подразумевается любое действие или бездействие приведшее к преследованию властями любого другого члена организации либо организации в целом или любой ее части.
Ловко обставленное обвинение в предательстве вынудило моего отца пустить пулю в свой лоб, чтобы спасти меня, но позже, один из подручных начал охоту за мной, нарушая один из пунктов кодекса чести. Но я выжила. И теперь, спустя столько лет, власть сосредоточена в моих руках, и я готова мстить.
Я вершу вендетту. Я — закон в этом городе. Я — Моника Шепард.
* Омерта - кодекс чести.