Продолжаем феерию набросков по Орегайру.

— Хикигая, у тебя совершенно отсутствует чувство самосохранения?

— Впервые слышу, — пожал плечами, неспешно затягиваясь сигаретой и выпуская сизый дым через ноздри. — Это что-то заразное?

— Ха-ха, очень смешно, — процедила Хирацука, с силой захлопывая за собой дверь, отсекая тем самым мою единственную возможность побега с крыши школы.

Впрочем, не то чтобы я планировал куда-то сваливать.

Стряхнув пепел, прислонился спиной к металлической сетке, рассматривая явно разъярённую учительницу. 

Нет, прав был тот человек, что утверждал, что красивая женщина остаётся красивой, даже когда становится фурией. 

— Ты хоть понимаешь, на что нарвался? — какой взгляд, я не могу. Огонь, чистейшее пламя, при виде которого Прометей бы, благоговея, упал на колени, воздев руки к небесам. 

— На сеанс качественной асфиксии? — наклонил голову, сжимая фильтр сигареты зубами. 

На бледной шее Сидзуки набухла жилка, да и выражение её симпатичного лица не сулило ничего хорошего. Учитывая, как у неё поставлен удар и насколько он заведена, можно с уверенностью сказать — надгробие мне будут ставить за счёт бюджетных ассигнаций. Если, вообще, будет что хоронить.

Однако, несмотря на все эти факторы, я испытывал ни с чем несравнимое болезненное удовольствие, подкармливая своего внутреннего мазохиста.

— Знаешь что… — Хирацука хрустнула пальцами. — Докуривай свою сигарету и готовься.

— К чему? — усмехнувшись, выпустил клуб дыма.

— К тому, что это будет твоей последней сигаретой в жизни, — неожиданно спокойно припечатала сенсей, попутно оглядывая меня с ног до головы, словно примеряясь, куда отправить свой фирменный хук с правой.

— И даже не дадите мне возможности составить завещание? — вскинул бровь, сохраняя внешнее спокойствие.

Хотя… и внутреннее тоже. Ведь, как ни крути, к таким последствиям я был готов изначально, когда шёл на дело.

— Не беспокойся, я отлично изучила твой почерк.

— Вау, вы ради моего комфорта готовы пойти на такое преступление, как подделка документов? — поцокал языком, добивая последнюю фазу и метким щелчком отправляя окурок в долгий полёт с крыши здания.

— Одним грехом больше, одним меньше, — Хирацука неспешно переступила с ноги на ногу, а затем, почти молниеносно, сократила расстояние между нами.

В следующее мгновение, я почувствовал, как меня с силой впечатали в ограждение, крепко сжимая за плечи.

— Хикигая, повторю вопрос, ты совсем крышей поехал? — прорычала Сидзука, наклонившись до такой степени, что я чувствовал её дыхание на своих губах.

— Было бы чему ехать, — мамочки, да она же меня в воздухе держать умудряется. И сжимает так крепко, словно вот-вот сломает.

Ками…

…кажется, я заработал новый фетиш.

— Воровство, курение в несовершеннолетнем возрасте, в неположенном месте ещё и во время занятий, — по мере перечисления моих проступков, голос учительницы становился всё тише и тише, пока, под самый конец, не превратился в полноценное шипение: — Зачем, объясни?

— Сенсей, — я сделал паузу, завороженно смотря на столь близкую ко мне женщину.

Будь я проклят, если упущу подобный шанс.

Впрочем, не стоит забывать про поведение настоящего джентльмена. Сначала вопрос, а затем — действие.

— Что? — ну же, наклонитесь чуть-чуть ниже, чтобы было удобнее.

— Можно я лизну ваши губы?

В следующее мгновение, давление на плечи испарилось.

Как и сама Сидзука, магическим образом оказавшаяся в метре от меня.

Видимо, она и сама не успела толком осознать своих движений, действуя на инстинктах, ибо до сих пор держала руки в слегка вытянутом положении.

Отряхнув рубашку, оттолкнулся от ограждения, принимая нормальную позу, с сожалением прокручивая в голове упущенную возможность.

Эх, так и знал, что сначала нужно было делать, а уже потом спрашивать…

— Хикигая… — вынырнув из состояния шока, Хирацука потёрла переносицу.

— Я вас внимательно слушаю, — да, со стороны может показаться, что я действительно отбитый на всю голову или совершенно не осознаю границ, однако, есть небольшой нюанс.

— Сигареты мне верни, — сохраняя приличное расстояние между нами, Сидзука вытянула ладонь вперёд.

— В обмен прошу вернуть сердце, которые вы так нагло украли, — привычно осклабился, попутно кидая ей запрошенный предмет.

— Предпочитаю сразу избавляться от протухшего мяса, — скривилась Хирацука, тут же зажимая меж зубов никотиновую палочку.

Замерев на пяток секунд, она шумно выдохнула через нос.

— Зажигалку тоже.

— Сувенир на память! — наигранно возмутившись, подкинул означенный предмет в воздух, вновь ловя его.

Хирацука молча щелкнула пальцами.

Закатив глаза, всё-таки перестал изгаляться и вернул ей источник огня.

Пару раз щёлкнув кремнием, сенсей крепко затянулась и, довольно зажмурившись, выдохнула клуб дыма.

— Понимаешь, что, если я скажу директору, тебя исключат? — не смотря на меня, поинтересовалась Сидзука.

Засунув руки в карманы, перекатился с пятки на носок.

— Понимаю. Но также понимаю, что вы меня не сдадите.

— С чего такая уверенность? — хмыкнула учительница.

— Даже не зна-а-аю, — протянул, разглядывая ногти. — Может быть, потому что я ваш любимый ученик, потеря которого окажется для вас невосполнимой?

Сидзука наградила меня красноречивым взглядом, явно выражающим всё её отношение к данному вопросу. 

— Согласна. Представить себе не могу того дня, когда мне, наконец-то, перестанут выносить мозг по поводу твоих “интересных” сочинений, постоянных прогулов, полного игнорирования школьных правил… — женщина убрала окурок в переносную пепельницу. 

— Звучит так, словно я привношу в вашу жизнь лишь горечь и разочарование.

— Потому что так оно и есть? — выгнула бровь сенсей.

Эй!

— По крайней мере, ты ещё не раз дал повода для того, чтобы изменить отношение к твоей персоне, — вынесла женщина жестокий вердикт, окончательно поставивший жирную точку на моих попытках вскрыть замок от её сердца.

Хотя, ладно, кого я обманываю?

По сути, стратегия, которой мне приходится на текущий момент времени, чем-то схожа с теми неосознанными манипуляциями, которые проводят дети при попытке воздействовать на взрослых. То есть привлечение внимания через, объективно говоря, “шаловливое поведение”. Зачастую к такому методу прибегают, когда остальные уже не работают в сознании ребёнка: ни слёзы, ни тихие просьбы или условные попытки сыграть на положительных тонах.

Ключевой же запрос в следующем: зачем я этим занимаюсь, верно?

— Поэтому, Хикигая, я искренне надеюсь, что в какой-то момент ты найдешь в себе силы осознать простую истину… — скрестив руки на груди, Сидзука ушла с головой в очередную воспитательную речь, в то время как я, ничтоже сумняшеся, бегал взглядом по её фигурке и думал.

Думал о том: каким бы образом мне склонить данную особу к вещам крайне нетривиального характера?

И по какой причине, мне настолько сильно этого хочется…